За окном была темнота. Я чувствовал, сидя в купе на твердом кожаном сиденье, как поезд слегка покачивается и плавно его колеса следуют по рельсам. Напротив сидел пожилой человек и увлеченно читал какую-то газету, свернув ее в несколько раз, иногда он поднимал свои прищуренные сердитые глаза на меня, когда я подносил свои дрожащие от холода руки ко рту, чтобы обдать своим теплым дыханием. Он был одет в синий, выглаженный костюм от иголочки и в черное пальто, которое хорошо сочеталось с его вычищенными ботинками. В куртке было тепло, но руки почему-то не согревались в карманах. Еще суровее и раздражительнее становился взгляд того незнакомого мне седого старика, когда я растирал побледневшие и озябшие руки. Я отворачивался от этого взгляда, и просто смотрел на окно, которое изрисовал мороз красивыми узорами. За окном сыпал снег огромными хлопья и мои мысли утопали во тьме вместе с этим белым снегом. Как я не старался отогнать от себя разные неприятные мне мысли о доме, они все равно еще с большим усилием приходили ко мне. О моей семье. Если это так можно назвать.
-Домой едешь?- спросил старик, кинув газету на стол, рядом с моими сжатыми руками.
Я моментально поднял голову на старика. Это были его первые слова за несколько часов езды. Было удивительно то, что его голос звучал не как у пожилого человека, а скорее всего как у зрелого мужчины, но не как у старика, который сидел напротив и ожидал ответа, у которого лицо было покрыто складками и морщинами.
-Да,- ответил я и снова отвернулся к окну. Как бы не приятен был его голос, я не хотел, чтобы он еще чего-нибудь спросил у меня. Было в его взгляде, что-то не приятное и отталкивающее, наверное, это была какое-то легкое призрение к молодежи и желчь. Не хотел бы я иметь такого отца или деда.
-Далеко учишься от дома?- спросил снова он, не отводя своего взора от меня.
Я снова посмотрел на него, но долго смотреть ему в глаза не мог и поэтому сделал вид, будто поправляю сумку с вещами, лежащую рядом со мною. Обычно таким людям долго не смотрят в глаза просто нельзя, а иначе чувствуешь себя полным ничтожеством и ты сам становишься себе противен.
-Да,- отрезал я и бегло заглянул ему в глаза. Какие же они были грешные, эти маленькие, зоркие, черные глазки. Сколько зла я видел в них, сколько хитрости, цинизма и эгоизма. Для меня всегда был важен взгляд. Глаза человека. Именно по ним можно увидеть душу. Я никогда не ошибался в том какая эта душа на ощупь. А та, что была напротив меня, холодная и черствая.
-Едешь домой на Рождество?- спросил старик и слегка наклонил голову вправо.
Я чуть заметно кивнул. Он деловито посмотрел на свои наручные часы. Видимо незнакомцу лет 50-55. А эти морщины, делающее его старше, от работы и от частых поездок. И судя по черному дипломату, который набит разными ценными бумагами, он предприниматель или у него своя фирма, а может еще кто-нибудь из важных лиц, которым часто приходиться ездить на деловые встречи.
-Не люблю рождество!- сказал он и тоже отвернулся к окну.
В этом мы с ним были похожи, и, надеюсь, на этом заканчиваются наши с ним единые точки зрения. Такие как он либо в разводе, либо у него небольшая семья, которую он видит очень редко.
-На кого учишься?- спросил он сухо, не поворачивая ко мне головы. Не знаю, зачем он задавал мне все эти вопросы. Наверное, чтобы развлечь себя.
-На хирурга.- Я позволил себе посмотреть на собеседника. Тот при моем ответе чуть заметно покачал головой, и его губы стали еще тоньше и белее.
Мне стало еще неудобнее и все мое тело непроизвольно напряглось. В его голосе звучало одолжение, да и во всем его виде это прослеживалось, он смотрел как бы сверху вниз на меня. Дело было в том, что во всех купе не было свободного места и этот добрый, по словам проводнице, человек, купивший для себя целое купе, сделал мне милость и разрешил ехать с ним. Но для меня было бы удобнее всего ехать где-нибудь в переполненном вагоне, рядом с простыми людьми. Для меня это не было хорошим поступком.
