Глава I. Рождение Зари

Элеонора Лайт
Пение птиц смолкло с наступлением вечерних сумерек. Казавшиеся бескрайними болота, раскинувшиеся по берегам реки Быстроводной на окраине Тендуанских лесов, прилегающих к юго-восточным отрогам Западного кряжа, постепенно озарялись фосфоресцирующим светом звезд и восходящей луны. Вся земля на добрых четыре хроны погружалась в мирный, спокойный сон, нарушаемый лишь стрекотанием и писком многочисленных насекомых да изредка едва слышимыми шорохами в кустах.

Неожиданно где-то в зарослях на окраине болота пронзительно прокричала ночная птица, всполошив стаю крапчатых уток по прозвищу «царская голова». Утки взмыли в воздух, и через несколько мгновений из кустов на краю леса, оттуда, где прокричала  неведомая птица, вылетела короткая, но легкая и остро отточенная стрела со слабовато светящимся в темноте тиалевым наконечником. Она пролетела со свистом тридцать четыре сехта и пронзила добычу насквозь. Затем из тех же кустарников полетели еще несколько стрел, потом еще и еще, и вскоре место мирной ночевки крапчатых уток превратилось в поле весьма удачно завершившегося боя.

Наконец, из зарослей тархинника и желтой ракиты выскочили трое подростков. Старшего из них (а это он кричал неведомой ночной хищной птицей) звали Анхиларом из рода Кассидара Ароная Ари. В свои семнадцать с небольшим лет он был высоким, сильным, ловким и, как говорили добрые люди, самым красивым юношей своего рода, а то и всего селения Таннор, выстроенного на холмах в двенадцати логах от левого берега могучей реки. У него были длинные, волнистые и слишком, пожалуй, темные для даарийца волосы, лучистые серо-голубые глаза, почти правильные черты лица и какая-то особенная стать, характерная скорее для жителей Северных Окраин, чем для обитателей южных и юго-западных земель, а также большей части восточной земли – Хаменайи, где правил наместник Матес, принадлежащий к пришедшей из-за океана Династии Айха. Эту самую Династию некоторые местные жители исподтишка и с легкой издевкой называли «династией Ра» – на то у них были свои, известные им одним причины.

Младших братьев звали Аноксом и Энхалом. Этим милым белокурым близнецам было по двенадцать лет, и они во всех смыслах еще не доросли до своего старшего брата – ни телом, ни умом, ни ловкостью и сообразительностью. Старший брат был для них всегда авторитетом и, как они иногда называли его за глаза, вожаком, и учил их всему на свете, в том числе и охоте.

- Есть! – воскликнули в один голос близнецы, наконец-то добравшись до заветной прогалины среди густых кустарников, кочек и зарослей камыша, куда попадала большая часть поверженных уток.

Анхилар усмехнулся, собрал всю добычу в мешок, предварительно вытащив из убитых птиц стрелы, и пристально поглядел на обоих братьев. Те успели порядком измараться в грязи, пока добирались до сухого места, но выглядели более чем довольными. Однако Анхилару было не до веселья: теперь ему придется либо заставить этих замарах выстирать всю одежду, либо выстирать ее самому и коротать ночь полунагими, потому что до утра им нынче запрещено возвращаться домой.

А запрещено потому, что нынешней ночью у Нелиды, жены Темиана из рода Кассидара Ароная Ари и их родной матери, должно родиться дитя, как поговаривали некоторые, в селении, дочь. Их младшая сестра.

- Пошли!

Анхилар вытолкнул сорванцов вновь на зыбкую болотную тропу, и все трое направились к реке. Анокса с Энхалом, проголодавшихся и уставших, как волчата, опять заносило в разные стороны, и они то и дело проваливались чуть ли не пояс в жидкую вонючую грязь. Слава Создателю, думал Анхилар, успевая вытаскивать обоих по очереди на тропу, что по этой жижей была все-таки не смертельно опасная трясина, а более или менее твердая земля. Болотная зыбь начиналась дальше от леса, за поляной, где братья настреляли уток, и туда Темиан строго-настрого запретил ходить своим сыновьям – не один охотник ушел в эти топи за богатой добычей и не вернулся.

