5
Вот и ещё одна зима настала. Хмурый Днепр, разбившись на рукава, несёт свою чёрную, стылую воду меж, окаймлённых голыми вербами, покрытых рыжими камышовыми плавнями, плоских и низких островов, вниз в лиман, к холодному, зимнему Чёрному морю. Круглое, красное солнце, выкатившись на востоке, висит над горизонтом и мёрзнет на ветру.
“Бизон” тоже бежит вниз, в лиман, таща за собою “конька” — пятисоттонную баржу, — собственность судостроительного завода. Силуэт её и вправду чем-то напоминает это крохотное морское существо. В трюме “конька” лежат шлюпбалки, которые мы везём в Николаев, на Черноморский завод.
Родственные предприятия занимаются... ну сейчас бы это объявили, наверное, бартером; а тогда это называлось кооперацией. Чтобы не дублировать производство, устроили разделение труда: Херсонский судозавод делает шлюпбалки, — для спасательных шлюпок; а более мощный Черноморский завод отливает форштевни и ахтерштевни, а также изготовляет котлы, для строящихся пароходов. А потом оба предприятия обмениваются своей продукцией.
Но вообще-то судостроительный завод — это огромный сборочный цех. Здесь только свариватся корпус и надстройка судна; а вся его начинка поставляется со всего Союза, и даже из-за рубежа.
У “конька” есть свой экипаж, состоящий из шкипера и матроса. Шкипер Евгеньич — можно сказать историческая личность. Он — бывший комендор орудия с монитора “Железняков”. Монитор этот, — боевой речной корабль с мощной артиллерией, встретил утро 22 июня 1941 года на Дунае.
На огонь с румынского берега, моряки Дунайской военной флотилии ответили шквальным огнём. А затем, строго в соответствии с лозунгом вождя: “Бить врага на его же собственной территории!”, высадили десанты и захватили плацдармы на той стороне, — у “мамалыжников”.
Но вскоре общая стратегическая обстановка настолько ухудшилась, что стало не до десантов и плацдармов. И пришлось мелкосидящему, плоскодонному “Железнякову”, отбиваясь от разъярённых, как потревоженные осы, немецких самолётов, проделать морской переход из устья Дуная в устье Днепра.
В море все выше перечисленные преимущества речного монитора превратились в одни сплошные недостатки; но он всё же добрался до Днепра. Но и там ему повоевать долго не пришлось. Немцы, форсировав Днепр, стремительно рванули к Крыму. “Железняков” снова вышел в море и направился в Севастополь.
Потом ему пришлось опять отходить — в Азовское море. Затем снова в Чёрное, спускаясь вниз, к югу, вдоль Кавказского побережья.
Я не знаю, занесен ли монитор “Железняков” в книгу рекордов Гиннесса, но по моему это единственный случай в истории, когда речному плоскодонному кораблю пришлось воевать на море.
А Евгеньич, в это время, лупил из своей пушки по врагу, нанося ему урон в живой силе и технике, (как говаривал Левитан... в сводках от советского информбюро).
Прошло время. Легендарный “Железняков” стоит памятником, в Киеве, на постаменте. А не менее легендарный Евгеньич продолжает, на своём “коньке”, регулярно бороздить воды Днепро-Бугского лимана; а иногда даже и Чёрного моря.
Тем временем, (пока я тут развлекаюсь любительскими экскурсами в историю), “Бизон”, деловито рыча выхлопными трубами, упрямо тащит “конька” по Рвачу, — рукаву Днепра, по дну которого прорыт глубоководный канал, обставленный через определённые промежутки буями; по одной стороне так называемыми “вехами” а по другой “сигарами”. Эта “столбовая” дорога, для морских судов, начинается у элеватора Херсонского порта и тянется вниз по Днепру; затем входит в Днепровский лиман и идёт по нему. На траверзе обрывистого мыса, на котором расселось большое село Станислав, водный путь расходится на две ветки. Одна направляется в сторону моря, а другая плавной дугой заворачивает в Бугский лиман. Посуху от Херсона до Николаева примерно шестидесяти километров. Нам же приходиться топать туда, водным путём, — около ста.
От носа “Бизона” расходятся “усы” и добегающая до речного берега волна облизывает песок, колышет прибрежные камыши. Слева по борту расстилается целое камышовое море; а там за ним, вдали, тянется густая полоса деревьев. Это Большой Бакай — остров, на котором находится охотничий заказник, — так называемая Красная хата.
