Он был юн и глуп (Литограф) / Проза.ру

      1

      Я был юн и глуп. Нет – я был глуп и юн. Последнее легко удалось исправить. Пришлось, правда, прожить пару десятков лет. А с первым недостатком, боюсь, так и не справился. Как все было сложно…
      Час пик в троллейбусе. Какое раздолье для юношеского вожделения! Она была явно старше, но взгляд ловила и улыбалась в ответ. «Двадцать восемь», – подумал. Вышел следом.
      Что такое три лишние остановки для юнца? Как же я ее окликнул? Помню, был жутко стеснительным, но пытался держаться джентльменом.
      На мне был длинный, затасканный свитер, из пакета предательски торчал тубус.
      – Со студентами не знакомлюсь! – отрезала она. Но в черных, выразительных глазах искрились чертики. «Черт меня дернул выйти», – промелькнуло в голове.
      – Откуда Вы взяли? – попытался удивиться.
      – От верблюда, – сказала и улыбнулась. Улыбка у нее была дивная, она будто зажигалась и сразу хорошела. Стройная, коротко стриженная, лицо немного полновато. Эта прическа ее портила. Но улыбка…
      Мы шли рядом, достаточно быстро.
      – Вы меня преследуете? – в ее голосе чувствовались игривые нотки.
      – Пытаюсь, – ответил ей в тон.
      – Ладно, – смилостивилась она, – Валей меня зовут, а Вас, мой хвостик?
      Оставшуюся дорогу до ее подъезда я всячески пытался ее рассмешить. Рассказывал небылицы. Она ловко меня поддевала, смеялась. Обычный флирт.
      У подъезда она стала серьезной.
      – Телефон не дам, – категорично ответила.
      – Почему?
      – Со студентами не перезваниваюсь!
      Что же я тогда сказал такого, что заставило ее изменить правилу? Допустим:
      – Ну что ж, придется мне жить на этой лавочке, – скорбная гримаса дополняла унылые ноты в моем голосе.
      – И зачем же?
      – Чтобы еще и еще раз видеть Вас! – произнесено было тихо, но пафосно, с расстановкой. Валя невольно заулыбалась.
      – Нет. Такие соседи мне не нужны, своих соседей некуда девать…
      Я записал номер телефона в одном из конспектов. Мы попрощались. И снова ее улыбка!