- А теперь куда нам идти, а, Анхилар? – спросил Энхал, последним выбравшись на сухое место.
- К реке, куда же еще. Вы же грязные, как детеныши кабанов, отец вас убьет, если такими увидит, и меня заодно, за то, что за вами не уследил.

Двое мальчишек послушно кивнули и вприпрыжку побежали к реке купаться и стирать обновки. Раздевшись догола, они добрых четверть хроны плюхались в резвых водах Быстроводной, визжали, хохотали и брызгали друг на друга водой. Полная луна щедро освещала картину летней ночи и, казалось, вся природа, окружающая растительность, вода реки и даже волосы на головах мальчиков сияют мягким, серебристым, фосфоресцирующим светом.

Анокс первым прекратил баловство.
- Эй, Энхал, давай лучше на берег вылезать. И выстираем одежду. Вожак идет сюда!
- Откуда ты знаешь? – скривившись, спросил тот.
- Слышу его шаги. Вылезаем, говорю, отсюда.
- Ну и слух у тебя, Анокс! Точно говорят, ты весь в Анхилара, он прирожденный слухач и поэтому стал охотником. А я…
- Чего – ты? – не понял Анокс.
- Да так… ничего.

Второй близнец с трудом удержался от того, чтобы в очередной раз не выдать Аноксу свою «страшную тайну». А заключалась она в том, что с раннего детства он обнаружил в себе странность, которую женщины в их семье называли «шестым чувством», «пятым ухом», «голосом сердца» или «интуицией». А поскольку об этом говорили только бабушка, мать и сестра Исиона, которой в местной школе частенько ставили «орла» за то, что она угадывала ответы на сложные вопросы с полуслова и находила решения задачек методом «внезапного озарения», маленькому Энхалу всегда казалось, что эта самая интуиция – чисто женское качество. И поэтому он боялся, что, если скажет об этом кому-нибудь или проявит это «неприличное» качество на людях, над ним будут смеяться.

Но похоже было, что его брат сам только что интуитивно догадался, о чем хотел сказать Энхал.
- Эх, ты… Пошли, а то я уже тоже начал предчувствовать...

Когда же оба подошли к тому месту, где лежала их одежда, Анхилар уже успел выполоскать в проточной воде замызганные тиксовые штаны и рубашки-заворотки и развесил на кустах, надеясь на то, что теплый ночной ветер хоть немного их просушит.
- Отмылись уже, бродяги? – ухмыльнулся он. – А где у вас подштанники?
- Ой…

Только сейчас эти сорванцы сообразили, что стоят совершенно голые перед старшим братом, залились краской и отвернулись, прикрыв руками «причинные» места.
- Да чего я там у вас не видел, – проворчал Анхилар. – Ваши штаны за ночь точно не просохнут, вы так и пойдете домой нагишом?
- А если бы мы надели подштанники и выпачкали, ты бы стал их стирать? – с неожиданным ехидством спросил Анокс.

Анхилар ничего не ответил на эту глупость, вздохнул, снял с себя холщовую заверть, разорвал на две равные части и выдал братьям. Те завистливо уставились на стальные мускулы «вожака», вздохнули от зависти и соорудили себе из этих тряпок повязки, более всего напоминавшие девчоночьи юбки.

- Ничего, – улыбнулся, наконец, Анхилар. – Будет вам по семнадцать лет – станете такими же.
- А сколько ты в высоту? – поинтересовался Энхал, удивленный тем, что и у старшего брата, оказывается, тоже присутствует это «женское» качество, о котором он, Энхал, так стеснялся всем рассказывать… и с которым так неожиданно «осрамился» перед Аноксом.
- Спрашиваешь? – Анхилар с легкой небрежностью потрепал его по белобрысой макушке.
- Да, я спросил. А ты, Анхилар, должен мне ответить, раз я тебя спросил.

«Вожак» снова вздохнул, на этот раз сильнее обычного.
- Двадцать один дактиль и три тектиля. Еще немного, и я перерасту нашего отца.
- А может быть, еще и будешь соревноваться с отцом в долгожительстве и выиграешь, так же как Учитель Анок? – вмешался Анокс.