Почему красная, а не червоная? Я так думаю — в честь воссоединения России с Украиной, в 1654 году. А вот пересмешник Шура всерьёз утверждает, мол, это из-за того, что прилетают туда вертолётом, поохотиться на кабанов и оленей, дяди в «джинсах» с красными лампасами,... и в фуражках с золотыми дубовыми листьями на козырьках.
Справа, за сузившейся лентой плавней, придвинулся обрывистый глинистый берег, по верху которого потянулось село Кизомыс.
А вот у подножия обрыва, сквозь голые ветви деревьев видны длинные одноэтажные домики пионерского лагеря, в котором мне, в детстве, однажды довелось побывать. В первый и единственный раз в своей жизни,... да и то, под чужим именем. (Как-нибудь соберусь и расскажу отдельно).
Сразу же, — за пионерлагерем, за разделительной стеной из пиленного камня-ракушняка — уютная бухточка, вдоль причала которой стоят завозни и небольшие буксирные катера. Это технический флот обеспечивающий обстановку судоходного канала; то есть, как теперь говорят, сервисное обслуживание всех этих “вех” и “сигар”; а также отличительных огней, горящих на них в ночное время.
Вдруг оба берега: правый — высокий и обрывистый, и левый — низкий и болотистый, стремительно расходятся в разные стороны и “Бизон”, с баржей на буксире, выбегает на широкую водную поверхность. Лиман!
Судоходный канал прорыт примерно посредине лимана, вдоль его оси; и оба берега, справа и слева, хоть и видны, но очень далеко.
По левому борту ползёт назад тёмная зубчатая линия, — как на экране осциллографа. Это виднеется лес, насаженный на песчаных кучугурах Кинбурнской косы, — длинным, многокилометровым языком вытянувшейся к Чёрному морю.
Высокий правый берег просматривается лучше. Слегка всхолмлённая бурая равнина, с редкими селениями на склонах у воды, медленно проходит по борту за корму.
Мы идём в Николаев экипажем на две вахты. Два механика: “дед” и я; два судоводителя: капитан и его помощник Аркаша; два моториста-матроса: Шурик и Валерка. И ещё электромеханик Савва. Остальных оставили дома — отдыхать.
“Дед” с капитаном, разлёгшись у себя в каютах, читают свежую прессу. Валерка тоже, дрыхнет внизу в кубрике. Савва гремит кастрюлями на камбузе; разогревая борщ и плов с мясом, которые нам про запас, на несколько дней, наготовила новая повариха Анна Максимовна. Шура стоит на руле, а Аркаша осуществляет общее руководство по управлению судном. Я же периодически спускаюсь в машину, осматриваю оборудование, и опять поднимаюсь к ним в ходовую рубку.
Если уж быть совершенно точным то, во-первых, Шура не стоит на руле, а сидит, на стуле, прикрепленном к громоздкому сооружению похожему на сани, или на шасси американских вертолётов. Это сделано для лучшего обзора, и чтобы не упасть, вместе со стулом, во время качки.
А во-вторых, и руля-то никакого у “Бизона” нет. Есть две изогнутые металлические манипуляционные рукоятки, с чёрными пластмассовыми шариками на концах. Вот ими-то, поворачивая их вправо и влево, можно включать электрические рулевые машины, установленные в кормовом отсеке буксира. А они уж, в свою очередь, повернут рулевые насадки в ту или другую стороны. А те, отклонив струю от находящихся в них гребных винтов, заставляют “Бизона” рыскать то вправо, то влево. Но вообще-то надо стараться вести судно ровно, — по ниточке.
Аркаша разгуливает по рубке; заглядывает то на картушку магнитного компаса, то в чёрный резиновый тубус, надетый на круглый экран включенного локатора. Иногда, сверившись с очередным развёрнутым листом карты района плавания, с нанесенной на неё, простым карандашом, прокладкой; Аркаша даёт Шуре команду изменить курс. Канал прорыт не строго по нитке, а ломаными линиями — коленами; поэтому и приходится, в определённых точках, ворочать то лево, то право руля.
Появляющиеся изредка встречные суда Аркадий запрашивает по радиотелефону на дежурном, постоянно включённом, канале:
— Судно идущее с моря седьмым коленом МБ “Бизону” на связь!
— “Бизон”, “Бизон” “Светлогорску” на связь! — хрипит динамик “корабля”
— “Светлогорск”, “Светлогорск” расходимся левыми бортами, — уточняет наш помощник, хоть это и так понятно, согласно ППСС
— Принято “Бизон”, левыми бортами, — подтверждает “Светлогорск”.
