Советская Гавань

Разговор с небом. Части III - IV

Разговор с небом

Вышла я из своего «родного дома» немножко другим человеком. В трудные минуты жизни я всегда обращаюсь… к небу. Не задумываясь, правильно это или нет, я как-то  всегда была уверена , что существует НЕЧТО  или НЕКТО, видящее, понимающее, любящее меня, читающее в моей душе… И тогда я вступаю в диалог, поглядывая вверх, заглядывая в невидимую, но существующую бесконечную глубину над головой, над Землёй…
-Ну,что?
-А что? Не знаю… Не очень пока понимаю.
-Ну, ты же хотела. Ты же так мечтала.
-Да. Думала -  увижу моё родное, ярко-светло-зелёное поле с нежно-шелковистыми,  толстенькими,  солнечно- жёлтыми одуванчиками, только бы увидеть, только бы добраться! Только бы добраться! Это уже будто единственной целью жизни моей стало ...туда, туда! Как к себе домой вернуться после долгой дороги! Упаду на них,распластаюсь, вожмусь в эту землю, расцелую эти пахучие солнышки-цветы, залью нежностью взгляда верхушки дымчато-голубых сопок, вдохну каждой своей клеточкой аромат дальневосточных ландышей, моих самых любимых цветов...Все струны мои загудят мелодией никем не слышанной , зазвенят от счастья, слёзы будут литься и литься,облегчая, делая меня невесомой,  потому что только моя душа  и останется в этом мире... !  Вот и окажусь, наконец, дома... И жизнь свою отдам этим людям, этому краю, сделаю всё, чтобы они были счастливы. Всё, что только смогу и что от меня  может  зависеть. Я ведь здесь родилась, я так люблю эту землю… Она – моя, а я принадлежу ей.


-Вот как.  А как же там, в Москве?

-Не знаю.

-Там что - не земля, не твои близкие люди?

 А мама твоя – ты помнишь, как она заплакала, когда ты по лестнице спускалась, и друзья твои замечательные - они тебе даже деньги на твоё путешествие собрали, а бабушка  твоя любимая-  ведь она живёт тобой.

 Ей даже не сказали, что ты уехала сюда, на край земли… А любовь твоя ? Неважно, что безответная.
Это уж как получается.  Как с ними будет дело обстоять?
-Да.Понимаю всё.


-А ты… уверена?

- Нет, нет! Не надо этого вопроса! Я боюсь,я не найду ответа… Я не хочу его знать! Это слишком жестоко!


-Хорошо. Тогда иди и смотри. И вообще… Ты ведь уже взрослая. Думай сама, находи ответы на свои вопросы сама. Договорились?


-Да, конечно! Спасибо Тебе… Ты видишь всё… Я постараюсь быть… умной. Обещаю.


