Путь к Озеру Ветров и в самом деле, как поняла поехавшая туда впервые Эйра эн Кассидар, оказался неблизкий. Несколько раз им приходилось ночевать в селениях и небольших городах севернее главного города нечестивых секенаров – Энивад-Сар-Танатура. Самым любопытным оказалось, что среди жителей этих очагов человеческой цивилизации, местами населенных достаточно густо, а местами редких, тоже были секенары, особенно в Нагваде и Айнихеме, в сутках пути от злополучного Черного Города. Но эти люди, как говорили между собой Темиан с Нелидой и их сыновья, были куда благопристойнее и порядочнее, чем в секенарской столице. А посему, решили они, Черный Город – воистину проклятое Богами место, обитель Зла, и что в недрах этой земли под этим городом, в огненной преисподней, живет сам Локк, отец лжи и пороков. Недаром, говорили они, именно в этом городе впервые увидели Волка Туран-дема и потом умерли от страшной болезни несчастная Анеста и ее маленький сын Триестан.
Дорога становилась все более каменистой и неровной, то забирала довольно круто в гору, то почти так же круто спускалась в очередную долину или разлог, постепенно поднимаясь к главному кряжу Центральных Гор. Ехать по такой дороге было тяжело, поэтому Темиан несколько раз устраивал привалы, главным образом для того, чтобы задать корм лошадям – люди в этом отношении оказались более неприхотливы и меньше требовали еды. Молодые жеребцы же мало удовлетворялись овсом и жадно накидывались на молодую сочную траву, которой в горах, однако, было гораздо меньше, чем в низинных землях. Здесь же местами еще лежал снег, в особенности на северных склонах.
В небольшом городе под названием Лабидос, к концу четвертых суток пути, Темиан с женой закупили вдоволь съестных припасов для себя и овса для коней, так как прежние запасы подходили к концу. Здесь, в Лабидосе, жили уже, главным образом, не назойливые, низкорослые и нечесаные секенары, а светловолосые, голубоглазые райваны и частично инды с загорелыми от горного солнца лицами и телами и добродушными улыбками, особенно у пышнотелых торговок всякой всячиной. Многие из них, как было известно, были завсегдатаями поездок на загадочный, как они говорили, остров посередине земли и воды, и готовили повозки. Главной тягловой силой здесь были не лошади, а чаще всего ездовые собаки и выносливые лошаки.
В Лабидосе одна из старых знакомых Темиана, пожилая вдова ушедшего раньше времени в иной мир зодчего Теллигаута, пригласила их в баню – так она называла большое, в несколько ярусов, помещение из дерева и камня, в котором сама собой текла теплая вода, посреди круглого зала располагался бассейн с холодной водой, а в стенах, сходящихся кверху куполом с круглым окном посредине, были устроены парильные ниши, куда вели прочные деревянные лесенки. В родном Танноре тоже было несколько заведений для мытья и отпаривания, но совсем не таких, как здесь – там это были просто большие деревянные дома с печами и стоявшими вдоль стен большими чанами с горячей и холодной водой и парильными камнями, на которые лили горячую воду. Много веков спустя и на других землях потомки славных родов назвали эти парильни «банями по-белому», а в других землях другие народы назвали «термами» и «турецкими банями» то, что более всего было похоже на лабидосскую баню, которой заведовала старая Эймари.
И, наконец, Далбос, расположенный в глубоком и широком распадке в верховьях реки Иггир, между двумя исполинскими горными пиками. Это был крупный торговый город с улицами, мощеными продубленным деревом и плоским камнем, домами из такого же дерева и камня и широкими, высоко поднимающимися каменными укреплениями, не раз спасавшими город от селей и, в худшие времена, от набегов завоевателей и прочих врагов. Были не раз такие времена, когда племя вставало на племя, брат на брата и даже сын на отца. В конце концов правителям удавалось примирить их разными путями, и тогда раздираемая междоусобицами Даария вновь превращалась в мирный благодатный край. Но вся история последних нескольких тысячелетий омрачена только междоусобными войнами и потасовками, ибо никто из чужеземцев из-за моря не смел нападать на эту страну ни в мирное время, ни в смутное. Даарийцы прицеливаются долго, зато стреляют метко и все разом, забывая начисто о распрях между собой – в этом иноземцы убедились уже давно и среди некоторых из них поползли слухи, что Даария, то бишь Арктида, она же, на наречии одного из иноземных народов, Гиперборея – земля, населенная Богами.
Народ в Далбосе оказался на редкость разношерстный: здесь собирались представители самых разных племен Арктиды, включая тендуанцев, индов, славинов, айха и даже некоторых секенаров и диковатых с виду сертаннов. Было много и иноземных гостей, в том числе таких редких, как предприимчивые хитроглазые либо простодушно-патриотичные элла с бронзовым загаром и темно-медными, золотистыми или почти черными волосами, темнокожие афиры и бхараттиане.
- А я думала, что иноземцы дальше Орри не заходят, – подивилась Эйра, взволнованно схватившись за мизинец правой руки Анхилара.
- В Далбос кто только не заезжает, – ответил тот, не раздумывая. – Это третий по величине город после Авлона и Орри.
Больше всего тут было, однако, людей из племени райванов, им же был и наместник города. Ночлег для путников устроили, как и всегда было для них, не совсем молодой мужчина по имени Авион и его молодая супруга Каннила. Темиан уже далеко не один раз останавливался в их чистеньком и ухоженном трактире «Волшебная лира», к которому примыкал приличный и довольно обширный гостиный дом, не в пример лучше, чище и красивее, чем «Размазня Блосс» у подлого Геврада. Увидав Темианово семейство, хозяева встретили их в парадной комнате как давних и почетных гостей, со всеми переобнимались и перецеловались, а потом принялись знакомиться с новой гостьей – Эйрой, обступив ее со всех сторон, как диковину на местном базаре. Там же, в этой куче, оказались и четверо детей Авиона: мальчик лет пятнадцати и три его сестры – тринадцати, одиннадцати и восьми лет.