Поезд начал медленно приостанавливаться. За окном были видны желтые огоньки от домов. Не знаю, что было бы хуже? Остаться здесь с этим неприятным человеком, либо сойти с поезда и направиться домой. До Рождества оставалось пару дней и, за эти пару дней, я мог бы еще оставаться в университете, занимая себя разными делами и оттягивать неизбежные неприятные воспоминания о доме, да и саму поездку. Я мог бы вообще не приезжать, но это было бы не правильно, хотя бы по отношению к Наташе. Тем более Рождество был ее любимый праздник и думаю за эти пол года, что мы не виделись, ей есть, что рассказать мне.
Поезд остановился, и я услышал, как люди зашевелились, как тараканы, и заспешили к дверям. Я поднялся с места и закинул свою сумку на плечо и заторопился к выходу.
-До свидания!- сказал я, прежде чем уйти, на что старик кивнул головой и неестественно улыбнулся.
На улице было холодно из-за ветра. Снег сыпал большими горстями с неба и, попадая мне на лицо, таял, оставляя капельки чистой воды.
Из рта вырывалась теплая струя воздуха, но на холоде она быстро остывала. Снег шуршал под ногами. Я вместе с десятком людей, вышедшими с поезда, быстро побрел домой. Это был небольшой городок. Богом забытое место, как называл я его в уме. Сколько мне пришлось здесь пережить. Здесь прошло мое детство, юность, пока я не уехал учиться в университет. Я выбрал самое близкое к дому место, но даже оно было слишком далеко. Этот городок, где живут мои родные, как бы стоит в стороне от всего мира, как и они сами. Поэтому мне тяжело с ними. Я перешел на другую строну от поезда и пошел вдоль дороги, которую занесло снегом. Темноту рассеивали свет в витринах магазинов и окон домов. Несмотря за долгое отсутствие дома, я не забыл в каком направлении идти, хотя та улица, на которой жили мои родные, была ветвистой, где не составило бы труда заблудиться в темноте. Я шел долго и дома вдоль дороги сопровождали меня весь путь. Голова была забита разными мыслями. Как я долго избегал эти дни в своих мыслях. Дни о доме. Уже какое-то неприятное давление чувствовал я и легкое покалывания во всем теле. Только сейчас вспомнил, что с утра ничего не ел. На телефоне отобразилось семь часов вечера. Еще успею на ужин. Самое высокое здание, которое было здесь это церковь. Высокая, красивая с золотыми куполами и с крестом на самой верхушке. Именно рядом с этой церковью и было связанно все. Именно рядом с этой церковью жили мои родные. Я остановился напротив небольшого кирпичного дома. Свет горел в окнах. Я тяжело вздохнул и постучался. Я услышал шаги к двери. Дверь открылась и я увидел своего отца. Боже мой! Как он постарел за эти пол года. Он бросился меня обнимать с легкой неожиданность в глазах.
-Я думал ты приедешь на Рождество!- признался он, разжав объятья.- Как в том году,- прибавил он с грустью. Его добрые слезящиеся глаза внимательно рассматривали меня, я делал тоже самое. Отец еще сильнее посидел и по прибавилось морщин на лице. Борода поредела, но осталась такой же длинной. Он был так же одет в длинный убор. Он был Святым отцом в той самой церкви. В его взгляде неизменным оставалась доброта и трепет. От этих ласковых глаз у меня навернулись слезы, но я быстро отвернулся от отца, делая вид, что ложу сумку и раздеваюсь.
-Наташа! Угадай, кто приехал!- крикнул отец.- Ты как раз к ужину!- обратился он ко мне и скрылся из виду
Осмотрев взглядом прихожую и оценив слова отца, я заключил, что в этом доме ничего не изменилось. Все по старому. День от дня, как давно прокрученная пленка. В этом доме время остановилось навсегда. На стенах весели кресты и иконы. Деревянные полы, голые стены, неприметная мебель. На шкафах пыль, как давно здесь не было женской руки. Я прошел в гостиную. Небольшой стол стоял посреди небольшой комнаты с несколькими стульями. В центре сидел отец, с боку сидела Наташа.