— Шура прижмись к бровке, — командует Аркаша рулевому; и тот помалу начинает смещать “Бизона”, вместе с буксируемой баржей, от оси канала к правой его стороне.
Аркашу нам дали в долг, — на время рейса в Николаев. А так он числится одним из помощников в заводской сдаточной команде; которая выводит вновь-построенные пароходы в Чёрное море. И гоняет их между Одессой и Крымом до тех пор, пока на судне не будет поднят флаг. Это означает, что бумаги все подписаны и судно принято заказчиком. А до того его и пароходом-то не называют, а заказом, — как ужин в ресторане. После этого все заводчане, участвовавшие в ходовых испытаниях, съезжают на берег и, автобусом, из Одессы-мамы возвращаются в Херсон.
“Светловодск” идёт уже по нашему колену, быстро сближаясь с “Бизоном”.
— Витя, сходи, поприветствуй коллегу, — просит меня Аркадий.
Сдвигаю дверь рубки, захожу назад, — за фальштрубы и отвязываю фал флага. Дожидаюсь, пока чёрная туша начинает стремительно проплывать мимо меня, и заставляю красное, трепещущее на ветру, полотнище спуститься на пару метров вниз, а затем снова вернуться на гафель.
Флаг на высокой мачте “Светловодска” проделывает то же самое.
Молодцы! Не побрезговал нами хоть и дальний, но всё же родственничек. (“Светловодск” был построен на Херсонском судозаводе). Привязываю фал и возвращаюсь в рубку.
А там, тем временем, идёт политическая дискуссия. Аркаша излагает свой взгляд на чехословацкие события 1968 года:
— Забрали меня в армию в шестьдесят седьмом году и сделали танкистом, — механиком-водителем. Наш полк стоял в Венгрии. Хоть мы с ними и братья, по лагерю, однако отношение к русским, особенно военным, у мадьяр примерно такое же, как и у посетителей зоопарка к диким зверям в клетках. Невооруженным глазом было видно, что они нас и за людей-то не считают.
И тут вдруг приказ: марш-бросок в Чехословакию. Идём защищать дружественный нам народ от империалистической агрессии.
Вы знаете, хлопцы, я с тех пор только увижу на улице этих длинноволосых козлов — хиппи, так сразу и вспоминаю как они, собаки, кидались бутылками с бензином по танкам. А мы ведь шли тогда с полным боекомплектом. И главное трогать их нельзя, сволочей. Единственное развлечение, чтобы хоть как-то сердце сорвать, зацепишь гусенецей палисадник, — вроде как не вписался в поворот, и летят от него одни щепки.
Ну ладно, закончилась вся эта муть; возвращаемся в Венгрию. А тут — как бабка пошептала: мадьяры нас словно родных встречают, девки цветы кидают на броню. Ну, прямо тебе освободители!
А у них оказывается, у венгров с чехами, свои давние свары, — исторические. Вот они и обрадовались, что чехов опять на социалистическую цепку посадили. А вы тут мне рассказываете, про европейскую солидарность и демократию, — закончил Аркаша свою махрово- реакционную речь.
Пока в ходовой рубке разгорался политический диспут, “Бизон” вышел из бутылочно- зелёной днепровской воды и тянул теперь баржу по желтым, цвета пивной бутылки, водам Бугского лимана.
Иду в машину и готовлюсь к сдаче дежурства “деду”. Перекачиваю насосом из запасного танка в расходную цистерну топливо; доливаю смазочное масло в лубрикаторы главных двигателей; подкачиваю компрессором воздух в баллон управления.
Вот и четырёхчасовой вахте конец. Капитан, “дед” и Валерка, пообедав, сменяют нас. А мы моем руки, и спускаемся в салон, где хозяйничает Савва; и откуда несутся такие аппетитные запахи.
После обеда Аркаша завалился спать, а мы с Шуриком вышли покурить, на палубу. Пароход наш — наполовину некурящий; а так как “кэп” с “дедом” входят в эту половину, то нас, — курцов, выгоняют дымить на свежий воздух.
Смотрю на берег, медленно проплывающий по правому борту, и пытаюсь разглядеть завод “Океан”, от причала которого, год назад, на ПРТ “Алтай”, я отправился в своё последнее дальнее плавание, — в Мурманск вокруг Европы.
Что ж, не всем же быть моряками “загранзаплыва”; кому-то ведь надо и в “рукомойном” флоте работать!
------------------------
"корабль-3" - судовой УКВ-радиотелефон.
ППСС - Правила предупреждения столкновения судов.
ПРТ - производственный рефрижератор-траулер.
Продолжение следует.