      Эра мобильных телефонов еще не наступила. По вечерам я набирал ее номер из телефонной будки напротив общаги. Разговор стоил две копейки, кто об этом сейчас помнит? Чаще всего попадал на ее дочь.
      – Ухажер твой звонит, – язвила она, передавая трубку матери.
      Дочке было одиннадцать, Вале – тридцать шесть, так что ошибся я на достаточно много. Шестнадцать лет разницы. Многовато. Но ее улыбка заставляла меня не думать об этой мелочи. Хотя моя болтовня вряд ли заставляла ее забыть арифметику…
      Несколько раз я встречался с Валей в кафе. Мне с ней было интересно. Кроме вожделения еще что-то неуловимое тянуло меня к ней. Дружбой назвать это трудно. Да и не хотелось никак называть. Как задорно она смеялась! Потом провожал ее к подъезду.
      – Найди себе девочку, – эта фраза звучала при каждой встрече. Но от свиданий она не отказывалась.
      Муж ее ушел к другой. Детали она не рассказывала, а я не спрашивал. Знал только то, что официально они не разведены.
      Валя читала вышку в нашем институте. Свою четверку по вышке я уже вымучил – третий курс…
      Привести Валю в общежитие – из области фантастики. Не пойдет. А у нее дома – ревнивая и любознательная дочка. Ситуация патовая.
      Как я ее хотел! Понять меня может только юнец в гиперсексуальном возрасте. Она мне снилась, я о ней думал на парах и после. Даже есть не хотелось, что для вечно голодного студента противоестественно.
      – Приходи вечером после одиннадцати, – Валя нашла решение – она была опытнее! – Шпион уснет. Не звони. Постучишь тихо три раза. Считать умеешь?
      Уметь-то умею, но как скрыть свое волнение? Это предложение и обрадовало меня, и испугало.
      Коробку конфет купить я додумался. И цветы. Букетик был жалкий. Конец восьмидесятых. Спрос был, предложение отсутствовало. Ясельное время бизнеса.
      Три раза поскребся в дверь. Открыла. Целовались прямо в прихожей. Под халатиком ничего не было. Роскошь! Руки мои сразу нашли мягкие груди, губы – губы, нос, ушки, шею и… груди, соперничая с руками за право обладания крупными, твердыми вершинами сосков…
      Конфеты грохнулись. Шпион проснулся и прошествовал мимо нас в туалет.
      Мы перебазировались на кухню пить кофе. Зашумела вода. Шпион вышел и заглянул к нам на кухню. Щурясь, мелкое и ехидное создание спросило:
      – Целуетесь?
      – Кофе пьем, – пытались мы оправдаться одновременно.
      – Спать иди! – оправившись, приказала Валя.
      – Ну-ну! – неопределенно произнесла дочка и исчезла в детской. Благо, комнат было две.
      Следующие два часа мы шепотом вели светские беседы на кухне. Любая моя попытка придвинуть поближе табурет Валей пресекалась.
      Периодически она уходила в детскую и прислушивалась.
      – Спит. Или притворяется спящей, – констатировала и снова варила кофе.
      Желание переполняло кухню. Мне казалось, что при приближении ее рук к моим вот-вот возникнет электрическая дуга!
      Наконец, она сжалилась и надо мной, и над собой. Следующую порцию кофе мы пили на одном табурете. Она села мне на колени и обняла. Руки искали и находили, губы шли по проторенным руками дорожкам.
      Как можно умопомрачительно прекрасную, округлую грудь сковывать, пряча под изуверским изобретением – бюстгальтером?
      Часа в два ночи мы переместились на кровать. Весь мой сексуальный опыт до нее предстал первыми страничками букваря. Оказывается, мои юные подружки ничего не чувствовали, а если чувствовали, то умело от меня это скрывали.
      Я ощущал волнообразные движения ее живота. Округлый женский животик в тысячи раз прекраснее плоских, спортивных животов институтских красоток. Волна за волной. Здесь и теория волн, и геометрия со своими синусоидами, и география – с морями и океанами… Только познавая наслаждение, ощущаешь себя неразделимой частичкой природы.
      Иногда мы затихали и прислушивались. Но стоило мне прикоснуться к ней – руками ли, губами ли, – и штиль постепенно, через легкую зыбь, превращался в цунами.
      К утру, наконец, море совсем затихло.
      – Нам нельзя засыпать, – шепнула она, слегка приподняв голову с моего плеча.
      – Почему? – удивился.
      – Шпион проснется, и все!
      – Что все?
      – Просто все!
      – Тогда мне нужно уйти.
      – Угу! – промурлыкала Валя…

      Конец весны и сессия прошли под стягом Любви. Встречи были не часты, один-два раза в неделю, ночами. Как она после этого преподавала?
      Я вот учиться не мог. Засыпал на лекциях, за что однажды под одобрительный хохот потока от одной из ее коллег получил прозвище «Спящая красавица». Его и сейчас мне припоминают на встречах выпускников.
      На каникулах я уехал домой, в другой город, она с дочкой – на юг. Несколько раз пытался дозвониться. Тщетно.
      Первого сентября я позвонил ей. Да, она умная и рациональная женщина. В ее голосе звучал металл:
      – Не звони мне больше!
      – Почему? – заблеял я дрогнувшим голосом.
      – Не звони и не приходи, у меня есть мужчина, – после этих слов – длинная пауза. – Ты ведь сам все понимаешь, – продолжила более мягко. – Птенчик, я замуж хочу! – и бросила трубку…
      Я был юн…