- Какая хорошенькая у тебя дочка, почтенный Темиан, – обернулась к старшему гостю Каннила, статная, высокая, очень миловидная голубоглазая женщина в плотном темно-коричневом платье местного покроя и с очень длинными волосами соломенного цвета, заплетенными в две толстенные косы – каждая толщиной в три пальца взрослого человека.
Райванское наречие мало чем отличалось от всех остальных, так как до сих пор все народы Арктический земли говорили на Едином Языке предков, который давно стал уже и вторым языком пришлых айха. Ближе всех, однако, их диалект и акцент были к тендуанским, поскольку последние, расселившиеся в долине реки Быстроводной и близлежащих горных долинах, вели свое начало от райванов, часть которых поселилась там почти две с половиной тысячи лет назад и перемешалась с местными полудикими племенами терхов и лотаридов, вобрав их в себя и перемешав на их земле свою культуру с их обычаями. Поэтому внешне нынешние тендуанцы (так была названа эта помесь разных родов самими же «полукровками») несколько отличаются от коренных горцев: кожа, глаза и волосы у них часто темнее, чем у чистокровного и незагорелого райвана.
- Родственная кровь, – не без гордости ответил Темиан, чья мать была чистокровная райванка, чего, однако, он не мог сказать о своем отце – полукровке из тендуанского племени.
- А позволь спросить тебя, достопочтенный Темиан, потомок Кассидара, – продолжала молодая женщина, – куда вы направляетесь на этот раз? Ведь из Далбоса ведут три дороги...
Темиан едва не расхохотался в ответ.
- Ты удивляешь меня, госпожа Каннила. Те, кто ездит каждый год на праздник Великого Солнца к Благословенной горе Меру, и поныне ездят туда же.
- Не все, – покачала головой Каннила, поправляя платок, висевший у нее на шее, и повязывая им голову, чтобы не мешали тяжелые косы. – Многие бывают там редко или всего один раз. Поезди-ка тут…
Сзади что-то брякнуло, и, обернувшись, оба увидели хозяина трактира и гостиницы с двумя графинами из горного хрусталя, наполненными настоящим пурпурным вином из лучших сортов красного гвиндекского винограда с теплого юго-востока страны.
- Не хотите ли вина? – предложил он гостям, которых в трактирном зале набралось уже немало, далеко не только из Темианова семейства.
Среди них наши путники увидели и Инвара с Исионой и двумя маленькими мальчиками – трехлетним Ионаром и полуторагодовалым Триестаном, поприветствовали их бурно и радостно и, почти без перерыва болтая, сели с ними за один сдвоенный стол с округленными внешними углами.
- Ну давай, старый друг Авион Агиссар, налей нам вина, – ответил ему Темиан, облизывая пересохшие губы и расплываясь в улыбке. – Ваше вино мы точно любим, но постараемся, как и прежде, держать меру.
Ужин в «Волшебной лире», для многих, как правило, плавно переходивший в посиделки почти до самого утра, разительно отличался от тех, что приходилось наблюдать в других городах и селениях, где располагались придорожные трактиры, харчевни, корчмы и просто забегаловки с ночлежными местами для всяких мимо проезжающих или проплывающих, если это все располагалась по берегам судоходных рек, путешественников. Ни тебе пьяных драк с дебошами, ни «наглючивания» крепкими напитками до потери разума, ни отборной ругани, а уж всякого воровства и поножовщины не было и в помине. Здесь все было совершенно иным, чем везде, даже самый воздух пах иначе и все было гораздо красивее. Поговаривали, однако, что «Волшебная лира» была одной из лучших гостиниц с пристроенным трактиром во всем Далбосе, построенной несколько сотен лет назад отцом и дедом Авиона специально для аристократов, но потом, много лет спустя, с распоряжения побывавшего там тогда еще молодого государя Анока II cтала местом посещений и ночевок для всех более-менее приличных людей. Также рассказывали, что другие такие заведения в этом городе часто были дешевле, но хуже и там временами могло быть что угодно, хотя далеко не до такой степени, как в знаменитом Энивад-Сар-Танатуре – там уж точно зла было столько, что хватило бы с избытком на всю Даарию, чтобы в нем захлебнуться. Но, с другой стороны, Авион с Каннилой часто питали особые чувства к тем, кого знали очень давно, с кем очень хорошо ладили и особенно кому приходились сородичами, близкими или дальними – в частности, с Темиана и его семьи плата всегда была, как любил говорить Авион, до смешного маленькой – лишь в полтора раза выше, чем во всех остальных городах, в которых они побывали. Помимо чистоты, блеска и приятного аромата свежих кушаний, которые готовили ухоженные повара, гостям здесь еще предоставлялись всякие развлечения в виде настольных игр, чтения стихов специально приглашенными подзаработать поэтами или пение бравых певцов и сладкоголосых певичек, пришедших сюда с той же целью. В этот раз было лишь двое молоденьких музыкантов, весь вечер наигрывавших на лирах и других инструментах в специально отведенном им месте с небольшим каменным возвышением разные мелодии, местами художественно высвистывая на манер напевов местных горцев, но многим это показалось совсем даже не скучным, так как играли и свистели они на редкость разнообразно и, главное, очень красиво.
За порядком в этом роскошном трактире следил не какой-нибудь здоровенный дядька с многолетним опытом вышибалы, а хорошо одетый городской страж порядка со свистком, который в случае чего непредвиденного мог тут же свистнуть и этим созвать чуть ли не с десяток своих соратников – именно поэтому народ старался вести себя здесь, по возможности, прилично и мирно.
В общем, нашим паломникам на священную гору, особенно Эйре, которая видела все это первый раз в своей еще совсем недолгой жизни, сие заведение нравилось гораздо больше всех остальных.