Года на два старше я стала в эти минуты, это я почувствовала почти физически. Смотря спокойно по сторонам, я пошла по направлению к детскому саду, как мне подсказали. Бывшего одноэтажного здания, выкрашенного белой извёсткой, уже не было, конечно, уже совсем другое здание выглянуло из-за поворота. И туда уже я зашла собранной,даже какой-то безмятежной,  без романтического трепета, взрослая ведь стала. Мне было интересно, застану ли я там людей, которые жили в те годы в Совгавани.  Заведующая, полная блондинка с неестественно и вульгарно накрашенными губами, оказалась вполне приветливой женщиной с сильным украинским акцентом. Усадила меня в своём кабинете, разговорились. Как только она поняла цель моего визита, глаза её округлились от нескрываемого изумления, но интерес к разговору угас.
- А я подумала - не на работу ли к нам? Ну, по речи-то сразу стало понятно,   уже  вижу, что вы нездешняя. Вы в гости к кому-то приехали? Ничего себе… Из Москвы… Ну и ну! Только в восемнадцать лет такие подвиги можно совершать… Восемнадцать-то есть уже? Как вас мама-то отпустила? У нас ведь не хватает двенадцать  человек в штате. Мы с  ног валимся, так тяжело. Некому работать- то,  некому! Я сама киевлянка, мужа направили сюда, вот,  не дождусь, пока уедем…
-Скучаете по дому?
-Ну, конечно! А что здесь хорошего? В Совгавани этой?!Мама-то ваша, небось, могла бы вам порассказать...с плохо скрываемой досадой продолжала заведующая свою контрпропаганду.
Меня как по щеке ударили.
-А я… я бы с удовольствием работала в детском саду. Пока диплома нет, если бы вы взяли меня, конечно.
Я с мольбой взглянула на заведующую...О! Если бы только она согласилась! Я в тот момент всё бы, наверное, бросила и осталась бы в Совгавани! В своём детстве бы осталась! Так я себе это в те дни представляла, отождествляя место и  время в своём сознании. Какая завораживающая, волнующая иллюзия!
-  Деточка! Мы бы,  может, и взяли, да ещё как взяли бы! Но вы бы сами не согласились так работать!
-Почему?
-Да потому! У нас в группе двадцать восемь человек детей! Вы знаете, что это такое?!  А норма – пятнадцать человек!
А  дети какие сложные… Редко, у кого отец есть. Да и мамочки не всегда помнят, где их дети находятся… Тяжёлый контингент… Не принять ребёнка мы не имеем права. Нам так и говорят – хоть сорок человек в группе! А зарплата -шестьдесят пять рублей. Кто же пойдёт. Только те, кому уж совсем деваться некуда. Некоторые за еду работают… Нянечек вообще нет. Воспитательницы всё сами делают. Я дни считаю, когда мы отсюда уедем.
От страшной обиды у меня слёзы хлынули прямо в кабинете…
-Ну, что же вы плачете? А что  вы себе представили? Вы, наверное, мечтательная девушка. Идеалистка, я вижу? Так это же нормально.  А когда вы были маленькой, по – другому,  что  ли было?
Да, когда я ходила в детский сад,  у нас в группе  детей было действительно очень много. Но плохого чего-то я не помню. Мне нравилось ходить в сад. Воспитательницы были молодые женщины, как говорят, интеллигентные. Занимались с нами, как сегодня бы сказали, на очень высоком уровне. По маминым словам, много было людей из Ленинграда, Киева, Свердловска. Часто объявляли карантин и мы ночевали в саду.
-Нет, зря вы так себе представляете. Вы учитесь, у вас прекрасная специальность. Не создавайте себе сказок. Поживёте здесь с недельку – вы ведь  дней на десять дней, наверное,  приехали – по визе вроде в пограничном городе нельзя больше месяца- вот и увидите всё…