-Сашка!- закричала игриво она и протянула свои маленькие худенькие ручки.- Я знала, что ты сегодня приедешь!
Я взял ее за тоненькие пальчики и прижал к своему лицу и поцеловал.
-Наташка!- сказал радостно я и прижал сестру к себе.
Внутри все сжалось. Я сел рядом с Наташкой. На ее румяном лице присутствовала улыбка, а глаза были неподвижны. Взгляд смотрел в одну точку. От этого я почувствовал боль в груди. Страшно видеть одну лишь темноту и ничего больше. А кого десятилетней девчонки? От этого мои глаза потускнели. Но я ведь знал куда ехал. Я знал, что будет здесь. Что вспомню, что почувствую. И все это раз за разом.
На столе стоял суп и вода. Я знал, что у них пост и не рассчитывал на набитый стол яствами. Мы как всегда отужинали в полном молчании, прочитав перед этим молитву. Все это время я ощущал легкое волнение. Отец рассказывал о своих прихожанах, я о том какие люди меня окружают и об учебе в целом. Рассказывал я много, так как знал, что кроме меня у них некому чего-либо рассказывать нового, мой приезд всегда вносил в их жизнь немного разнообразия, как бы немного отклонял их от монотонности, к которой они привыкли. Отец постелил мне на диване. Наташка долго сидела около меня, пока я не проводил ее в комнату.
Я лежал на диване и смотрел в темноту. Мысли кругом вращались в голове. Рождество. Не люблю Рождество. Я знал, что есть семьи и по хуже нашей, но никак не мог смириться с мыслью, что в нашей семье не все гладко. Слезы катились градом с щек. Так было всегда, когда я приезжал домой. Жуткая тоска всегда нападала на меня. Все эти мысли, воспоминания. Я долго не мог уснуть, спал ли я вообще? Сны были несвязанные и напоминали бред, поэтому я часто просыпался ночью. Я рос и вырос здесь в этом доме. У нас нормальная семья, за исключение того, что мой отец Святой отец, помешенный на обычаях, правилах и соблюдением всех традиций. Он религиозный. Бог- это для него все. Он посвятил всю свою жизнь, служа ему. Отец навязывал мне еще с детства, чтобы я делал тоже самое. Что когда вырос тоже стал Святым отцом. Я не понимал значения всего этого. Просто делала то, что мне велят. Соблюдал посты, молился. Мать делала тоже самое, стала одеваться по другому. Но потом, когда родилась Наташка, то все изменилась. Слепая Наташка. Я не понимал почему она. Я молился за нее, чтобы к ней пришло зрение. Перечитывал библию и верил в чудо. Но каждый день проходил без него. Я понял, что чудо не будет никогда. У нас никогда не было телевизора или еще какой-нибудь технике. Я взрослел и это жизнь, которой я жил была невыносима. Я боялся сойти с ума. Наташка росла, видя перед собой только лишь темноту. Отец говорил, что когда-нибудь Бог ее одарит зрением. Но я понимал, что это никогда не произойдет, а сестра верила в чудо. И сейчас, наверное, верит. Но она подрастет и, что будет тогда? Она все поймет. Что все ее молитвы по ночам напрасны. Кому она так долго обращала их? Чем провинилась Наташка? Ничем. Мать вскоре развилась с отцом и ушла от нас. Мы стали видеть ее только на Рождество. Я закончил школу и решил пойти учиться в другой город, отец был против, но все же отпустил меня. Отец присылал мне деньги, но это были гроши. Он не знал, что на эти деньги, что он дает, уже ничего не купишь, он не знал, что после учебы я иду работать курьером. Рождество это единственный день, когда я, отец, мать и сестра собирались вместе в одном доме. Этот день ужасно наигран, и натянут как струна. И что будет тогда, когда она порвется, я не знал сам. Мать всегда не устраивала отцовская жизнь. Его призвание. Она ненавидела этот дом, этот город и отца тоже ненавидела. Ненавидела ли она нас, я не знаю. Скорее всего ей было вообще на нас наплевать. Ушла от нас, от проблем. И