Вино, по мнению Темиана и всех остальных членов его семьи или, как он думал про себя, его рода, оказалось одно из тех, которые раньше им не приходилось пробовать и совершенно превосходное: искристое, сладкое с легкой кислинкой и в меру терпкое, густого темно-пурпурового цвета, в свете «вечных» потолочных светильников становившегося насыщенно-ярко-рубиновым.
- Сколько выдержка? – полюбопытствовал Анхилар, отпив немного из маленькой хрустальной чарки.
- Триста сорок лет, почтенный сударь, – промолвил Авион с гордостью. – Это очень дорогое вино и далеко не всех мы им угощаем. А вас я решил-таки нынче немного побаловать.
- О-о… – протянула Исиона, закашлявшись от неожиданности. – Инвар… может, мы с тобой тоже уедем на юг, разведем виноградники и будем делать хорошее вино?
Ее муж ничего не ответил, но заулыбался, поглядев на свою чарку, где было уже меньше половины драгоценной жидкости.
- А мне можно попробовать? – внезапно спросила Эйра, с аппетитом поглощая булочки с патокой и запивая их теплым молоком.
Нелида сурово поглядела на младшую дочь:
- Маленькая еще. Детям вино не полагается. Вот вырастешь когда…
- А если совсем-совсем чуть-чуть? Ну ма-ам…
- Да дайте ей глоточек, – разрешил Темиан. – Не захмелеет.
И кивнул красавице хозяйке. Та, занятая чем-то своим, позвала служанку – шестнадцатилетнюю черноволосую девчонку с матовой смугловатой кожей и черно-карими глазами, явно иноземку, и передала ей просьбу гостя. Проворная девушка тонкими, ловкими пальцами достала со стойки маленькую, изящную чарочку и, плеснув туда совсем немного вина, с улыбкой подала Эйре.
- Угощайтесь, госпожа.
Та осторожно взяла чарку из рук служанки, поблагодарила, и, прежде чем поднести чарку к губам, сначала долго и внимательно приглядывалась к удивительной жидкости с тончайшим изысканным ароматом, изучая глубокий насыщенный цвет, все оттенки этого цвета, блики и искорки алого света на поверхности. Эйра впервые в своей жизни видела и нюхала настоящее вино и это ее забавляло. Потом она медленно поднесла чарку ко рту и, немного смутившись, сделала совсем маленький глоток…
И тут же поперхнулась, потому что руки у нее внезапно дрогнули и содержимое чарки разом вылилось в рот, обдав опьяняющей жгучестью вместе с неземным, удивительным вкусом, а сама чарка выскользнула из рук на каменный пол и разлетелась вдребезги. Тут же со стороны входной двери раздался пронзительный свист. Эйра не успевала сообразить, что происходит, но, по-видимому, поперхнулись почти все одновременно, а вино тут было ни при чем. Эйру, окружающих ее родных и стол, за которым они сидели, трясло, как в лихорадке, а вместе с ними ходил ходуном весь трактир, звякала посуда на полках, временами падая на пол и разбиваясь, качались висевшие на потолке люстры с совсем недавно наполненными свежим каниваром светильниками, посетители паниковали, прижимаясь к столикам, падая на пол или выбегая на улицу, как Исиона, выскочившая из-за столика схватившая сидевших в переносных люльках детей. Выбираться из здания многим помогали подоспевшие мужчины в бордовых костюмах с темно-зелеными накидками и золочеными бляхами на поясах.
Продолжалось все это почти целых две минуты, затем резко смолкло, как и началось. К счастью для всех, никто не пострадал и здание оказалось повреждено лишь немного да в отдельных местах с потолка и стен попадала мраморная лепнина.
- Ч-что это? Что было? – первой нарушила воцарившееся молчание Эйра.
Ей было дурновато: после непрерывной двухминутной тряски внутри все булькало и сердце выпрыгивало из груди, к тому же разум был чуточку замутнен от выпитого глотка крепкого хмельного напитка. Наверняка, подумала она, остальным было не легче.
- Земле… ик… трясение, – заикаясь, пробормотал Авион, выползая из-под опустевшего соседнего столика. – Ничего удивительного, в горах это бывает часто, только вот такого долгого и сильного здесь не бывало уже больше трехсот лет.
Один из близнецов, Энхал, сплюнул себе на левую ладонь.
- Чуть все кишки не вывернуло, – проворчал он. – Анокс, пошли на улицу, проблюемся.
- Меня тоже тошнит, я еще и беременна, не приключилось бы выкидыша, - прохныкала Фиона и тоже выбежала за порог.
Последними очнулись Темиан и Нелида, залегшие на полу и закрывшие руками головы – друг другу.
А Эйра уже успела оправиться от испуга. Она сосредоточенно глядела себе на колени, уйдя целиком в себя, и долго соображала, что тут и было на самом деле и к чему. И вдруг ее осенила внезапным вихрем налетевшая мысль: Черный Город!
Тех, кто разговаривает с Богами, дэвами, ангелами или прочими духами, в народе иногда считают людьми «не в себе», тот есть, попросту, сумасшедшими, и иногда отправляют в особые заведения с мрачными каменными стенами и толстенными решетками на овальных окнах – именно такой формой окон «лечебные» дома для сумасшедших отличались от темниц для преступников, где окна были прямоугольными или круглыми. В этих заведениях, как поговаривали некоторые, было даже хуже, чем в тюрьмах, потому что по-настоящему вылечить сумасшедшего, если он таков на самом деле, могли очень немногие целители, гораздо проще было сдать бедолагу в такой вот сумасшедший дом, забыть о нем и не мучиться. Порой бывало и так, что туда сдавали и вполне нормальных людей, которые становились кому-то сильно неугодными либо проявляли что-то такое, что пугало, настораживало и бесило остальных. К счастью, в последнем изданном Законе страны было запрещено сдавать в такие дома всех, кого кому хотелось, и для этого полагалось сперва доказать, что человек болен душевно, и сдавать в темницы с овальными окнами разрешалось только тех, кому уже совсем нельзя было помочь, а остальных велено было направлять к жрецам или чеманам, владеющим Божественной Силой Исцеления души и тела. Но иногда все же втайне от Закона такое случалось и поэтому, коль ты не жрец или жрица или не чеман, то о своем Даре лучше всего было помалкивать даже в кругу близких людей. А вот жрецам да чеманам прощали почти все…
«Серрал разрушит Черный Город…», – вспомнилось Эйре. И он его разрушил. Так, по крайней мере, подсказывало ее внутреннее чутье.