Вот и ещё старше я стала, лаже содрогнулась от своей наивности. Представила живо, как это может  со  стороны восприниматься. Опять вспомнилось мамино  сакраментальное «Ты жизни не знаешь!».  Но ведь отовсюду только и слышалось, только и говорилось о безграничности счастья народа, правда, одновременно воспитывали нас в готовности к невероятным трудностям и суровой действительности ожидающей нас реальной жизни. Вот такое несоответствие, о котором тогда не задумывались мы,  бывшие  ещё вчера школьниками… Жизнь представлялась ослепительно прекрасной, что естественно для такого возраста…
По дороге из детского сада я шла и ревела. Вспомнились и слёзы мамы, и я как будто почувствовала на себе внимательный взгляд ушедшего из жизни отца.
-Ну, что? Ты ожидала, конечно, увидеть в своём городе детства счастливых людей, их улыбки, все ходят по улицам в приподнятом настроении? Ага, твоя настольная книга в детстве была …ну, да - «Незнайка в Солнечном городе», знаем, знаем.
Отец никогда ничего не рассказывал о своей жизни.  Бывало, напивался, но так, чтобы соседи не знали. В нашей коммунальной квартире на три семьи его в таком состоянии никто не видел,а  уважали очень. В такие дни он сидел,  подперев  голову рукой, его глаза наливались кровью … Я страшно боялась  таких минут. Робко  спрашивала, правда, очень редко:
-Пап, ну что ты? Почему ты такой грустный?!
-Отвяжись!
-О чём ты думаешь?
-Сказано - отвяжись! Думать, дочь, надо. Очень много думать. Всё. Иди, занимайся своими делами.
 Вот и весь разговор.  Но он был прав.   Как-то институтская преподавательница сказала нам, что думать – самое трудно занятие в жизни. Как она была права! Сколько горя от того только, что люди не хотят или не могут думать. Сначала думать, а потом действовать…
Я вернулась домой с твёрдым намерением встретить брата роскошным обедом. Он мне оставил на журнальном столике трёххрублёвую зелёную бумажку со словами:
-Ты хоть сходи куда-нибудь, покушай… блинов каких-нибудь.
Конечно. Я приехала к любимому брату , он придёт уставший с работы, а я обед не приготовлю, а сама пойду  в столовую.  "Девочка,  называется!- сказал бы мой отец. Я же не «охрютка» ( отцовское словечко) какая-нибудь!
И я отправилась на рынок, предвкушая, какой праздник я устрою.  Сначала – на рынок в городе Совгавани. У автобуса на улице Школьной, где жил Саша, была такая вывеска на лобовом стекле «рынок». Повезло мне. С большой  сумкой через плечо  радостно зашла в салон, усевшись к окошечку. В автобусе кроме меня никого не было. Люди работают, понятное дело.  Прекрасное настроение вернулось.  Слёзы высохли.  В конце концов, ничего такого уж ужасного не происходило. Больно нежная, сказала бы моя мама.  Да, всё не так, не совсем так, как я себе представляла… Ну, и что же, ну, и что же… Вот приготовлю обед из трёх блюд, будем вечером сидеть с Сашей и  разговаривать. Всё обсудим, обо всём  друг другу расскажем. Он мне всё объяснит – как они живут, про отца вспомним. Расскажет, наконец, почему так получилось, что он остался здесь, а мы вернулись в Москву.   Я начала  всерьёз об этом задумываться недавно… уж очень  странно было. Буду уговаривать уехать в Москву.  Какой же Саша у нас  замечательный! Счастье иметь такого брата. Жаль только, что живём мы в разных концах света по-существу… Абсурд  какой-то!   
А какая прекрасная у него жена! Жаль, что осталась с Сашулей у родителй в Биробиджане… Ну, ничего. Спросила у водителя автобуса, доедем ли до рынка… Он как-то странновато посмотрел на меня:
-Какого рынка?
- Ну, где можно продуктов купить… Мяса, овощей, молочное что-нибудь…
Водитель как-то ещё раз изумлённо взглянул, сдержанно усмехнулся.
Прижавшись лбом к стеклу, я   с восторгом   стала рассматривать вид из окна автобуса… Я ехала по городу своей мечты всё-таки.
(продолжение следует)


