ХРОНИКА БЕЗУМНОЙ ВОЙНЫ-4
(Продолжение первой книги)
31 августа – 1 сентября
Как опасно всё-таки полагаться на память! Перечитал Белинского и понял, что прилично недооценил критика: степень проникновения в роман “Герой нашего времени” оказалась значительно больше той, о какой я говорил в предыдущих заметках. А потому, в исправление несправедливости, начну с того, что увидел Белинский в подводных течениях романа.
В Печорине, как мы уже отметили выше, отразился век. То есть индивидуальное состояние эпохи развило индивидуализм, эгоизм лермонтовского героя. Диалектика Белинского помогла ему разобраться в этом. Я уже приводил цитату о “переходном состоянии духа”, свойственном Печорину. Далее Белинский писал:
“Тут-то возникает в нем то, что на простом языке назы-вается и “хандрой”, и “апохондриею”, и “мнительностью”, и “сомнением”... что на языке философском называется рефлексиею...”
Далее критик замечает: “И наш век есть по преимуществу век рефлексии, почему от нее не освобождены ни те мирные и счастливые натуры, которые с глубокостию соединяют ти-хость и невозмущаемое спокойствие, ни самые критические натуры, если они не лишены глубокости...”
Кризис в обществе – кризис в человеке. “Отсюда: томительная бездейственность в действиях, отвращение ко вся-кому делу, отсутствие всяких интересов в душе, неоп-ределенность желаний и стремлений, безотчетная тоска, болезненная мечтательность при избытке внутренней жизни”. Белинский называет именно те качества, которые автор изображает в своем герое.
Выявление уже этой одной закономерности делает честь русскому критику. Но он, как сейчас мы увидим, пошел еще дальше. Он увидел то, что мы увидели, имея перед глазами схему вибрации состояний. Мы в предыдущей заметке отметили: “В России уже вызревал обратный процесс”, имея в виду, что вот-вот должна была начаться смена индиви-дуального состояние обобществленным. Белинский выразил это по-своему:
“Но это состояние (рефлексия. – Б. Е.) сколько ужасно, столько же и необходимо. Это один из величайших моментов духа. Полнота жизни – в чувстве, но чувство не есть еще последняя ступень духа, дальше которой он не может развиться... Достоинство бессметного духа человеческого зак-лючается в его разумности, а последний высший акт разумности есть – мысль. В мысли – независимость и свобода человека от собственных страстей и темных ощущений... Но переход из непосредственности в разумное сознание необходимо совершается через рефлексию, более или менее болезненную, смотря по свойству индивидуума...”
Признаюсь, я был поражен, когда прочитал в статье о слиянии противоположностей в сознании. Это было странным в мировоззрении человека, который перерастал в демократа-революционера. Вполне объяснимо, что за чувственной, непосредственной фазой и ее кризисом, рефлексией, критик видел фазу мысли, отрицающую фазу чувства и являющуюся апофеозом “независимости и свободы”, апофеозом действия, то бишь революционности... Но вот ведь мощь человеческого ума! Не признавая в жизни гоголевских идей примирения общества, в теории Белинский предвидел такое примиренческое состояние.
Очень тонко заметив, что Печорин еще молод и всё развитие его впереди, Белинский называет этапы его развития, по известным общечеловеческим этапам взросления. Первый этап – этап чувственный, этап непосредственности. Второй этап – этап отрицания, этап революционного разума, и о нем Белинский пишет так: “Он (Печорин. – Б. Е.) как будто не знает, что есть эпоха в жизни человека, когда ему досадно, зачем дурак глуп, подлец – низок, зачем толпа пошла, зачем на сотню пустых людей едва встретишь одного порядочного человека... Он как будто не знает, что есть такие пылкие и сильные души, которые, в эту эпоху семейной жизни, находят неизъяснимое наслаждение в сознании своего превосходства, мстят посредственности за ее ничтожность, вмешиваются в ее расчеты и дела, чтобы мешать ей, разрушая их...” (Вот вам и причины революционности! Правда, Белинский считает эту фазу второй по счету, тогда как на самом деле она первая, а вторая фаза – в жизни несколько иная, отрицающая именно революционность. Белинский путает здесь отрицание между фазами с отрицаниями внутрифазными, да это и неудивительно, если и мы, потомки критика, до сих пор не разобрались в законе отрицания отрицания).
И, наконец, третий этап, третья фаза... “Но еще более, он как будто бы не знает, что для них приходит другая эпоха жизни – результат первой (вернее, первой и второй эпох. – Б. Е.), когда они или равнодушно на всё смотрят, не со-чувствуя добру, не оскорбляясь злом, или уверяются, что в жизни и зло необходимо, как и добро, что в армии общества человеческого рядовых всегда должно быть больше, чем офицеров, что глупость должна быть глупа, потому что она глупость, а подлость подла, потому что она подлость, и они оставляют их идти своею дорогою, если не видят от них зла или не видят возможности помешать ему, и повторяют про себя, то с радостью, то с грустною улыбкою: “И всё то благо, всё добро!..” Увы, как дорого достается уразумение самых простых истин!..”
Как показывает жизнь, уразумение истин достается еще более дорогой ценой. Теоретически зная о “простой истине” – о слиянии противоположностей, но, оставаясь частью общего, человеком в развивающемся обществе, Белинский всеми фибрами души прославлял зарождающуюся в России революционность, впрочем, как и автор “Героя нашего времени". Но о революционных идеях Лермонтова – позднее. А сейчас – о гениальных прозрениях самого Белинского...
Объясняя мрачность и скептицизм Печорина, Белинский, кажется, первым заметил, что эти черты естественно объ-ясняются возрастом героя, его пока еще утопической, агрес-сивной (первой, по современным научным понятиям) фазой развития. Поскольку время Печорина – время рефлексии, Печорин обвиняет это время. Чуть позднее Печорин стал бы нигилистом и еще позднее – революционером. Но по законам развития – он обличитель и мститель-одиночка, то есть орудие судьбы, выражение потребностей развития, своего времени... И конечно же, не всему надо верить на сто процентов: “Повторяем: он еще не знает самого себя... Но винить его за это? – Вините, если в глазах ваших юноша виноват тем, что он молод, а старец тем, что он стар!..”
Белинский подмечает, что зло Печорина инстинктивно, естественно стремится к добру, и совершенно справедливо объясняет это гениальными стихами Пушкина:
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не в рай...
Иными словами, объясняет тягой противоположностей друг к другу. Но почему-то дальше этого Белинский не идет, на сей раз остановившись ровно на полпути. Ведь по этой же причине и к злу Печорина тянется добро Веры, Мери, Бэлы и т. д., что видел и понимал, как мы увидим ниже, сам Лермонтов (здесь он оказался глубже своего критика)...
И последнее, что хотелось бы отметить среди пророчеств Белинского. Всё-таки диалектического (пусть и не в высшей степени) видения мира у него не отнять. Даже признавая свой век порочным, приветствуя и оправдывая критику Печориным пороков современности, Белинский находит в себе силы сде-лать следующее признание:
“Здесь мы почитаем кстати заметить, что всякий сов-ременный человек, в смысле представителя своего века, как бы он ни был дурен, не может быть дурен, потому что нет дурных веков, и ни один век не хуже и не лучше другого, потому что он есть необходимый момент в развитии человечества или общества...”
Онегин, Печорин, Базаров, революционеры Лескова, “бесы” Достоевского - всё это дети Эволюции, орудия Судьбы, живой продукт Космического Развития...
(Продолжение следует)