- Ну и дела! – поцокал языком Темиан, выглянув наружу.
Снаружи заметно стемнело, но в свете многочисленных фонарей, неподвижных и движущихся, было заметно, что в городе царил самый настоящий переполох. На опустевшей торговой площади, что была расположена через дорогу от «Волшебной лиры», было не протолкнуться, так как ополоумевший народ почему-то основной своей массой рванул именно туда. Везде стоял шум и гам, запоздавшие торговцы и торговки в спешке поднимали с земли кули со сложенными туда товарами либо подбирали с дощатого настила и засовывали в мешки то, что не успели собрать, застигнутые врасплох стихийным бедствием.
На улицах же и вовсе творилось невообразимое: многие фонари на длинных витых столбах покосились или вовсе попадали, люди кричали и спешили кто куда, всюду ржали кони и лаяли собаки, городские стражи, пустив в ход дубинки, разнимали подвыпивших гуляк из находившегося почти впритык к базару кабака. Несколько повозок столкнулись посреди главной дороги, ведущей через город (это было типично для поселений горцев, полагающих, что в случае любого нападения, случись оно даже в самый неожиданный момент, они сумеют отбиться, а тем более внутри большого города, где каждый житель мог прямо из окна своей спальни пустить в противника стрелу и даже не промахнуться – настолько они были меткими стрелками с самого рождения). Оказалось, в одной из этих повозок возвращался к себе домой сам далбосский градоначальник с женой и двумя сыновьями, а в другой – иноземный темнокожий торговец цветными тканями, коврами и верблюжьими покрывалами, человек богатый и давно известный в райванкой столице. Вокруг них народу столпилось не меньше, чем на базарной площади. Одни помогали хозяевам столкнувшихся повозок выбраться из них, другие просто наблюдали и молча молили Богов о помиловании, третьи же выпучив глаза от испуга, кричали и многие из них ругались непотребными словами, припоминая своих или чьих-нибудь отца, мать, известные места на человеческом теле и связанные с ними таинства, и даже имена своих любимых Богов и Богинь. Досталось даже мудрой Ории, вечно юной покровительнице всех девушек и женщин еще со времен расцвета Атлантической цивилизации.
- Почему они так страшно ругаются? – спросила Эйра, дергая Анхилара за рукав походной куртки, которую некогда подарил ему норданский градоуправитель.
Оба покинули здание по распоряжению хозяина, предупредившего всех, что дрожь земли может повториться и может быть даже сильнее первой, и стояли, прижавшись к стене гостиного дома, и наблюдали за происходящим, не зная, чего им дальше ожидать от внезапно разгневавшейся природы и непредсказуемых Центральных Гор. Все остальные же, кроме Исионы, притулившейся с малышами у края колодца и умывавшей им заплаканные рожицы свежей прохладной водой, вместе с другими приезжими и местными горожанами, помогали нескольким несчастным торговкам поскорее собрать рассыпавшийся товар и разойтись по своим домам.
- Потому что им страшно, – ответил брат, болезненно поморщившись, так как рана в левом плече все еще временами давала о себе знать. – Многие из них приехали издалека и не знают, что земная твердь в горах может сотрясаться.
- Но они могли бы молить Богов вместо того, чтобы их поносить, – возразила Эйра. – Иначе они могут разгневаться и наказать того, кто их ругает и проклинает.
- Не все такие, как мы или здешние горожане, – невесело усмехнулся Анхилар. – Ругаются тут не все, я это заметил.
Эйра вздохнула, отвела взгляд от суетящихся людей с фонарями и взглянула на вечернее небо. Здесь оно было, как показалось ей, совсем не таким, как в родной Долине. Оно было ближе, прозрачнее и глубже, оно как бы дышало, а появившиеся на нем звезды приветливо мигали, как бы сообщая без слов «Ну здравствуй, человек, будем знакомы, я – звезда».
- Красивое небо здесь, правда? – раздался над самым правым ухом Эйры чей-то приглушенный голос.
Она мигом перестала разглядывать небосвод, обернулась и встретилась взглядом с совершенно незнакомым мужчиной почтенного возраста, с длинными белесыми волосами до пояса и потрепанной дорожной свите.
- Кто вы? – спросила она быстро, отстраняясь и вжимаясь в стену и левый бок брата. – Анхилар! Кто он и зачем со мной разговаривает?
- Не бойся, девочка, – добродушно засмеялся неизвестный. – Я здесь инкогнито, но не с дурными намерениями. А тебе я только хотел сказать, что на небо лучше смотреть попозже, когда оно светится заревом.
И, дружески похлопав Эйру по плечу, скрылся в дверях «Волшебной лиры». Та ткнула брата в бок.
- Ты видел? Он прошел в трактир тайно от всех. А если это вор?
- Если это вор, его поймают, в трактире для этого стоит караул, – невозмутимо ответил Анхилар. – В этом городе нечего бояться, особенно в нашу эпоху Благоденствия. Я думаю, что скоро нас позовут обратно в «Волшебную лиру».
- А почему он сказал, что ночью небо светится заревом?