 

Советская Гавань.  Год 1971.    Часть IV
 
Прижавшись к окну автобуса, я закрыла глаза.

Вот я и в своём городе… В своём детстве? Кто знает?
Небо. Небо знает всё про меня.
Хорошо. Поговорим.
-Ты всё видела?
-Кажется, всё.

*   *   *   *    *    *    *    *    *   *

 Я ведь даже была в том самом Доме культуры, с удивлением обнаружила перед ним памятник Ленину на высоком постаменте. Мы туда бегали смотреть кино совсем маленькими. Взбегали на сцену, когда шёл фильм и хлопали по экрану ладошками. Думали - дотронемся до тех, кто там, в кино, они почувствуют, что мы  по ним хлопаем, развернутся и сойдут к нам с экрана прямо в зал.Думали, они же настоящие, живые, только находятся почему-то за белым полотном экрана, по ту сторону.А попадают они на экран по лучу светящихся танцующих пылинок, выходящему из квадратика окошечка в стене под потолком.. Там ещё киномеханик сидит на высоком стульчике. Мы к нему тоже бегали, посмотрели, где он там сидит. Только вот как же так всё происходит? Непонятно нам было. Мы там увидели фильмы  «Тайну двух океанов», «Бродягу» с Раджом Капуром и «Стрекозу» с Лейлой Абашидзе. А ещё нам показывали детский киножурнал  «Хочу всё знать» с Мурзилкой, раскалывающим  грецкий орех – символ мудрости и знаний. Когда я увидела мультфильм  "Мурзилка на Луне", твёрдо решила стать астрономом. Но вот на сопках ещё не была. Мы туда отправимся с братом, он возьмёт меня  с  собой на рыбалку с ночёвкой.Обещал уже.

*   *   *   *  *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *

-Я не об этом. А что ты хочешь  ещё увидеть?

-Ты же знаешь.

- Надеюсь, ты понимаешь, что всё это – образы, образы… Ты сама их создала.

-Да.Но всё-таки.Именно так я себе это представляю.

-Как? Вот «именно так»?

-Не в буквальном смысле слова, конечно.Но… по ощущениям.

-Угу..Расскажи. Как?

- Встречу с МОИМ  человеком? Как представляю? Вот…  так.

  …Уйду в лес свой родной, выйду к сопкам. Окажусь на всей этой Земле моей любимой, под небом звёздным и никого вокруг, одна на весь свет…

Наобнимаюсь со всеми кедрами, елями, берёзками тонкими, нагуляюсь на всех полянках  встретившихся, нацелуюсь со всеми тёмно-зелёными тугими листочками моей ягоды , надышусь ландышами, искупаюсь во всех поющих лесных ручьях, разнежусь в пружинящих шёлковых  голубоватых мхах, наемся брусники и земляники лесной, наговорюсь досыта с совушками и кукушечками, распою все свои песни задушевные, натанцуюсь, накружусь в  этих соснах… и усну под вечер под разлапистой душистой елью… Спать буду долго. Но однажды, в  ночь, перед  рассветом, проснусь. Надо мной – только свод неба  бескрайний, только тающие звёзды. Предчувствуя восход, прислушаюсь, вожмусь всем телом в траву и почувствую, как гудит Земля.

 И вот загудит Земля и океан застонет. Подниму я голову…

Увижу ЕГО. Он появится,  как облако. Будет ступать мягко по земле, а там, где ступит – там озеро  и поляны цветущие… Плечами поведёт – и струящейся дымкой стекают с его плеч реки, а в развороте плеч – эти леса и эти сопки… Из облака проступят очертания его фигуры. Он весь в парче из созвездий, а на голове – нимб из роя бабочек златокрылых.Они ослепят меня своим сверканием в лучах солнца восходящего. Увидит ОН меня, протянет руку и подхватит, и поднимет к груди своей. Я обниму его. Он скажет:
-Я знаю всё про тебя. Вот мы и вместе. Знаю,что ждала,а я ещё больше ждал.
 Я пришёл за тобой.

И больше слова будут не нужны. Никакие.

Он понесёт меня над  сопками, над реками, над полями… Мы увидим нашу Землю далеко –далеко… Мы будем во всей Вселенной одни. В глазах его будут отражаться  Галактики и мне не нужно будет даже оглядываться по сторонам, чтобы  знать направление нашего движения. Мы будем лететь по Вселенной, наши сердца будут биться в одном ритме, мы будем единым целым… И не будет счастливее нас во всём этом мире, границ не имеющем…

Я дождусь его, я ведь в этом мире появилась и для этого тоже…

-Понятно. Ты это так себе представляешь.

-Дождусь?

-Дождёшься. Только это будет… очень не скоро.Очень долго придётся ожидать.
-Согласна.
-Ну, раз так… Тебе придётся  очень много пережить и много прожить. Но ОН встретит тебя. ОН ведь тоже тебя ждёт и ты ему нужна. И всё будет так, как ты знаешь. Иди. Живи.


