"День "Икс"или "Мармеладный бунт".
Из воспоминаний о службе в ГСОВГ
В Германии, в Германии,
В далекой стороне…
Из песни Соловьева-Седого на слова
Фатьянова «Давно мы дома не были»
О службе в Германии сохранилось много воспоминаний, здесь - лишь малая толика.
В 1953 году для прохождения дальнейшей службы я был переведен в 9-ю механизированную дивизию, дислоцировавшуюся в городе Коттбус.
При первом выходе в город я купил в газетном киоске план города и пошел с ним знакомиться. Старый город, живописные парки, ландшафтный парк Браниц были очень красивы. Поинтересовался и историей города. Это был второй по величине город земли Бранденбург после Потсдама. А вообще-то в ГДР земли были упразднены, а вместо них были созданы округа наподобие областей в СССР, и Коттбус являл собой столицу округа Коттбус.
Коттбус, в старину называвшийся Хочебуз, был примечателен тем, что являлся центром лужичан. Лужичане, лужицкие сорбы или полабские славяне – последняя сохранившаяся этническая общность славян Германии, представители которой живут на востоке страны в областях Верхняя и Нижняя Лужица, и говорят они на принадлежащем к западной ветви славянских языков – лужицком (между польским и великорусским). В основном лужичане проживали в Шпреевальд – городе на воде, названном немецкой Венецией, и по реке Шпрее. Лужичане сохранили не только свой язык, но и национальную одежду, и в Коттбусе часто можно было встретить лужичан в национальных костюмах.
В воскресенье магазины у немцев не работали. Такой был у них порядок. В воскресные дни немцы не сидели дома, а делали променад по городу, гуляли в парках, а обедали опять же не дома, а в многочисленных ресторанчиках и Gaststette. Иногда и мы, как немцы, просто гуляли по городу, а, проголодавшись, перекусывали где-нибудь и что-нибудь, но чаще всего сосисками.
Хотя немцев называют колбасниками, но вкусной колбасы я в ГДР не встречал. Возможно, где-то в Германии и делали колбасу, заслуживающую похвалы, но не в тех городах, в которых мне довелось служить. Другое дело – немецкие сосиски, они действительно были смачными. По размеру – что-то среднее между нашими сосисками и сардельками, но много вкуснее. Горячих сосисок можно было отведать не только в ресторанчике, или в какой-нибудь забегаловке, но и на улице, где их продавали на бойком месте, как у нас на улицах продавали мороженое. Выглядело это так: продавец брал хрустящую булочку, надрезал её, затем доставал из кипящей воды сосиску, вкладывал её в булочку, мазал горчицей, и перекус готов: bitte sch;n, можете кушать. Немецкая горчица – не чета нашей, от неё во рту нет пожара – одна кислота, и мы от неё отказывались, просили горчицей сосиску не мазать. Вкуснее варёных сосисок были сосиски жареные на прутьях – Bratw;rsten. Они с тмином, тоньше и длиннее обычных. Так что сытно перекусить можно было прямо на улице.
Кроме сосисок была у немцев еще одна вкуснятина – шницель. Подавали шницель на специальном фаянсовом блюде овальной формы с тремя отделениями. В самом большом помещался свежеизжаренный, с румяной корочкой, размером чуть ли не в две ладони, шницель, а в двух маленьких – гарнир: пара картофелин, тушеные капуста и свёкла. Мы, русские, просили подать еще и хлеба. Официант приносил тонкий ломтик, которого хватало на два-три укуса. А немцы ели без хлеба, так сложилось исторически – хлеб у них всегда был в дефиците. После такого шницеля, да кружки пива к нему, есть долго не хотелось. Что касается пива, то у немцев оно было отличное. Его подавали в трехсотграммовых бокалах, но можно было заказать и Stiefel; Stiefel - это такая стеклянная посудина в форме сапога литра на три. Охотников на такую емкость было не так уж и много, но некоторые немцы под восторженные возгласы присутствующих заказывали, сам видел.
И сосиски и шницель запомнились. В остальном же немецкая кухня для нас была не привлекательна, как мы выражались, не для нашего брюха.
