Под полуржавым железным кустом валялся Большой Бусик, отраженно-преломленным светом Большой Лампы Дневного Света поблескивая. Невдалеке от Большого Бусика похрапывала мирно Рваная Ниточка. Ей снилась сладкая архаичность, когда была Рваная Ниточка совсем еще розовой-розовой, на шпулю намотанной. Намотанной и выставленной на всеобщее восхищение на месте продажном.
Воспоминаниями бавясь, Ниточка спала себе да спала. Ей не мешали ни трепет листвы, роняющей в подкустье охряные крошки, ни раздраженный собственным бдением сверкающий сосед.
«Сколько можно изображать покой?» - беспокойный вопрос едва ощутимой реакцией повис в вибрирующей атмосфере. Пропульсировал. Да так, что Большого Бусика развернуло, подкатило и прикоснуло к Рваной Ниточке. Та вздрогнула, зевнула узелком.
- Предлагаю осуществить соитие! – всю доступную стеклянному нутру нежность Большой Бусик вложил в желание. И, не дожидаясь отказного изгиба соседки, попытался нанизаться на разлохмаченный кончик. Раз попытался. Два попытался. Три попытался. С тем же минус-результатом, попав в списки нарушителей нерушимого закона троицы.
- Ну что, отложим блуд на потом? – сонно зевнула другим узелком Рваная Ниточка.
- На потом? – хрустальной каплей возмущение изобразил Большой Бусик. – Потом придут Злые Вращатели и отвернут Большую Лампу от Дневного Света!
Полуржавый железный куст встрепенулся, будто вымпел на макушке мачты. Жалобно зазвенел, почуяв всеми фибрами кристаллической решетки тьму грядущую. За которой подружка-сырость всегда томным вздохом плетется. И грызет, грызет своими оксидами тонкую ткань-фольгу, прелестные металлические листики.
Ведь давным-давно, задолго до рождения всего, всё было совсем не так, как стало потом. Но это потом не то потом, что будет скоро. А древнее потом, когда первый раз пришли Злые Вращатели. До них была Твер-Дыня, незыблемая, нерушимая да никакая. Сидела себе Твер-Дыня на трех черепашках и слонике, что плавали на поверхности моря преисподнего. Но потом пришли Злые Вращатели. В первый раз. Черепашек они выковыряли из рогопластинчатых корпусов и утопили в море преисподнем. Слонику оторвали слоновью гордость. Хобот. Незаслуженно обиженному существу стало больно, стыдно и суицыдно.
Слепили Злые Вращатели из Твер-Дыни шарик Пла-Нету, как скарабеи лепят конфетку из того самого, да переткнули в Пла-Нету юный и совсем еще не ржавый железный куст. Увидели Злые Вращатели, что это хорошо. Для них. Потому решили предъявлять окружающей среде свет и тьму. Сиречь день и ночь.
- Дошла ли до веревки безмозглой необходимость соития на свету? - хрустальной каплей вопрос изобразил Большой Бусик. – Ибо во тьме нанизаться мне, что полуржавому кусту зацвести розмарином.
- Дошла и до веревки безмозглой необходимость рода продолжение! – в экспрессии текстильных чувств Рваная Ниточка два узелка развязала.
Полуржавый железный куст одобрительно сыпанул рыжими хлопьями. Покрытие брачного ложа сымитировал.
- Но три незачетных попытки, - Рваная Ниточка осуждающе потрясла разлохмаченным кончиком, – требуют кардинальных мер. Или хотя бы радикальных полумер, с одного направления. Пригласи-ка, стеклянное создание с дырочкой, пару пальчиков ловких. Потому как требуется мой кончик покатать да послюнявить.
Большой Бусик пригласил. Полуржавый железный куст подловил острыми листочками. Шлепнулись в рыжие хлопья два ловких отрезанных пальчика. Погоревали слегка, порыдали кровавыми слёзками. Тот самый разлохмаченный кончик Рваной Ниточки намочили. А потом, которое наступило сейчас, произошло сокровенное – соитие, воплощенное в нанизывании.
***
Дорогие Большой Бусик и Рваная Ниточка!
Кто вспомнит о Вашей любви, когда органы чувств настроенными на получение удовольствия рецепторами постигают красоту фальшивого блеска суррогатных адамантов на дряблой груди старой шлюхи-жизни?