    *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *


Я открыла глаза. За окном начал накрапывать дождик. Мы подъехали к конечной остановке автобуса. Водитель вышел из кабины и начал что-то искать под капотом, поглядывая искоса в мою сторону. Ему было интересно за мной наблюдать.

Передо  мной оказалось чистое поле, незасеянное, уходящее далеко к самому горизонту. Брошенная земля, не нужная никому. На том поле, вдоль  незаасфальтированной  дороги, стояли врытые в землю некрашеные длинные деревянные столы. То ли как прилавки для рыночной  торговли, то ли как трибуны стадиона. В конце одного стола видна была  фигура человека с небольшим мешком. Оглянувшись по сторонам, убедившись, что никого не было вокруг, я направилась к  вероятному продавцу этого странного рынка. Крепкий мужчина лет  пятидесяти, в охотничьих сапогах с отворотами, брезентовых штанах и замызганной тёмно-синей  болониевой куртке. На голове была натянута малиновая вязаная шапочка с белыми полосочками, типичная  для конькобежцев пятидесятых годов. Он не сразу отреагировал на моё появление, погружённый в свои мысли.

Я улыбнулась, поздоровалась.

-А Вы не могли бы подсказать мне, где тут рынок? Вот, остановка конечная так называется, я здесь не знаю ничего, а мне бы продуктов купить…

"Продавец" будто очнулся. Его испуганное лицо меня напугало не меньше. Я совсем растерялась. Схватив свой немудрёный мешок, он начал трясти его передо мной, искательно заглядывая в глаза… Внутри его скарба находился вяловатый зелёный лук, перевязанный катушечными нитками по три пёрышка. Пальцами показал цену – пятьдесят копеек. Сердце моё ёкнуло. Я пожала плечами и повторила вопрос. Продавец зелёного лука сунул руку в карман и достал оттуда помятую школьную тетрадочку . Химическим красно-синим карандашом накарябал быстро «Я глухонемой». Стало не по себе. Тогда я взяла его карандаш и нарисовала в тетрадке кусок окорока, бутылку молока, пачку сливочного масла, пакет муки, кочан капусты и морковку, поставив рядом вопросительные знаки. Продавец сначала рассмотрел мой рисунок, потом начал рассматривать меня. В его лице появилось выражение затравленности и мольба. Он замахал руками крест-накрест, затряс головой, переминаясь с ноги на ногу. Ясно стало, что он решил, что это издёвка какая-то, глупая  шутка.Глухонемой продавец обернулся на автобус, схватил мешок с луком, но не ушёл… а просто перешёл к другому столу. Повернулся ко мне спиной. Я сообразила, что веду себя бестактно,но всё-таки  сунула ему рубль в карман и он мне протянул два перевязанных пучочка.