      2

      Он был юн и глуп. Вернее, выглядел глупым иногда: когда неуклюже накладывал сахар в кофе, когда пытался шутить или рассуждать о жизни с деланным видом опытного, уверенного в себе мужчины. На самом же деле он был так юн!
      А когда смотрел мне в глаза, когда целовал меня, казался зрелым и сильным. Возраст прятался под мужским естеством.
      Я сразу заметила его в троллейбусе. Час пик. Давка. Он оказался прижавшимся ко мне. Сначала стоял боком, а потом – по-моему, намеренно, – очутился прямо передо мной. Краснея и нехотя отводя глаза в сторону, пожирал глазами мою грудь, пытаясь, будто ненароком, к ней прикоснуться. Наглый мальчишка! Краснеет, стесняется, а все туда же!
      Он вышел следом за мной. Плелся хвостиком, стараясь держаться поодаль, потом поравнялся со мной и сбивающимся голосом произнес какую-то тривиальную фразу.
      – Со студентами не знакомлюсь! – отрезала я.
      – Откуда Вы взяли? – это было деланное удивление. Из пакета торчал тубус, и на лбу было четко написано: «Студент».
      – От верблюда! – тогда в моде было это выражение.
      Преподавая в институте, я поначалу воспринимала студентов как приблизительно равных себе, было даже неловко. Но быстро научилась держать дистанцию. А когда средняя разница в возрасте перевалила за десять лет, стала видеть в них детей. Этот был юн, но не ребенок.
      Он не отставал.
      – Вы меня преследуете? – я сразу взяла ироничный тон – очень удобно скрывать за иронией истинные чувства, ощущения, настроение.
      – Пытаюсь, – ответил он в том же ключе.
      – Ладно, – смилостивилась я, – Валей меня зовут, а Вас, мой хвостик?
      Его звали Олегом. Он напоминал мне Олега Попова, потому что всячески пытался рассмешить меня. Рассказывал забавные истории из студенческой жизни. А когда узнал, что я преподаю в его институте, еще более воодушевился и стал привирать. С ним было легко и смешно.
      У подъезда попросил мой номер телефона.
      – Телефон не дам, – сказала я категорично.
      – Почему?
      – Со студентами не перезваниваюсь!
      Но он был таким славным, что внутренний голос подсказал мне изменить правилу. Со скорбной гримасой, наиграно вздохнув, упавшим голосом он произнес:
      – Ну что ж, придется мне жить на этой лавочке.
      – И зачем же?
      – Чтобы еще и еще раз видеть Вас! – он попытался вложить в эти слова побольше чувства, но получилось смешно.
      – Нет. Такие соседи мне не нужны, своих соседей некуда девать…
      Он записал мой номер телефона в одном из конспектов и удовлетворенно, с восторженной улыбкой попрощался. А у меня весь вечер было приподнятое настроение…