Теперь Анхилар нахмурился, лицо его стало суровым, а глаза потемнели.
- А вот об этом тебе, Анокс, лучше бы помолчать, - отрезал он. – Опять наслушался каких-то сумасбродов с их сплетнями. Я знаю правду, а за разнесение ложных слухов об этом человеке на нас может обрушиться гнев Праотцов человеческого рода.
- Тогда сказал бы нам правду, – вместо первого брата-близнеца надулся Энхал.
- Хорошо. Так вот… его отец не умер, а до сих пор живет и здравствует на землях Хаменайи. И я думаю, пора бы уже перестать называть отца Анока Бродягой.
- Ш-што?? – снова встрял Анокс. – Погоди-ка… а при чем тут этот Бродяга? И когда это Анок успел стать твоим отцом? Наш род…
- Ну ты совсем уже сдурел, – покачал головой второй близнец.

Юноша улыбнулся, ибо ему было просто смешно смотреть на детский гонор своих младших братьев.
- Да при чем тут наш род… Я не дурак и знаю прекрасно, что нашего отца зовут Темиан Кассидар Аронай Ари. И заодно знаю, как на самом деле зовут Бродягу Эорниха…
- А мы знаем, кто такой Анок, – хихикнул Энхал. – В школе нам рассказывали, что это великий духовный учитель, который является наследником правящей Династии и когда-то был законным правителем Даарии. А Эорних – это Эорних, в переводе с тендуанского Странник, или просто Бродяга.
- А вам об этом Эорнихе, случайно, в школе не рассказывали? – с легкой ехидцей спросил Анхилар.
- Нет! – вспылил Анокс. – Еще бы школьные учителя рассказывали нам о всяких бродягах, которые лезут к порядочным людям в дом на ночевку, да еще и ошиваются у них целых три дня! И потом… ты сам знаешь, Анхилар, кого в нашем роду и в других таннорских родах всегда считали Отцами?
- Считали, – усмехнулся тот. – До тех пор считали, пока наши отец и мать... вернее, пока в наш родительский дом не заглянул Бродяга. Вам с Энхалом было тогда по семь лет, а мне двенадцать с половиной. У вас был день рождения.
- Точно, – Энхал блеснул глазами. – Тот человек с посохом, в длинном плаще. Помнишь его, Анокс?

Все трое тут же одновременно вспомнили одно важное событие из своего детства.

Пять лет тому назад, в середине первой поры солнечной триады, над Долиной разразилась страшная гроза. Тогда все семейство Темиана, в спешке бросив дела, заперлось в доме и завесило окна плотными занавесками, дабы не быть промокшими до нитки, оглушенными громовыми раскатами и убитыми резвыми молниями. Дети забились кто под стол, кто на лежанки под толстые покрывала и дрожали от страха. За стенами жилища разгневанные Боги и неугомонные духи природы грохотали по небесной наковальне и метали огненные мечи, но чуткий слух старшего из сыновей уловил сквозь этот грохот еще пару звуков – во дворе заливисто лаял пес Лиходей и кто-то негромко, но настойчиво постукивал в дверь деревянной палкой.

- Мам, там кто-то есть, – шепнул он, вылезая из-под стола.

Нелида, рослая полная женщина в темно-зеленой панве и расшитом красными нитками бледно-желтом переднике, нахмурилась и покосилась на сына.
- Да кто там может быть в такую лихую погоду, Анхилар? Тебе почудилось.
- Или птица клювом долбит, – отозвался отец семейства, штопавший в углу разлезшиеся от дождей чехлы для амбарных кровель.
- Да, точно, – согласилась с ним его жена. – Птица…
Как назло, стук повторился, но уже в другом ритме – с переборами через один и три.
- Не похоже на птицу, – снова всполошился Анхилар. – По-другому стучит.
- Да кто там может еще стучать? – раздраженно прикрикнула на него Нелида. – Да еще и по-другому? Если колдун какой злобовредный, сюда не пройдет, дом наш защищен надежно, постучит и уйдет.