- Здесь, в Центральных Горах, многое не так, как мы привыкли наблюдать у себя. Ночью здесь действительно бывают зарницы, и не только, иногда небо светится настоящим заревом, в Лабидосе ты, наверно, этого не заметила, потому что рано легла спать. И сами ночи здесь светлее, чем в наших краях. К северу от Центральных Гор весной и летом ночи вообще светлые, почти как день, потому что солнце никогда полностью не уходит за горизонт.
- Да, здесь все не так, как у нас, – согласилась с ним сестра. – Я чувствую, что небо… оно как бы дышит. Что это?
- Это и есть зарождающееся ночное сияние. Понаблюдай сегодня в окно, откуда оно придет и как развернется над городом.
В этот момент громкий крик одного из малышей Исионы, присевшей с ними на скамью совсем недалеко от стоявших около стены брата и младшей сестры, нарушил их разговор и заставил на какое-то время замолчать.
Второй раз дрожь земли, вопреки «предсказанию» Авиона, не повторилась. После первой же никто из далбосцев всерьез не пострадал и не умер, лишь произошедшим при этом каменным оползнем с западной стороны немного была пробита городская стена да некоторые здания в городе слегка покосились, а с храмов попадали миниатюрные стеклянные башенки, завитые вычурными раковинами, изготовленные местным мастером Элианом. То же самое, но посильнее, наверное, было в Лабидосе и в других близлежащих городах. В уме оставалась все-таки слабенькая надежда на то, что очаг подземной тряски находился где-нибудь глубоко в горах, вдали от человеческих поселений, среди лесной глуши или вечных снегов. Но, помимо ума, что-то еще упрямо подсказывало, что очаг землетрясения находился все-таки в самом центре большого города, стоявшего почти впритык к главной дороге, ведущей домой, в Тендуанские земли. Это было ужасно.
Если столь сильное землетрясение было здесь, в Далбосе, столь далеко от нехорошего места, думала Эйра, то что тогда творилось в самом Черном Городе и во что превратилась главная дорога, по которой они сюда приехали? Если на самом деле все было так, как она думала, тогда ее отец, мать, братья и все остальные члены семьи, а также тысячи других людей с южных, юго-западных и юго-восточных земель попросту не смогут вернуться к себе домой, если только по другую сторону гор нет иных дорог. Впрочем, когда харчевный зал «Волшебной лиры» вновь оживился многочисленными голосами людей, которых теперь здесь набралось куда больше, чем было до случившегося несчастья, некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил и просил передать всем приезжим с юга, что главная дорога разрушена на протяжении почти полутора лога. Проехать там теперь было никак нельзя даже по бездорожью, так как вся местность на протяжении многих логов вокруг, насколько хватало глаз, превратилась в нечто такое, что пробираться можно было только пешком и то очень осторожно, чтобы не угодить в какую-нибудь глубокую яму, не застрять или не быть заваленным камнями или утопленным водой. А на месте самого бывшего города Энивад-Сар-Танатура и вовсе «красовалась» огромная и очень глубокая яма, словно вырытая орудием исполинского землекопа или, с чем можно было сравнить точнее, с падением гигантской небесной глыбы, вот только самой глыбы нигде не было видно.
И тот же человек попросил передать, что по западную сторону от Озера Ветров есть другой путь, ведущий на юг через западные земли, но эта дорога длиннее, тяжелее, опаснее и ведет через малообжитые, необжитые или населенные не совсем дружественными племенами места, лесные чащи, кишащие порой дикими зверями, каменные «реки» и болотистые низины. Из-за этих неудобств по западному тракту ездили реже, чем по южному, но ополоумевший народ был согласен на что угодно, лишь бы добраться до родных селений и городов после Праздника.
Эйра долго крепилась, чтобы не поддаться панике, но ей все опостылел весь этот взбудораженный человеческий «муравейник», и она поспешно удалилась в спальную комнату на втором этаже, любезно предоставленную хозяевами для ночлега.
Плотно прикрыв за собой дверь и плюхнувшись на ближайшую к ней лежанку с резными краями, аккуратно застланную узорчатым покрывалом из мягкой шерсти диковинных заморских зверей-плевунов, которых заезжие купцы называли верблюдами, она порылась в одной из сумок и достала свою заветную тетрадь, в которую записывала все свои самые сокровенные мысли. Потом она достала оттуда же подаренное Фионой писало с головкой, еще полной чернил, убедилась в том, что ощущает от него знакомое приятное тепло, и принялась писать:
«День пятый. Это не самый ужасный день за все время, проведенное в нашем семейном путешествии, но и совсем не радостный, если не считать, что мы приехали в очень хороший город Далбос и остановились в очень хорошем гостевом доме у замечательных хозяев – Авиона и Каннилы. Сегодня вечером произошло ужасное (как сообщил один человек, которого никто не разглядел и не знает) землетрясение. В Далбосе оно не было страшным и никто не пострадал и не умер, но, по тем же слухам, Черный Город (то есть Энивад-Сар-Танатур) разрушен до основания, стерт с лица нашей прекрасной земли, и все его жители погибли. ВСЕ ДО ЕДИНОГО или кто-то успел уйти заранее, нам никому неведомо. И дорога, по которой мы могли вернуться домой, тоже разрушена. Мои отец и мать, Анхилар, Энхал, Анокс, Фиона, также Исиона со своей семьей, а также все остальные, кто приехал сюда по этой дороге, не смогут вернуться домой, если только не узнают про западный тракт и не решат по нему ехать. Но говорят, что эта дорога опасна, поэтому я очень за всех переживаю. Если ты сможешь это прочесть, мой незримый обычными глазами друг, спаситель и Учитель, прочти и дай мне совет, подскажи, что делать и на что надеяться. И защити моих родных, если сможешь, чтобы они все остались живы и невредимы. Серрал сказал мне заранее, что разрушит главный город секенаров по воле Творца-Создателя Мироздания, но он сделал это слишком жестоко для всех нас. Я никогда не видела его, только слышала о нем. Кто он таков на самом деле? Не лучше ли будет, если он сам мне покажется и все объяснит?»