всегда этот день самый напряженный из дней, хотя должен быть самым светлым и приятным. Мы садимся за стол, ужинаем, дарим друг другу подарки. У отца в этот день поблескивают глаза от наступивших слез, что мы все снова вместе. Он всегда надеяться, что именно это Рождество все изменит. Когда мы снова будем вместе. Что мать больше никогда не покинет его, что я тоже стану Святым Отцом, а Бог подарит Наташе зрение. Все это нужно ему, чтобы он был счастлив. Но это невозможно. Невозможно потому, что это его жизнь, но не наша, его мечты. Мать не вернется потому, что она путешествует по миру о чем мечтала всегда и чего бы не было, быв она сейчас с отцом. Она приезжает на Рождество полная впечатлений. Как сияют ее глаза, когда она рассказывает и показывает фотографии. А я никогда не останусь здесь. А иначе просто умру. Отец жил, закрывшись в себе, обрубив все связи с внешним миром. Я не корил его за это, ведь ему было так удобно. А Бог никогда не даст Наташе зрение. Это просто невозможно. Мать совсем позабыла о ее счастье, строя свое, отец просто слеп своей верой. Отец ей дает ложную надежду на то, что она будет видеть, но время идет, а чудо не случается. Сама она повторяет, что Бог ее спасет. Иной раз думаешь, почему она? Неужели это наказание? Но за, что? Что она сделала? Ничего. И я не дождусь момента, когда смогу подарить ей зрение. Когда наконец-то сделаю, то, что должен. Я не хочу, чтобы эта вера исчезала, я просто хочу, чтобы она была счастлива. Ради нее я пошел учиться на хирурга, чтобы вернуть ей зрение и пускай думает, что это чудо, чудо Господа Бога. Я не забыл про нее и никогда не забуду.
Утром меня разбудила сестра, и мы вместе пошли в церковь. Людей там было немного. Таких людей как мой отец, в городе было мало, которые непрекословно выполняли посты, молитвы. Вокруг горящие свечи, полутьма, полусвет. Все такое невинное и безгрешное. Вокруг иконы и кресты. Сестра стояла около иконы и что-то шептала. Я не знал, что мне делать. Молиться тоже или просто постоять с ней. Наташка крепко сжимала мою руку. Я слышал, о чем она молилась. О нас. Она никогда не просила, чтобы Бог дал ей зрение. Она всегда переживала за меня, за отца, за мать. Она любила нас, несмотря на то, что все о ней позабыли.
Проходили дни за днем все в таком же монотонном ритме, и мне приходилось следовать ему. Я не понимал, как можно так жить, ничем не развлекая себя, никуда не ходя кроме церкви. Сам удивлялся как так жил долгие годы. Очень боялся за Наташу.
Маленькие ручки теребили мои волосы , от этого я и проснулся. Я увидел перед собой сестру, протягивающую мне открытку. На открытке было написано: «С Рождеством», а вокруг наклейные цветочки из цветной бумаги.
-Мне папа помог!- сказала она.
-Спасибо! - Я обнял сестру.- У меня тоже есть для тебя подарок! Стой здесь!
Я поднялся к сумке. Из нее достал игрушечного зайца, от которого Наташка была в восторге. Отцу я подарил теплый вязанный шарф, которому он был доволен. Как мало нужно было для счастья нам всем тогда. Он подарил мне носки, как и в прошлый раз, Наташки шелковый платок. На лица отца не исчезала улыбка. Не знаю, чему он был рад больше всего: приезду матери или Рождеству. Под вечер мы с отцом приготовили ужин. Пост закончился и можно было наесться досыта. Мясом, выпечкой, рыбой, вином. Обычно для такого праздника отец тратил все свои сбережения и последующие дни снова копил на следующий праздник. Поэтому у него не было никогда почти денег, а что уже говорить об операции Наташи. Иногда, мне казалось, что мой отец уже давно сошел с ума. Он мог часами смотреть в одну точку, стоять на коленях перед иконами, а иногда его глаза были как стеклянные или он говорил, что-то ужасно непонятное и несвязанное.