На всякий случай женщина три раза проговорила обороняющее от злых чар заклинание и дунула по три раза по всем углам жилища.
- Покою не дают, окаянные, – проворчала со своей лежанки старушка Иннола, мать Нелиды. – Вот раздразнят, мы с вами сами колдовством возьмем и Покровителя рода нашего Туран-дема, Волка лютого, призовем…

Уж кого-кого, а Предка Кассидарова рода, как они называли некоего таинственного духа в волчьем обличье, боялись все таннорские злопыхатели.
Казалось, теперь пора уже силе непонятной затихнуть и отойти прочь. Но нет – через несколько мгновений гром слегка приутих и вслед за ним вновь раздался странный стук – на этот раз сильнее и настойчивее, чем до сего момента.

- А может быть, там сам наш Предок пришел? – хмыкнул Темиан. – Открой-ка, Нелида… Если с гневом пришел, так покарает, а если с добром – то оборонит от несчастья.
Спорить с мужем Нелида не стала – жили они всегда в договоре, любви и согласии. Она подалась к двери, трясясь от страха и еще чего-то непонятного, отодвинула засов и осторожно приоткрыла дверь. Тут же из всех укрытий повысовывались любопытные детские личики.

Ветер и брызги влетели в дом, распахнув тяжелую дубовую дверь настежь, и на мгновение вспыхнувшая молния озарила фигуру, стоявшую на пороге. Это был, несомненно, человек, либо кто-то, принявший человеческий облик. Незнакомец был высокого роста, в длинном темном плаще, с длинным деревянным посохом и большой дорожной сумкой. Голову его скрывал капюшон плаща, но под ним были заметны лицо, темновато-золотистые с проседью волосы и длинноватая борода. Самой же выразительной деталью этого колоритного облика были глаза, которые было сложно описать обычными человеческими словами. В них словно что-то светилось, но совсем не как грозовая молния. Это не были глаза обычного человека, но  они также не были и глазами колдуна. И уж тем более это не могли быть глаза так называемого Предка...

Нелида страшно растерялась и несколько мгновений безмолвно созерцала таинственного гостя. Тишину в доме прерывали лишь громовые раскаты да потрескивание каниваровой смолы в светильниках, до тех пор, пока вошедший первым не подал голос, почтительно поклонившись:
- Мир и свет вашему дому, добрые хозяева! Не ожидали?

Голос у незнакомца был приятный и отчетливый, но слышался как будто издалека.
- Да как мы могли ожидать кого-то в такую-то непогоду, – осмелев, отозвалась из дальнего угла старая Иннола.
- В такую бурю даже собаки головы под шань прячут, – подал голос Темиан, оставив штопанье и принявшись возле закрома нацеживать из большой глиняной бутыли в чашку доброго ягодного заброда. – А вы все носитесь. Нелида! Что ты стоишь посередь, дверь закрой! И напои гостя бражкой. Да, вот еще… уточкой его угости, пусть голод утолит, пока грозу переждет.

Укор мужа мигом вернул хозяйку в привычный мир, и она, схватившись за голову и браня себя за рассеянность, тут же побежала к двери и плотно заперла ее на задвижку, хотя половина парадного помещения дома была уже забрызгана дождевой водой. Незваный гость учтиво отошел, пропуская ее. Затем Нелида, озираясь, как бы не получить еще словесных «плетей» от мужа, почти бегом подбежала к закрому и взяла у него из рук чашку с резко пахнущим напитком и медный прут с насаженной на него жареной уткой, после чего уже медленнее поднесла ее незнакомцу и поклонилась.

- Отведай нашей браги, добрый человек, – улыбнулась она, протягивая ему угощение, но тот с безмятежным выражением лица выставил правую руку ладонью вперед – знак почтительного отказа.
- Не обессудьте, хозяйка. Хмельного я не пью и мясной пищи не ем весь год, окромя праздника Великого Солнца. А пустите ли вы меня переночевать? Скоро совсем стемнеет.
- Пе… переночевать?