На последнем написанном вопросе рука писавшей дрогнула и она захлопнула тетрадь. А зачем, собственно, она это написала, неужто ей и впрямь так уж хочется его увидеть? Напряжение внутри росло, а вместе с ним – страх столкнуться с чем-то доселе неведомым и невиданным. Она готова была уже закричать и броситься вон из комнаты, но что-то останавливало. Эйре показалось, что воздух в комнате стал иным, в нем появилось присутствие какой-то неведомой силы – вовсе не страшной и даже приятной, но, как ей показалось, способной все окружающее обратить в пыль – настолько оно показалось хрупким и бренным, что достаточно было коснуться хотя бы пальцем, чтобы оно развалилось и исчезло. Это и пугало, и волновало, но в большей степени было любопытным. И эта же сила, как ей показалось, была способна пробить брешь в стене, разделяющей мир видимый и мир невидимый, – это уже пугало по-настоящему.
Пытаясь избавиться от назойливых неприятных чувств и мыслей, Эйра подошла к окну, отдернула тяжелую длинную занавеску темно-вишневого цвета, распахнула створки и принялась вглядываться в поздне-вечернее небо, как ей было предложено неизвестным глашатаем, которого она приняла было за грабителя. Оно было бездонным, завораживающе-притягательным, светлым от бесчисленных звезд и, действительно, как бы живым. Окно выходило за северо-запад, и поэтому значительную часть панорамы скрывали высокие горы и видна была лишь часть небосвода, но постепенно становилось заметно, что она начинает еле заметно светиться. Она все же подметила, что свечение это усиливалось с западной стороны, и тогда ее озарило внезапной мыслью-молнией, что сияние это зарождалось в самом сердце Даарийской земли – на острове Меррахон, и постепенно распространялось на все Центральное Нагорье. Постепенно оно становилось все сильнее и ярче, расходясь разноцветными волнами от невидимого ею центра, где оно рождалось, и наполняя мир глубоким, мирным дыханием здешних ночей.
В порыве охватившего ее чувства полета и неземного головокружения, Эйра вцепилась всеми пальцами в нижний края окна, чтобы ненароком не выпрыгнуть наружу, думая, что сейчас она взлетит в это самое радужное небо.
Что-то заставило ее, однако, прийти в себя, отвлечься от созерцания сияющего далбосского небосклона и вернуться на свою лежанку. И снова чувство неизбывного горя, отчаяния и страха навалилось на нее всей своей массой. Здесь было все – и осознание того, что за один раз ушел в небытие целый город со всеми его жителями, среди которых, наверное, были не одни только злодеи и, возможно, много проезжих вроде их семьи и других гостей, и переживания за родных и других людей, которые будут вынуждены ехать назад по опасной дороге, и страх того, что ждет еще впереди, страх неизвестного. Кроме этого, всплыло все, что она чувствовала и думала, когда умерла ее бабушка, вспомнила все рассказы о мстительном Туран-деме и то, как однажды сама не стала его жертвой. Все это разом навалилось на маленькие, хрупкие плечики Эйры, затмило разум и сердце и неожиданно прорвалось наружу горькими слезами.
Так продолжалось, может быть, минут пять, а может быть – целую вечность, она не могла понять, так как время изменило своему привычному неизменному течению или исчезло вовсе. Это показалось странным и почти отвлекло от самозабвенных рыданий. Ощущение присутствия чего-то или кого-то незримого стало вновь ощутимым, затем, неожиданно для себя, она уловила своим существом слабый, еле слышный не то вздох, не то стон и резко обернулась, обрадовавшись, что наконец-то воочию, неважно, во сне или наяву, увидит то, что хотела увидеть уже давно – своего будущего Учителя, неважно, в каком обличье – земного человека или светящегося создания с крыльями. Но вместо этого она увидела очень высокую, худощавую, немного нескладную фигуру с бледноватым, но довольно приятным, красивым и светлым юношеским лицом и большими ясными, но бездонными, как далбосское небо, глазами, в которых светилась тихая печаль, сострадание и что-то еще совершенно непонятное человеческому уму, похожее на любовь, только гораздо менее земное и совсем не человеческое. Юноша этот был одет в длинный темный плащ и головной убор, похожий на плотно прилегающую шляпу с разрезанными и лепесткообразно сходящимися к макушке полями, из-под которого выбивались две пряди темных с золотистым отблеском волос. Колорит дополнял не очень понятный блестящий предмет в фирме длинного изогнутого лезвия, прицепленного к поясу.
Сияющий юноша тоже был высок ростом, но этот, будучи, вероятно, немного ниже его (если там можно было руководствоваться такими понятиями, как рост), выглядел очень высоким из-за своей худощавости и едва заметной нескладности. Эйра продолжала заворожено приглядываться дальше и ей начали открываться все новые детали облика этого странного существа, в частности, она начала видеть что-то похожее на огромные крылья, выдававшие его природу дэва.
- Кто ты? – спросила его Эйра, пересиливая себя и с удивлением обнаруживая, что весь окружающий мир стал каким-то далеком и как бы не существующим – то был не реальный мир, а как бы картина, нарисованная в ее воображении. – Я звала вообще-то моего Учителя, и ждала его.
- Знаю, – мягко перебил ее неизвестный невозмутимо-спокойным и тихим голосом. – Но сейчас он не пришел сам, а прислал меня, потому что ты сама попросила его об этом. И я пришел, чтобы помочь тебе избавиться от горя и страданий, которые тебя мучают. Мне самому больно видеть это. Позволь мне поэтому просто побыть рядом и, если хочешь, поговори со мной.
От этих слов в душе у Эйры начали зарождаться радость и чувство облегчения.