Хлеб в то время стоил шестнадцать копеек, молоко – тридцать копеек литр, мясо –два рубля двадцать копеек килограмм, сливочное масло -три рубля шестьдесят копеек килограмм, самое лучшее,  вологодское - три рубля восемьдесят копеек, но его где купишь? Какой дорогой лук, оказывается.
Водитель автобуса подождал моего возвращения, запрыгнул в кабину и завёл мотор.
-Откуда ты, красавица?
-Из Москвы.
-Ого!  Я так и понял. К кому приехала?
-К брату.
-А он, что, не объяснил тебе, какие у нас тут рынки да базары?
-Не успел.
-Нну!
Дальневосточники вместо "да" часто говорят "ну", мне так нравится эта манера…
-А твой брат военный?
-Нет. Он на заводе работает.
-Ну. Значит – рыбачит. Семью кормит. Ну.
-Да, он рыбалку обожает. Своей жизни не представляет без неё. Потому и в Москве жить не захотел.
-Ну. Мы тоже без рыбалки свою жизнь не представляем,- усмехнулся водитель. Разговор на этом был закончен. Теперь я уже точно знала, что мне предстоит узнать нечто такое, о чём я и подозревать не могла…  Но что? Перед глазами проплыли телевизионные картинки о том, как всё в нашей стране колосится и  как заполняются закрома… Счастливые лица тружеников, бесконечные рапорты о достижениях… Мне стало стыдно перед братом, его женой, четырёхлетним Сашулей… Почему? Мы же родные, почему так по-разному живём? Как такое может быть? Не должно быть такого, ох, не должно. Да, я не ходила почти в магазины за продуктами, весь день я работала, а каждый вечер – институт, дома практически только ночевала. После того, как не стало папы, прекратились супы да борщи, котлеты и жареные куры. В нашем холодильнике ЗИЛ, купленном «по большому блату» в кредит– самом дорогом предмете мебели в нашей квартире, гордости моей мамы, всегда аккуратненько лежали  два ванильных  сырочка за пятнадцать копеек и три яйца. Да  мне и не надо было больше ничего – треугольный пакет молока за шестнадцать копеек, да булочка –«калорийка» за десять копеек на обед – и нормально. Но это я, семнадцатилетняя девушка. А ребёнок, а работающий мужчина? Вот она – та самая жизнь, о незнании которой предупреждала меня мама? Весной мне захотелось  светлый польский плащ, тогда они были очень в моде в Москве, мама мне сказала:"Хочется? Заработай".Вот я и устроилась на почту разносить газеты. В 5.30 начало работы, в 8.00 – свободна. Отлично!Очень романтично. На плащ всё равно не хватило, я заработала за 2 месяца работы всего 50 рублей, но плащ был куплен. А вот на зимние французские сапоги  пришлось зарабатывать мытьём пола в булочной в доме, где жила сестра матери, у Белорусского вокзала. Правда, карьера уборщицы бесславно закончилась ожогом ноги кипятком из ведра с каустической содой, но зато какая я взрослая и самостоятельная!

 Почему дальневосточники, среди которых преобладают мужчины, живут так трудно? Вопросы множились, ответы намечались, но как же не хотелось их озвучивать! Почему? Ответ предполагает решение вопроса. А какое может быть решение ?  По поводу решения  я точно ничего бы не придумала.

Я вышла пораньше из автобуса и  пошла вдоль   улиц  города… Он тоже был совсем небольшим, этот мой родной город, моя Советская Гавань. На улице народу было совсем немного, но  среди мужчин попадалось много нетрезвых.  Я присмотрелась. Нетрезвыми были… все мужчины, все без исключения! Значит, эти люди уже точно ни на какую рыбалку не поедут, почему-то подумалось мне… У меня стали обнаруживаться  проблески аналитического мышления. Следующим днём была суббота, мы с Сашей собирались в двухдневный поход…
Оглядываясь то и дело  на тёмно-синие сопки, окаймляющие город в нежном тумане - как я мечтала об этих минутах! я стала тихонечко напевать:
Летняя ночь светла, тёплая как зола
Так незаметным шагом до окраины я дошла…
Вспомнились фильмы «Рано утром» с замечательной песней в исполнении Эдуарда Хиля,  фильм «Первый троллейбус» с потрясающим Олегом Далем… Мы воспитывались на таких фильмах, готовы были сорваться и уехать в "голубую даль", чтобы работать от зари и до зари, лишь бы люди были счастливы… Но всё-таки, почему все встречающиеся мне по пути прохожие, все мужчины – пьяны? Время ещё обеденное, как странно…  Или – ничего особенного в этом нет? Или – я опять "не знаю жизни"? Незаметно я оказалась перед своим домом, напротив которого была та самая столовая, которую мне посоветовал мой умный  Саша. Да, пожалуй, надо сперва пообедать.  Я ещё не знала тогда , что понятие  «обед» у дальневосточников  совсем не соответствовало моему тогдашнему представлению  об обычном обеде , не говоря уже о том, что как раз с этим были очень большие проблемы…  Одним словом,надо жить.Но об этом – в следующем рассказе.