Немцы, в своей массе, питались много скромнее нас. У меня как-то произошел случайный кулинарный разговор с немцем. Посещение немецких ресторанов было под запретом, но наши воины просто не могли этот запрет не нарушать, и, если бывали в городе, то не могли пройти мимо питейного заведения, чтобы в него не заглянуть. Однажды, еще до переезда в Коттбус, я зашел в кабачок, чтобы выпить пивка. За столик ко мне подсел немец, сносно говоривший по-русски. У нас завязался разговор, во время которого немец спросил меня, что мы, русские, едим на завтрак. Тогда наши войска в ГДР еще считались оккупационными, и нас, оккупантов, кормили весьма сытно и вкусно, а в буфете при офицерской столовой можно было выпить пива и даже водочки. Правда, потом продавать спиртное в буфете запретили, поскольку не все знали своей нормы и частенько в послеобеденное время появлялись на службе подшофе. Не помню, что я наплёл немцу о нашем меню, но запомнил, что, тяжело вздохнув, он сказал, что они, немцы, на завтрак едят хлеб с мармеладом. Об этом разговоре я вспомнил, когда в Берлине началась заваруха, о которой пойдет речь дальше.
Так называемый «День «Х» - антиправительственное восстание в Берлине, кто-то предпочитал называть его путчем, случилось 17 июня 1953 года, и быстро охватило другие города ГДР. Теперь мало кто помнит это событие, а молодежь вообще не знает. А тогда о нём шумели все СМИ.
В этот день нашу дивизию подняли по тревоге, и мы не сразу поняли, что произошло. Более или менее полная картина прояснилась позже. Постараюсь здесь рассказать о том, чему я сам был свидетелем, что слышал от сослуживцев, а что узнал из других источников, прежде всего, из сообщений газет и радио.
Основными причинами этих событий явились, как потом утверждалось в газетах, низкий уровень жизни в ГДР по сравнению с Западным Берлином, куда для немцев еще был свободный доступ, а также ошибки властей ГДР во внутренней политике. В апреле 1953 года были повышены цены на общественный транспорт, одежду, обувь, хлебопродукты, мясо и продукты, содержащие сахар. Одновременная нехватка сахара привела к дефициту искусственного меда и мармелада, служившего одним из основных компонентов стандартного завтрака большинства немцев (вот когда я припомнил свой разговор с немцем за кружкой пива). Это уже тогда вызвало возмущение у немецких рабочих, У наших властей возмущение по поводу мармелада было воспринято как «мармеладный бунт».
В то же время, следуя примеру СССР, власти ГДР повысили нормы выработки. Началось брожение, прежде всего, строительных рабочих. С каждым днем оно возрастало. Уже 16 июня строители вышли на улицы Берлина. По всей видимости, восставшие надеялись на ветер перемен после смерти диктатора Сталина, но они ошибались. На состоявшемся митинге, помимо экономических, были выдвинуты и политические требования объединения Германии, свободных выборов, освобождения политзаключенных.
Одна из газет Восточного Берлина так подала это событие: «17 июня. Вчера в демократическом секторе Берлина имели место волынки на некоторых предприятиях, в частности среди строительных рабочих». Однако дело было гораздо серьезнее. 17 июня, названного «днём Х», забастовка в Берлине была уже всеобщей. Кроме лозунгов о смене правительства появились лозунги, направленные против оккупационных войск: «русские убирайтесь вон!». Толпа громила полицейские участки, здания партийных и государственных органов и газетные киоски. Обстановка нагнеталась агентами и агитацией из ФРГ и Западного Берлина.
Волнения перекинулись на всю Восточную Германию. В индустриальных центрах стихийно возникали забастовочные комитеты и рабочие советы, бравшие в свои руки власть на фабриках и заводах. В Дрездене, Гёрлице, Магдебурге произошли вооруженные стычки рабочих с полицией. В этой ситуации правительство ГДР обратилось к СССР за вооруженной поддержкой. Принципиальное решение о вооруженном вмешательстве было принято в Москве уже вечером 16 числа. В Берлин прибыл Берия, недавно возглавивший МВД. А в Западный Берлин прилетел директор ЦРУ Алан Даллес, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой. Не исключено, что день «Х» и был инспирирован американской разведкой вкупе с западногерманской.
Около полудня 17 июня против протестующих были двинуты немецкая полиция и советские танки. В 13.00 часов было объявлено чрезвычайное положение. В считанные часы советские войска, полиция и силы безопасности «Штази» восстание подавили. Не обошлось и без жертв. Десятки демонстрантов были убиты, сотни раненых, были жертвы и среди советских военнослужащих, функционеров СЕПГ, сотрудников органов госбезопасности и полицейских. Вот такая получилась «волынка».
Что происходило в Коттбусе. По тревоге из ворот военных городков вышли танки и встали у жизненно важных учреждений города: у здания советской военной комендатуры, у здания окружного комитата СЕПГ, у других общественных и государственных зданий. Шествия по городу были сразу же пресечены, но забастовки на некоторых предприятиях продолжались.