Она покосилась на Темиана, но тот одобрительно кивнул – не перечь, мол, не худой это человек, пусти переночевать.
- Ну тогда проходи в наш дом, гостем будешь... А как звать-то тебя, почтенный странник?

И усмехнулась про себя. Ни один житель Даарийского царства никогда сам не раскрывал посторонним своего настоящего имени, данного ему при рождении отцом и матерью. А уж какой-нибудь бродяга и подавно мог запросто представиться каким угодно именем, но только не своим собственным. Еще более  дикие и странные обычаи были в некоторых прибрежных племенах и у тех, кто с незапамятных времен жил на великой Срединной Земле – там настоящее имя человека могли знать только его близкие родственники, а постороннему он мог сказать его только перед своей смертью.

Гость улыбнулся, поставил посох к стене и снял мокрый плащ, под которым оказались вовсе не заверть и штаны из тиксы, какие носили таннорские и прочие тендуанские селяне, а добротная двойная хламида из плотного льна, крашеного в золотисто-древесный цвет, вперемешку с дакковым волокном. Такую одежду Нелида и ее муж видели лишь несколько раз у городских торговцев и библиотекарей и более роскошную – у жрецов Великого Солнца. Сам посетитель оказался на вид то ли не старым и не молодым, то ли молодым и древним одновременно – понять было невозможно. В свои неопределенные годы он был широкоплеч, статен и, судя по всему, очень силен не только телом, но и духом.

Теперь хозяева точно увидели, что перед ними не обычный бродяга, забредший в случайный дом. Самое меньшее, он был нездешний.
- В ваших краях люди зовут меня Эорнихом…


- Ну да... припомнил, – пробормотал Анокс. – Еще хорошо помню, что, когда наша матушка рассказала ему о семейном ведовстве и показала знаки на стенах дома, он посмотрел на эти знаки и они начали медленно исчезать, пока не стерлись совсем. Он убил нашу родовую магию, данную нам от Предка… и после этого вы все стали считать этого бродягу «духовным Отцом»! Это все так делают, к кому он заходит?
- Если не выгоняют, – ответил Анхилар. – Наши отец и мать его не прогнали, а пригласили за стол, накормили хлебом и овичной похлебкой, выслушали и устроили ему ночлег. Он подарил нам...

- Да знаю я, что он нам всем подарил! – оскалился Анокс. – Наши родители – предатели рода. А куда вообще вы все, кроме нас и бабушки, уезжаете каждый раз на праздник Великого Солнца?
- Довольно, Анокс! Нынче вы тоже с нами поедете.
- Нееее!! К этому зануде Эорниху я точно не поеду, он проест нам там дыры в мозгах… И я еще не понял тебя, Анхилар.. при чем тут Анок?
- Да потому что, дурень! Тот самый Эорних – это и есть отец Анок, сам по секрету сказал это нашей матушке. И живет он в самой середине Даарийской земли, на острове Меррахон. Туда мы и ездим.
- Вот если он сам мне это скажет, тогда я, может быть… хотя вряд ли я стал бы…
- А я бы поехал, – заявил Энхал, блеснув ясными голубыми глазами.
- А то как же! – оскалился Анокс. – Ты еще и подлизался к нему, и он посадил тебя к себе на коленки. А я, между прочим, подлизываться не стал и ушел играть с ребятами в «Антаринскую крепость». Смотри, Энхал, ты скоро и к самому государю подмажешься…
- Заткнись ты!!!
- А ну заткнитесь оба, пока я не наставил вам щелбанов, – пригрозил Анхилар нарочито спокойным голосом, напоминавшим негромкий глас небесного грома, за которым обычно следовал полновесный раскат.

Близнецы мигом притихли. Однажды они-таки довели терпеливого «вожака» во время игры в «крепость» до белого каления и он выдал обоим по щелбану, так что лбы у них горели и потом на них красовались примечательные темно-синие шишки. Старшего брата лучше не злить, в гневе он был страшен.

