Вот возвели Маланью на помост.
На чёрном балахоне белый крест.
Принёс верёвки Ивлев Терентий.
Поднялся туда же священник.
Маланья – белая, как мел,
Смотрела в синеву неба.
Стояла, опершись на столб,
С жизнью проститься навсегда чтоб.
Посмотрела на возню вокруг.
Заговорила с людьми вслух:
– В моей лютой смерти вы повинны.
Я вас прощаю. Вы неразумны.
– А вас, чёрные вороны, я проклинаю
Во веки веков с места недосягаемого.
Пусть каждый крик мой, даже слабый,
Обернётся криком стократным.
Отольются мои слёзы –
Смоют вас бурные воды.
За наказание без вины
Сыра земля пусть поглотит.
Забилась баба в падучей на снегу.
Палач приторочил Маланью к столбу.
Паисий поднял чёрный платок.
Палач сунул Маланье кляп в рот.
Похваляясь бессердечием,
Спустился с помоста Терентий.
Весело на колдунью взглянул.
Бешено факелом взмахнул.
Искры высек. Огонь вспыхнул.
Факел запалил. В поленницу кинул.
Дьячок взвизгнул, перекрывая все крики:
– Не бойся, Малаша, дрова сухие!
Услыхала Маланья-жена.
Чудилось: горит земля сама.
Она видела: пылали избы.
Рот кляпом забит. Не могла крикнуть.
– Горим! Горим! – кричали можарцы,
Забыв о костре, тушили пожары.
Разбой! Разбойник Шишка пришёл!
Костёр пылал. Занялся помост.
Дьячка шлёпнули по морде.
– Оглох?! Пришёл в сознанье.
Сунула Анюта в руки топор:
– Руби верёвки, беги на помост.
Иван с рёвом кинулся в пламя.
Хрясь! Хрясь! Хрясь! На руках Маланья.
Закрыл телом и сквозь огонь опять.
Космы, борода, одёжа горят.
Покатился по снегу. Враз затих.
Емельян с семьёй на санях катил.
Анюта на перехват.
– Стой! Тебе сам чёрт не брат!
Дядька, стой! Остановился.
Увиденному удивился.
Подхватил Маланью. Бросил в сани.
– Э-эх! Скоро умчали!