Меня иногда это пугало и иной раз был рад, что Наташка не может увидеть этого выражения лица. Но лучше отец, чем мать. Он хоть находит для нее время, приносит книги для слепых, которые отдают ему прихожане, разговаривает с ней, а у мать могла бы спокойно забыть ее в магазине или в гостях. Она всегда динамичная и быстрая, в отличие от медлительного отца.
Я, отец и Наташка сидели за столом. Тусклый свет освещал наши бледные лица. С тех пор как я приехал к отцу, я кроме ужасной тоски и печали не чувствовал. В доме всегда царила тишина и какая-то умиротворенность. Но стоило появиться матери, как все это вдруг пропадало, так было и в этот раз. Она как всегда опаздывала, и нам приходилось ждать ее. Дверь с шумом открылась.
-Ух, уж этот поезд!- воскликнула она,- Теснотень да и только! Куча народу и куда столько! Плохо, что здесь самолеты не летают! Как до вас трудно добраться!
Отец приподнялся, чтобы помочь ей, но мать и так вошла в гостиную, кинув сумки в прихожей! Она радостно кивнула отцу, обняла меня и поцеловала Наташку. Мать как всегда была весела! Волосы завитые в кудри, новые обновки, макияж.
-Я же подарки привезла!- опомнилась она и побежала к оставленным сумкам.
Отец стоял на месте в изумление. Его медлительность не давала ему, что-либо сказать или сделать. Он не привык так быстро что-то решать и просто стоял разводя руками, с приоткрытым ртом. Мать всучила нам всем по красиво завернутой коробке. Я не знал, что там на этот раз. Может какая-нибудь безделушка как в прошлый раз или феничка. Ее подарки всегда были яркими и красочными, но бесполезными. Но в отличие от меня Наташка была рада им и всегда ставила эти тщетные безделушки у себя в комнате. На лице сестры сияла улыбка и она искала вокруг себя руки матери, но та обойдясь одним поцелуем, увлеченно начала рассказывать про свои путешествия. Я взял маленькие ручки сестры в свои. Отцу следовало больших усилий, чтобы перебить мать, дабы прочесть молитву. Мать это не огорчила и она продолжила свой рассказ после. Ее взгляд не задерживался на ком-то надолго, а беспорядочно витал, где-то по гостиной. Я, отец и Наташка молчали. Она давно стала мне чужой. Не знаю, когда это случиться и с Наташкой, но отец ее все еще любил и всегда готов был простить ее за долгие отсутствия. Он не понимал, что у нее другая жизнь и более интереснее, чем была. Иногда сестра задавала вопросы или отец. К вечеру все уже стихло. Мать спала в Наташкиной комнате. Иногда мне казалось, что от одного она все же получает удовольствие, приехав домой, так это от возможности хорошо выспаться. Ее долг выполнен и рано утром она уедет и не приедет до следующего Рождества. Билеты уже куплены и очень хорошо, что она нашла в своем плотном графике место для нас пускай и не такое большое. Отец мыл посуду. А я с Наташкой сидели на диване. Вот и все прошел этот день. Как будто и ничего и не было. Для кого-то этот день лучше бы никогда не наступал, а для кого-то, я посмотрел на Наташку, это самый лучший день. Она свернулась калачиком и тихо сопела. Прошел еще один Рождественский вечер. На улице послышались веселые крики и пение. Хорошо, что хоть кто-то встречает его лучше, чем мы. Но ничего Наташа! Скоро и мы заживем как по-новому. Только нужно подождать. Еще совсем немного. И тогда для нас Рождественский вечер будет одним большим волшебным событием! Ты только жди…и верь.