- А ты все-таки волк, Анхилар, – пробубнил после долгого напряженного молчания Анокс, любуясь полной луной и представляя себе, как они все трое, Сыновья Волка, сидят и воют в сумраке ночи, как они делали не раз в раннем детстве. – Сущий волк…

Анхилар промолчал в ответ. Он тоже любовался луной, но уже добрых пять с небольшим лет не считал ни себя, ни своих братьев сыновьями Волка.

_________________________


- Давай, Нелида, тужься! Еще, еще…

В просторной спальне было светло от нескольких «вечных» каниваровых фонариков, вдоль стен были всюду развешаны ветки душистой полыни, чабреца и мяты. Несколько женщин и девочка-подросток лет четырнадцати толпились около широкого топчана, на котором возлежала дородная женщина. Длинные волосы цвета спелого ячменя рассыпались по подушкам и шерстяному покрывалу, лицо было вспотевшим и искаженным от муки. Две повитухи, старая и помоложе, с нетерпением ждали появления младенца.

- Ну давай же, мама! – сжимала маленькие кулачки белокурая Исиона, и в этот момент ее маленькое личико приняло такое же изможденное выражение, как и у матери во время родов.
Через некоторое время вновь раздался крик, на этот раз громче обычного,  на его фоне появился другой – пронзительный младенческий вопль. Младшая повитуха резво подскочила, помогая крохотному новорожденному существу целиком выйти на свет,  а старшая принялась перевязывать пуповину. Бабушка Иннола и две соседки, подруги Нелиды, просияли.

- У них родилась девочка, – шепнула одна из соседок другой. – Был бы мальчик, тогда пришлось бы, наверно, устраивать торжество всем селением.
- Тише ты, Денира, – оборвала ее другая женщина. - Ты тоже, как и многие здесь, нарушаешь заветы наших предков? Рождение даарийской женщины всегда считалось было таким же торжеством, как и мужчины. А эти пришлые правители…

Обе замолкли, когда вошел отец семейства, рослый тендуанец по имени Темиан Кассидар Аронай Ари. Он почтительно поклонился, улыбнулся, поправил растрепанную бороду цвета выгоревшей на солнце ореховой скорлупы и подошел к старшей повитухе, которая уже вымыла младенца в большой деревянной купели, завернула в шелковую белую простыню и баюкала на руках.
- Ну и кто у нас тут? – спросил он, едва не прослезившись от внезапно нахлынувшего ощущения небывалого счастья – ведь он сегодня снова, уже в пятый раз в своей долгой жизни, стал отцом!

- Девочка, – ответила старуха и вручила малютку отцу. Та лежала спокойно, даже не думала плакать и с превеликим любопытством таращила на него большие серо-зеленые глаза. На головке у крохи торчало немного темненьких, как у самого старшего брата Анхилара и у самого Темиана в давней молодости, пушистых волосиков.
- Девочка… Ну да, Нелида говорила мне, что родит дочь, – Темиан после недолгого слегка разочарованного молчания вновь улыбнулся и подошел к жене. – И как мы теперь ее наречем?

- Отец! – неожиданно вмешалась Исиона. – Может, наречем ее, как меня и братьев, прозвищем и дадим тайное неразглашаемое имя, а публичное постоянное  имя дадим потом, когда она подрастет?
- Нет, Исиона. Уже пять лет мы придерживаемся веры и обычаев наших теперешних правителей и поэтому должны дать ей имя сразу, как только она родилась. А тайное имя и прозвище, если хотите, можем дать потом, когда мы будем здесь одни, без посторонних людей. Давай спросим у твоей мамы, как она хочет назвать твою сестричку. Ответь нам, Нелида!
Он подошел поближе к жене и положил правую ладонь на ее вспотевший, горячий лоб.

Несколько мгновений она молчала, словно собираясь с мыслями, затем открыла ясные большие глаза и улыбнулась.
- Давайте назовем ее Эйрой.
- Эйрой?..

Воцарилось молчание. Такого странного и необычного имени не было, пожалуй, ни у одной из жительниц не то что Таннора, но и всей Долины, и вообще, всего южного Тендуана.
- Может быть, лучше ее Авророй назвать? – предложила Денира. – Красивое имя. Аврора на языке древних атлантов – заря…
- Мы ведь арии, а не атланты, – негромко возразила Нелида, приподняв голову с подушек. – Эйра на языке наших предков тоже значит «заря».