- Это было бы очень замечательно, дорогой… прости, я не знаю, кто ты, назови свое имя.
Ей неожиданно очень захотелось подойти к нему ближе и поговорить с этим существом так же, как и со своим Солнечным Братом, но сначала она хотела узнать его имя.
- Я скажу, но не сейчас, с моим именем связано очень и очень многое. Я служу человеческому роду с очень древних времен и обычно помогаю людям, вместе с многими моими исполнителями, вернуться в их Истинную Обитель, если того заслужили. А если не заслужили – тогда я и мои уже другие мои подопечные вынуждены отвести их в другое место. Но у меня, в отличие от моих ангелов, или, как вы их любите называть, дэва, есть и много других дел в мире.
- Все-таки я не понимаю, кто ты. То, что ты сказал, больше всего напоминает Распределителя, которого мы знаем, но никогда не видели, потому что он обычно не приходит к людям или является очень редко. Но он грозен, мрачен и внушает страх, увидев его, живые обычно умирают. Ты не похож на него.
Дэва помолчал, потом улыбнулся и ответил:
- Никто обычно не похож на то, что часто представляет ум человека, окрашенный разными земными чувствами, и описывает его язык. Кто есть Распределитель - это тайна для всех, и сейчас я ее не открою. Но ты спрашивала мое имя? Я тот, кто приходит, чтобы увести с собой душу, покинувшую тело, или отправляет своих верных слуг и соратников сделать это по приказу великого Орха. Но сегодня он поручил мне выполнить иную задачу, в согласии с волей Единого нашего Предка.
- Или я уже нахожусь не там, где меня хотят видеть мои близкие, или сошла с ума, или ты не настоящий… – медленно проговорила Эйра, буквально остолбенев от сказанного таинственным гостем и поднимаясь с лежанки, чтобы в случае чего дать деру за дверь.
- Я – настоящий, – так же медленно ответил Дух Смерти и поглядел на Эйру так, что она больше не могла в этом сомневаться – в глазах его засиял свет, который мог исходить только из мира, невидимого глазу, и до ее сознания явственно донесся еле уловимый шелестящий шепот множества голосов, принадлежавших тем, кто уже покинул мир живых.
И внутри существа Эйры все подсказывало, что он – настоящий. Вместе с тем в ее душе проявился самый настоящий благоговейный трепет перед одной из самых могущественных Сил в Мироздании, и вместе с ним – глубокое почтение к предкам, которые жили Там, ибо и в самом деле Жизнь бесконечна и вечна, и тот мир – вовсе не темная пустота безвременного забытья, как любили иногда рассуждать взрослые. Мир мертвых наверняка отличался от мира живых лишь тем, что души там могли летать да злые и гадкие люди жили вовсе не рядом с добрыми и божественно-светлыми, и между собою они не встречались.
- Значит, пора мне уйти с тобой, – сделала она единственное заключение, которое могло из этого всего исходить. – Встретиться с Орхом и предстать перед Распределителем, о котором ты так ничего и не рассказал. И с трепетом ждать, куда он определит меня - в Светлый Небесный Мир или в Пустыни Мрака. Но я не хочу уходить сейчас! Мне предстоит выполнить мою миссию, спасти наш род, поэтому прошу тебя – уйди! Или уйду я сама…
С этими словами, которые, наверное, были слышны всему второму пролету, она вскочила и ринулась к двери, но не успела открыть ее и выбежать вон, так как услышала позади себя:
- Не надо принимать решения в смятении ума и бежать. Я пришел не за этим. И уже сказал сразу, для чего. Меня послали исцелить твою душу от тяжести, которая в ней сидит, и сказать еще кое-что важное для тебя. Я открою тебе свое имя. Но если хочешь – могу уйти, как пришел, или стать невидимым и больше не беспокоить.
- Что?..
Она остановилась и обернулась, глядя на него в упор и не зная, что делать дальше, чувствуя себя совершенно беспомощной и растерянной. Несмотря на немалое смятение и страх, в глубине души ей все же хотелось продолжить начатый разговор, а сердце и вовсе подсказывало подойти ближе к этому созданию. Покажи всю свою смелость, Эйра эн Кассидар, если ты уже разговариваешь с самой Смертью на ее языке, значит – ты бесстрашна!
- Подойди ко мне, если хочешь. Не бойся, я не причиню вреда.
Связав свои чувства в тугой узел, пересиливая дрожь в ногах и повинуясь лишь голосу своего сердца, она подошла ближе, снедаемая теперь уже больше любопытством – а что дальше? Крылатое существо в темном одеянии присело на корточки, взял ее за руки и привлек к себе. В мгновение ее окутало исходившее от него нежное, приятное тепло, мало похожее на огненно-солнечный жар Духа Бродяги, и от этого она очень быстро начала успокаиваться и приходить в себя.
- Ну как тебе, не страшно? – спросил он, склоняя голову Эйры к своему сердцу, из глубины которого, как ей явственно казалось, исходил свет.
- Мне не только не страшно, а вообще… стало очень хорошо. Только ответь мне – я живая или уже умерла? Почему мне так хорошо со Смертью?
- Тебе еще слишком рано умирать. Сейчас ты находишься в месте, которое я бы назвал Гранью, здесь все зависит от твоего выбора, диктуемого Высшей Волей твоей Сути, а она выбрала оставить тебя на земле дальше и выполнить свою миссию. Меня же будешь вспоминать потом как одно из самых ярких приключений в своей жизни, но это не значит, что я исчезну из нее и больше не появлюсь.
- Все это очень странно… А ты скажешь мне свое имя, как обещал?
- Да. Я назову свое имя, но не прямо сейчас. С этим именем тоже многое связано, из-за чего я и пришел сюда.
- Нет, нет, нет, скажи мне прямо сейчас! – взмолилась Эйра. – Иначе я вырвусь и убегу.