У моего сослуживца, был земляк, служивший в Особом отделе дивизии, от которого он узнавал кое-какую закрытую информацию и делился ею со мной. На этот раз он рассказал мне, что на другой день после начала событий в Особый отдел поступила директива, якобы исходившая от Берии, но, скорее всего, из самой Москвы, разрешающая в чрезвычайных ситуациях применять оружие. Впрочем, якобы имеются свидетельства, что Берия лично отдал приказ стрелять поверх голов демонстрантов. Если бы не этот приказ, то жертв среди населения было бы намного больше. Кстати, тогда в ГСОВГ все офицеры имели при себе личное оружие. Я даже в отпуск брал с собой свой «ТТ».
Получив указание о пресечении забастовок и разрешение на применение оружия, сотрудники отдела ездили по предприятиям, на которых продолжали бастовать рабочие, и требовали, чтобы они расходились по домам, предупреждая, что в противном случае будет применено оружие. О реакции забастовщиков и были ли случаи применения оружия, земляк моего сослуживца ничего не говорил.
Еще он рассказывал, что в городе было много задержанных за нарушение комендантского часа. Патрули доставляли их в Особый отдел. Там задержанных помещали в подвальное помещение, приспособленное под КПЗ. Потом нарушителей по одному приводили для разбирательства к дежурному офицеру. Причины нарушений были разные, но без криминала. Продержав нарушителей в КПЗ до утра, их, якобы, отпускали.
А на каком-то промышленном комбинате под Коттбусом работниками отдела был арестован стачечный комитет. Все арестованные были также помещены в КПЗ. Их допросы, продолжались несколько дней. А когда события пошли на убыль, все арестованные были переданы немецкому «Штази».
Пока все мы стояли на ушах, в городской комендатуре произошло ЧП, о котором, как его не пытались скрыть, вскоре знал если не весь гарнизон, то очень многие. При попытке проникнуть в помещение комендатуры был задержан молодой немец. Естественно, ему учинили допрос с пристрастием. Оказалось, что он шел на свидание с переводчиком комендатуры, проживавшем в этом же здании. Этого переводчика я видел, этакий здоровенный мужик с обезьяноподобной внешностью. Выяснилось, что он был нетрадиционной ориентации, которую психиатры диагностируют, как «расстройство половой идентификации и сексуальных предпочтений». Слова «голубой» мы тогда не знали, и называли таких просто педиками. Переводчик с задержанным немцем находился в «любовных» отношениях, и еще до событий назначил ему свидание. Интимные услуги немца были, конечно, платные. Потом мне рассказывали, что это был не первый случай, когда переводчика ловили на горячем. Однажды, терзаемый вожделением, он пригласил к себе на ужин солдатика из отделения охраны комендатуры. А когда после ужина солдатик понял, с какой целью он приглашен, не раздумывая, он выпрыгнул из окна со второго этажа.
В конце концов, путч сдох, и наша армейская жизнь стала входить в свою прежнею колею. Вскоре в дивизию в командировку из части, находившейся на острове Рюген, приехал капитан, с которым мне довелось пообщаться. Он много рассказывал о том, как на острове усмиряли демонстрантов и забастовщиков, но мне запомнилась одна пикантная деталь из его рассказа о самом острове.
Остров Рюген был известен не только своими климатическими курортами, но и тем, что в гитлеровские времена там, в одном из курортных местечек, «ковались» арийские кадры. На полном обеспечении там жили «белокурые бестии» – так называемые «чистокровные арийцы», предназначением которых было оплодотворять таких же «чистокровных ариек», чтобы они рожали «породистых детей» для пополнения «высшей расы», к которой нацисты себя причисляли. Впрочем, как я позже слышал от одного немца, во время войны «породистых детей» творили и вояки эсэсовских войск из числа «чистых арийцев». Им дозволялось во время отпуска вступать в интимные связи с любой женщиной (отказать они были не вправе). Рождавшихся от таких связей детей называли «подарками фюреру».
Остров Рюген, несмотря на наличие курортов, не являл собою такое уж чудесное и безопасное место. Германский историк Райнер Карлш в своей книге «Бомба Гитлера» утверждает, что в Германии была создана атомная бомба, и первое испытание самодельной атомной бомбы произошло осенью 1944 года именно на острове Рюген, а в Тюрингии, возле города Ордруф, было ее второе испытание.
События 17 июня не остались без последствий. В ФРГ этот день был объявлен национальным праздником – Днем немецкого единства, а в Берлине отрезок улицы Унтер-ден-Линден от Бранденбургских ворот и до Кайзер-дамм получил название «Улица 17 июня». Почтовое ведомство ФРГ выпустило почтовую марку, на черном фоне которой были изображены две руки разрывающие цепь и надпись «17 июня».