Почти все находившиеся в доме женщины слегка покраснели. Вот уже несколько тысяч лет жители Тендуанской земли, как, впрочем, и многие жители Даарийского царства, занимавшего всю землю, называемую некоторыми чужеземцами Гипербореей, а большей частью местных жителей – Арктидой, несли на себе печать вины одной из ветвей своей расы. Той самой ветви, которая в свое время предала Богов Солнечного Света и стала на путь тьмы, зла и разрушения, обратив большую часть подлунного мира в хаос. Само слово «арии» постепенно утрачивало свой истинный смысл, означающий славных потомков легендарных жителей земли Му, ведомых Солнечными Богами на пути к Благословенной Земле, и  со временем все больше окрашивалось в зловещие багрово-черные тона. Страсти еще не улеглись и за пределами этой «Благословенной Земли» все еще бушевали войны, грабежи, рабство и раздоры. Но все же много было еще славных детей Земли Гиперборейской (Даарийской), что помнили свои корни и чтили своих предков, хотя и внесли в свою культуру, обычаи и язык многое из соседней земли Атлантической, проигравшей неравную битву с предателями Рода Арийского…

Нелида запнулась. И тут же заблестели глаза у Исионы.
- Послушайте, а почему бы и нет? Это имя действительно означает «заря» на языке наших предков. И удивительно то, что это слово было в том таинственном языке, на котором нам пел песни один нездешний жрец. Помните, когда мы все вместе сидели на бревне и пили брагу?

Темиан удивленно покосился на дочь.
- Хорошая же у тебя память, Исиона, даже помнишь, какие песни там вам пел этот жрец… Ну хорошо, пускай ее зовут Эйрой, тем более, что Солнце скоро взойдет.
Денира ткнула в бок вторую соседку.
- Ты слышала, Дафина? Опять они за свое взялись. А что, может, и правда, у них тогда в гостях был сам Великий Солнечный Жрец?
- Да ну, брось ты это! Кассидаровы потомки всегда были с причудами, но как были Детьми Турана, так и остались, ничем их волчью кровь не выведешь, хотя, побывай у них тот Жрец, он бы, небось, вывел. А так – все мастера сказки рассказывать. Пошли по домам.

- Однажды ты увидишь все сама… ладно, пошли!

_________________________

Анхилар и двое близнецов вернулись домой к рассвету. Заря была необычайно яркой, алое зарево занимало почти всю восточную сторону небосклона и расцвечивало поднимающиеся вдалеке горные пики, лес, болота и всю природу в целом в дивные красноватые. Розоватые и сиреневые оттенки. Братья едва ли не вприпрыжку добежали до селения и остановились, немного запыхавшись, у ворот родного дома, выстроенного из благородной горной лиственницы. Семейство, поживавшее в этой усадьбе, не было бедным, хотя бабушки и дедушки по линии предков Иннолы и Нелиды были куда более состоятельными людьми, пока не попали под «раздачу» со стороны злобного и жадного царя Энноса. И только приход к власти сына одного из родственников этого тирана помог вернуть семье почти половину отобранной земли, имущества и денег. Та же примерно участь постигла почти весь Таннор и другие селения и города земли Тендуан.

В воротах их встретили отец, бабушка и сестра, которая держала на руках маленькую Эйру.
- Где же вы пропадаете, бездельники? – возмутился Темиан, искоса глянув на них. – У вас родилась сестра!
- А мы знаем! – нагловато ответил Энхал. – Мама нам все время говорила, что родит нам красавицу сестру.