- Не думаю, что ты это сделаешь. – Он улыбнулся, сильнее прижал к себе Эйру, потом поднялся во весь свой огромный рост и уселся вместе с ней на лежанку. – Потому что на самом деле, своей душой и сердцем, ты этого не хочешь. Почувствуй это и пойми, как только освободишься из плена своего страха и неверных мыслей обо мне и о себе самой. Ну хорошо, если искренне хочешь узнать все прямо сейчас, я скажу. Мое имя – Серрал. Ты сама хотела меня увидеть и услышать и записала это в своем дневнике.
Это оказалось очередным ударом. Видно, на сегодня Судьба приготовила ей целую череду испытаний и новых открытий, о чем она не знала раньше, и все это ей надо было – сегодня же – понять и принять, как есть, хотя это было очень трудно.
«Серрал! Тот самый, что говорил со мной! Я никогда не видела его, только слышала о нем. Зачем он пришел? Не лучше ли будет, если он сам мне объяснит?»
Вот как она могла начисто забыть то, что совсем недавно, почти только что, записала в своем дневнике?!
- Вот так, значит… Значит, это ты и есть – Серрал, который разрушил до основания город злодеев?
- Да. И я скажу, почему я это сделал, но сначала скажу о себе другое. Высшим Священным Советом Божественных сил после того, как вы подверглись смертельной опасности в городе отступивших от Законов Единого людей, мне было поручено стать главным Хранителем вашего рода, а также оберегать тебя, потому что на тебя возложена очень важная миссия и без меня ты была бы очень уязвима.
Эйра от неожиданности вздрогнула. Ведь никто никогда и нигде не говорил, что у человека и даже у целого рода может быть такой Хранитель. А хотя почему бы и нет, если даже слуга пресловутого Орха, о котором всегда говорили (впрочем, иногда о них обоих), как о ком-то очень фатальном, неизбежном и неумолимом, как само время, с затаенным страхом и трепетом, а иные – с ужасом, тайным или явным, оказался на деле таким милым, заботливым и добрым, что хотелось всем, кто нес на него всякую клевету, дать по щелбану в лоб. Но все же некоторые события говорили и об обратном: в сознании маленькой Эйры ни с того ни с сего вдруг промелькнул образ Дракона, истребляющего деревню под названием Гилленвар со всеми ее колдунами, ведьмами и нечистой силой. Непонятным образом это событие, не виденное ею, но слышанное от самого Странника, то бишь главного жреца Даарийского царства, становилось реальным прообразом истории с Черным Городом.
- Я вспомнила… Гилленвар… его тоже ты уничтожил?
Ангел помолчал немного, потом ответил со вздохом:
- Нет, мой друг. Это был сам Орх. А теперь уже я сам явился в образе огненного смерча, это даже было больше и страшнее, чем тот гилленварский дракон. Но я не делал ничего против Законов Единого: те, кто сохранил в себе Свет Души, были предупреждены заранее и покинули город раньше, таких людей было меньше двенадцати горожан, их дети и около четырех сотен приезжих гостей. Они спасены. А я пришел рассказать тебе о главном и заодно забрать с собой твое горе.
- Тогда.. может быть, заберешь и меня с собой? – неожиданно спросила Эйра, глянув в его бездонные глаза и доверительно положив руку на его сердце. – Чтобы больше не страдать и не мучиться.
- Не могу. Еще не время, а, когда придет время, то наверняка ты сама этого не захочешь. И потом, ты должна выполнить свою миссию по спасению вашего рода – неужели ты об этом уже забыла?
- Наверно. Я ведь сейчас почти совсем не думаю, мне слишком хорошо. Если хочешь, чтобы я задумалась и все вспомнила, тогда просто отпусти меня и исчезни.
- Я отпущу тебя, не волнуйся, но не прямо сейчас, а попозже. Почему ты просишь меня это сделать, если тебе хорошо? Зачем хочешь от меня избавиться, и прочему Хранитель рода всегда должен быть невидимым и молчаливым?
- Хорошо, тогда не буду тебя об этом просить, оставайся, сколько пожелаешь, – сдалась, наконец, Эйра, и этим окончательно отпустила себя, свои страхи, сомнения, недоверие и расслабилась.
- Я понимаю, – продолжал он, – и знаю, что тебе искренне жаль тех людей, потому что у тебя доброе сердце и ты внутренне чиста. Но я должен был искоренить этот очаг зла по Высшей Воле. Я знаю, что тебе жаль этих людей, но они совершили много серьезных преступлений против Единого и против рода человеческого и тем самым сами обрекли себе на такую участь. Люди в этом городе отреклись от Единого, впали в гордыню, зависть, злость, лень и многие другие пороки и предали себя владыкам Тьмы. Это началось еще давно, больше сотни лет назад. В Энивад-Сар-Танатуре объявился приезжий всадник огромного роста, в черном плаще и на черном коне, его никто не знал, но потом узнали и оставили там жить. Это был один из верных подданных самого владыки Тьмы, принявший образ живого человека. С тех пор все больше жителей города стали отвергать Единого Творца, творить черные дела на земле, учиться колдовству с малых лет, обманывать, грабить и убивать. Черный Город становился все более опасным, в последние годы там начали назревать планы пойти магической войной на всю остальную Даарию, убить всех, кто бы им мешал, и захватить власть над страной и всеми людьми, поработив их. И у секенаров для этого было уже все и вместе с тем – огромная сила Темной магии, которой владели почти все эти люди. Именно поэтому я уничтожил этот город, чтобы не допустить повторения Атлантической истории, и для этого же раньше мой Учитель уничтожил Гилленвар. О родных своих и других путниках не беспокойся, они смогут вернуться по другой дороге, мы все будем охранять их в пути. Спи и ни о чем не тревожься.
Эйра и не заметила, что уже давно спит как младенец и все эти слова слышит уже во сне.