После событий июня 1953 правительство ГДР перешло к сдержанной политике. Более мягкая экономическая политика («новый курс») предусматривала снижение норм выработки для рабочих и увеличение производства некоторых потребительских товаров. В то же время проводились широкомасштабные репрессии в отношении зачинщиков волнений и нелояльных функционеров СЕПГ. Около 20 демонстрантов было казнено, многие были брошены в тюрьмы, почти треть партийных чиновников либо сместили со своих постов, либо перевели на другую работу с официальной мотивировкой «за утрату связи с народом». Тем не менее, режиму удалось преодолеть кризис. Через два года СССР официально признал суверенитет ГДР, а в 1956 Восточная Германия сформировала вооруженные силы и стала полноправным участником Организации Варшавского договора.
Изменилось многое и в нашей заграничной жизни. После происшедших, связанных с «днем Х» событий, в верхах, очевидно, были сделаны какие-то выводы, да и недавняя смерть Сталина способствовала переменам.
Были сняты многие запреты. К радости офицеров им разрешили привозить в ГДР свои семьи, и сразу остро встал вопрос жилья. Надо было строить ДОСы, а пока под жилье стали приспосабливать солдатские казармы. Военнослужащим разрешили общаться с немцами, крепить с ними дружбу, посещать общественные и культурные заведения, а также рестораны. На празднование «красных дней календаря» командование стало приглашать представителей местных властей. Немцы стали появляться и в Доме офицеров, конечно, в основном девицы, искавшие связей с офицерами. Близкие связи военнослужащих с немецкими женщинами, хотя и не поощрялось, но за них уже не откомандировывали в СССР в 24 часа, как практиковалось раньше. В буфетах офицерских столовых по будням стали продавать пиво, а в выходные – запрещенные ранее спиртные напитки.
В гарнизонном доме офицером стало шумно и весело. Количество посещавшего его прекрасного пола значительно увеличилось, поскольку кроме приехавших в ГДР жен офицеров, а также наших девушек из числа женщин-военнослужащих и вольнонаемных, там стали появляться и немецкие девушки. И теперь на танцевальных вечерах у кавалеров не было недостатка в дамах.
В августе 1953 года было официально объявлено о том, что Восточной Германии больше не надо выплачивать репарации Советскому Союзу. А 24 марта 1954 года изменился статус советских войск в Германии – они перестали быть оккупационными, так что из аббревиатуры ГСОВГ выпала буква «О».
В происшедших переменах, якобы, сыграл определенную роль Лаврентий Павлович Берия. С 5 марта, то есть со дня смерти Сталина, и по 26 июня 1953 года, по день своего ареста, Берия был министром внутренних дел. Одновременно он был первым заместителем председателя Совета министров и членом Президиума ЦК партии.
В доверительном кругу приближенных к нему людей на мотив арии одного из героев оперетты «Роз-Мари» пели:
Цветок душистых прерий
Лаврентий Палыч Берий…
Имел хождение и такой стишок:
Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионерия,
Сегодня в гости к нам пришел
Лаврентий Палыч Берия.
Теперь появилось много различных публикаций о Берии - фигуре неоднозначной, трагической и одиозной. У власти Берия был всего 114 дней, но за это короткое время, очевидно в пику своему покойному шефу, успел кое-что сделать и изменить. Прежде всего, он приступил к реанимации почти загубленной страны: были выпущены первые политзаключенные, ослаблена атмосфера страха, мелькнули признаки разрядки во внешней политике. И это не всё – он, якобы, вынашивал идею объединения двух Германий, о чём я прочитал в одной газетной статье. Такое предложение он высказал на Президиуме СМ СССР во время событий 17 июня 1953 года, но члены Президиума его не поддержали. Хрущев, видевший в Берии опасного соперника в борьбе за власть, сделал всё, чтобы расчистить себе дорогу. Берия был арестован прямо на заседании СМ СССР 26 июля 1953 г.
На такую «злобу дня» народ не мог не отреагировать, и он откликнулся частушками, вот одна из них:
Как товарищ Берия
Вышел из доверия,
И решили на суде
Оторвать ему м..е.
События 17 июня ушли в прошлое. Я не берусь судить об их политических последствиях, но то, что после них стало больше свободы, а служить в ГДР стало легче и комфортнее – вне сомнения. Впрочем, свободой повеяло чуть раньше – сразу после смерти Сталина. Свободы стало больше, а порядка меньше.
См.также: http://www.proza.ru/2012/03/03/1320