Анхилар сбросил на землю тяжелый матерчатый мешок, другой рукой освободился от самострела и сумки.
- А что там у тебя? – показала на мешок Исиона.
- Утки. Те самые, в крапинку, которые ты так любишь жарить на углях.
- «Царская голова», - добавил Анокс, ухмыльнувшись: прозвание птице наверняка придумали в народе не только из-за красивого хохолка на голове у селезней, и придумали наверняка в годы правления «легендарного» Энноса. Тогда многие мечтали снести царю его несносную круглую голову, украшенную пышной рыжеватой шевелюрой. Анокс любил учить историю…

Исиона нахмурилась.
- Вы что, охотились всю ночь на болотах?
- Не совсем. Сначала мы поохотились, а потом пошли к реке и сидели там до самого утра, потому что отец не велел нам возвращаться домой до рассвета.
- Да вы спятили! Могли бы и просто во дворе посидеть вместе с отцом.

Она все еще продолжала держать на руках малютку, которую мать уже накормила грудным молоком, и она безмятежно спала. Анхилар осторожно подошел поближе, погладил пальцем прелестный лобик младшей сестренки, а потом тихонько взял ее из рук Исионы. Удивительно было то, что она не проснулась и не закричала. Анхилар растрогался, проникшись к ней почти отцовской любовью: малышка чем-то была удивительно похожа на него самого.

- Как же тебя зовут, маленькая моя? – почти неслышно спросил он, и в его голосе прозвучала неожиданная, почти неземная нежность.
И сам тут же смутился: в нем никогда это прежде не просыпалось, даже в раннем детстве, он всегда был таким суровым и непреклонным «вожаком» не только у своих младших братьев, но и у всей местной оравы мальчишек, а тут – на тебе!

- Ее зовут Эйрой, – шепнула Исиона.
Анхилар немного оторопел, потом, поглядев на зарево, разгоравшееся на востоке, просиял. Эйра – значило заря. Почти что Солнце. Дочь Солнца, значит. О Создатель!
- Эйра…
От этого еле слышного шепота малютка проснулась и открыла глазки, но не заплакала, а завороженно смотрела в добрые, красивые глаза старшего брата и по-младенчески улыбалась.
- Эй, ребята, хотите подержать на руках сие сокровище? – внезапно предложил он братьям, и в его глазах сверкнул огонек озорства.

Первым в очереди, как всегда, оказался Анокс. Но едва он взял на руки кроху, как та начала истошно орать.
- Э-э-эй, она чего? – пробормотал Анокс, растерянно и беспомощно шаря глазами по лицам родных и не зная, что ему делать в этой ситуации.
- Да не любит она тебя, дай лучше мне, – заявил Энхал.

Исиона подскочила сзади, отобрала у них ребенка и принялась успокаивать.
- Ну, не плачь… Олухи вы! Ведь правда же, олухи они и дураки? Правда?
- Мы не дураки… – отозвались Анокс и Энхал почти хором.
- Исиона!.. – Анхилар, чувствуя вину за всех, счел нужным сам все исправить. – Дай мне, я ее утешу. У меня получится…
- Отстань! – огрызнулась та. – Зачем ты дал ее Аноксу? Иди уже, занимайся своими утками и не лезь, куда не просят!

Она вошла в дом и отдала все еще плачущую сестричку матери. Та, уже сидя в глубоком плетеном кресле в главной комнате с большим трехгородчатым камином, выразила беспокойство, потом взяла дочурку на руки и принялась снова кормить грудью.

Анхилару было не по себе. Его съедало мучительное чувство стыда, хотя он совсем не ожидал такого поворота событий. В первую очередь того, что маленькая Эйра окажется столь похожа на него и что своим сердцем и своей душой он умудрится к ней искренне привязаться – такого никогда еще с ним не бывало. Когда он еще, будучи сопливым сорванцом, играл с маленькой Исионой и потом, два года спустя, с близнецами, они как будто и не были его настоящими родичами по крови. А сейчас он неслышно и невидно для остальных стоял, притаившись у дверного косяка, и наблюдал, как мать кормит новорожденную Эйру. Когда-то он сам был таким же крохотным и грудь матери казалась ему огромной, как бочка с медом, которым торговал Тарби из Прехлена. Странно, но он до сих пор это помнит.

Анхилар вздохнул и отправился теребить уток, которых бросил в мешке посреди двора. Завтра или сегодня же он обязательно попросит прощения, и Исиона с матерью его простят.