      Нет, я не собиралась с ним больше встречаться. И, тем более, сближаться. Все происходило просто и естественно, и я стала замечать, что жду его звонков. Дочка старалась первой подойти к звонящему телефону.
      – Ухажер твой звонит, – язвила она, передавая мне трубку.
      Я была уже пять лет одна. Вернее, мы были вдвоем с дочкой. А мужчины так со времени ухода мужа и не было. Не то, чтобы не было претендентов. Были, но все они казались настроенными на одноразовый секс, просто для развлечения. А я сначала тосковала по мужу, а потом, когда поняла, наконец, что его не вернуть, начала яростно работать над диссертацией. Муж ушел к моей бывшей подруге, а я ушла в науку – нелепая ситуация. Пришлось смириться…
      Олег выделялся среди других студентов: он был широкоплечий, скуластый, казался немного старше своих лет из-за обильной растительности на теле.
      Но меня не растительность привлекала, а какие-то неуловимые флюиды, идущие от его тела, улыбки, всего его естества. И синие, бездонные глаза, пожирающие меня всю, не оставляющие сомнения в том, что это не развлечение.
      Меня смущала только разница в возрасте. Шестнадцать лет – это ощутимо.
      Мы сидели в кафе, гуляли.
      – Найди себе девочку, – говорила я ему несколько раз. Но в душе чувствовала: не найдет. И не хочу, чтобы нашел. Хочу его – юного и глупого.
      Меня останавливала мысль, что при всей своей бравости он, наверняка, был неопытен. Но думал при этом, что я – искушенная в сексе гетера! Не хотелось его разочаровывать. Даже стыдно было, что к тридцати шести годам у меня, незамужней, был только один мужчина…
      Олег жил в общежитии. А у меня – дочка-шпион. Особо не повстречаешься.
      Зов плоти взял свое. Я решила пригласить его на чашечку кофе домой.
      – Приходи вечером после одиннадцати. Шпион уснет. Не звони. Постучишь тихо три раза. Считать умеешь?
      Олег считать умел – по вышке получил заслуженную четверку. Постучал три раза. И коробку конфет купить додумался. И цветы – букет из пяти белых гвоздик.
      С тех пор я люблю белые гвоздики. В них есть что-то чистое и трогательное.
      Я долго готовилась к этой встрече. Обдумывала, что надеть. Решила, что под халатом не будет ничего – намек на мою готовность к сближению.
      Олег намек понял – тут он глупым не казался! Набросился на меня уже у входной двери. Не смог удержать конфеты. Не знаю, что было приятнее – свежий вкус его губ или невольные, нежные касания к моей шее гвоздик.
      Если бы не проснулась дочка, все произошло бы сразу. Но мы вынуждены были вернуться к цели его прихода – пить кофе. Шпион вышел и заглянул к нам на кухню:
      – Целуетесь?
      – Кофе пьем, – пытались мы оправдаться одновременно.
      – Спать иди! – оправившись, приказала я.
      – Ну-ну! – в ее голосе звучало подчеркнутое снисхождение. Я, вообще-то, строгая мама, но тут строгость не помогала. Заставить ребенка спать насильно невозможно. Пришлось ждать, пока уснет.
      Мы говорили о всякой ерунде, поглощая спасительный кофе. Мне не нужно было никакого секса. С ним и без секса было так хорошо! Но я чувствовала, что он настроен иначе. Оттягивала сближение, как только могла. Периодически уходила в детскую и прислушивалась.
      – Спит. Или притворяется спящей, – эти слова говорила не я, а мой разум.
      Разум твердил мне: «Лучше перестраховаться, чем снова быть застигнутыми за однозначным занятием». Но сердце стучало сильнее и стонало: «Хочу…!»
      И моя решимость ограничиться беседами быстро иссякла. Я ответила на робкое прикосновение его руки объятием. Потом все происходило легко и естественно. Желание руководило нами, мы шли за ним, доверившись ему всецело и не боясь казаться неумелыми.
      Когда мы переместились на кровать, я поняла, что он не так неопытен, как казалось. Я забыла о его возрасте. Я почувствовала себя на десяток лет моложе, свежее, чище. Каждый его поцелуй будто вливал в меня новую порцию сладкой силы, а ласковый шепот окутывал пеленой нежности, вселяя все новое и новое желание…
      Он был ненасытен. Я останавливала его иногда, чтобы прислушаться, не проснулась ли дочка. И он опять обволакивал меня лаской…
      Только к утру мы успокоились.
      – Нам нельзя засыпать, – шепнула я.
      – Почему? – удивился он.
      – Шпион проснется, и все!
      – Что все?
      – Просто все!
      – Тогда мне нужно уйти.
      – Угу! – нехотя промурлыкала я…

      Два месяца – как во сне. Май и июнь с тех пор – мои любимые месяцы…
      Он приходил пару раз в неделю и оставался на ночь. Стал чувствовать себя увереннее. Настолько увереннее, что однажды произнес: «В твоем возрасте уже нельзя носить такую стрижку». У меня внутри все опустилось. Но вида не подала.
      Комплекс во мне рос и утверждал позиции. Заставлял вырывать – одинокие тогда – седые волосы и все чаще думать о едва заметных морщинках и диете.
      А тут еще дочь стала ревновать. Надувалась, устраивала сцены. Как-то сказала мне в слезах: «Ты меня больше не любишь!» А я ведь тогда действительно забывала о ней, игнорировала ее, полностью поглощенная Олегом. Он же просто не замечал ее.
      Может, надо было поговорить с ним, попытаться обсудить ситуацию? А я вбила себе в голову – он юн и глуп. Ни то, ни другое меня тогда не устраивало.
      В конце концов, решимость характера проявилась и здесь. Твердо решила порвать эту связь, пока не было поздно.
      Сто раз потом пожалела… Но что сделано, но сделано.
      На каникулах он уехал домой, в другой город, а мы с дочкой – на юг, а потом к бабушке в деревню. Было время подумать, все взвесить – опомниться.

      Первого сентября Олег позвонил мне. Я была готова к этому звонку, поэтому постаралась придать своему голосу металлические ноты:
      – Не звони мне больше!
      – Почему? – заблеял он дрогнувшим голосом.
      – Не звони и не приходи, у меня есть мужчина, – после этих слов – длинная пауза. – Ты ведь сам все понимаешь, – продолжила более мягко. – Птенчик, я замуж хочу! – и бросила трубку…
      Он был юн, а я была глупа.