Глава 21. 2006 год. Трагические события. Часть2.
Забирала ее из клиники свекровь. Привезла в подарок платье строгого кроя, как будто для девушки из гимназии прошлого века, наказав, чтобы обязательно встретила в нем мужа. Генри должно понравиться.
— Ты такая стала тонкая и звонкая. В чем душа-то держится. Надо терпеть, Вера. Вы молодые, у вас еще все впереди. Бог дал, Бог взял. — Как же она не любила эту простую и мудрую фразу. Они шли по набережной Невы, и женщина с размаху выбросила в темную речную воду стильный смартфон, дорогой подарок Анри. Нет телефона, нет информации, нет любимого, нет прошлого. Надо начинать все заново. Жить, любить, ждать, рожать детей, создавать будущее. Теоретически ее научили этому врачи, церковь, но практически...
И мать Гены, к которой Вера относилась с симпатией и уважением, а в связи со смертью свекра ещё и с большим сочувствием, сейчас, своими разговорами, меркантильными житейскими рассуждениями, никчемными советами, бытовой суетой только раздражала ее. Правда, врачи предупредили при выписке, что в настроении, возможно, будут перепады от апатии до раздражительности. Это негативные последствия действия лекарственных препаратов.
— А почему не приехал сам Гена? — спросила она, как можно спокойнее.
— Так он же еще в рейсе. Приходит через три дня. Ты как раз успеешь прилететь и в квартире прибраться, и встретить любимого супруга в красивом платье, моем подарке, — охотно отвечала та обыденно, как будто ничего не произошло.
— Почему он не приехал ко мне? — настойчиво повторила Вера.
— Зачем! Для чего? Не понимаю! Чем бы он мог помочь, зачем было срывать его с денежного рейса. Пепел хоронить, или сиделкой тебе быть? Вам сейчас денежки, ох, как понадобятся. Да и тебя государство одну не оставило. Вон, в какую шикарную клинику положили, позаботились. Разве плохо было? Полечилась, отдохнула, — и вот это искреннее недоумение, вопросительное «зачем» и утвердительное, с завидующим оттенком в голосе, «отдохнула», хлестало бедную женщину наотмашь по щекам. Действительно, зачем находиться рядом с любимым человеком, когда тот в беде. Для чего распускать нюни - сопли, если Бог дал, Бог взял. Тем более, как считает мать Генри, государство такое заботливое и замечательное. На полное обеспечение поместило. Да еще гробовые выплатят. Красота!
Знала бы свекровь правду про это государство. И кто спас ее невестку в те трагические роковые минуты.
И Вера, вдруг неожиданно для самой себя, с теплом и тоской сердечной подумала об Анри. Ведь, если бы не он, неизвестно, шла бы она сейчас рядом с этой пожилой женщиной, по сути, совершенно чужой для неё, спокойно и прозаично говорящей откровенные глупости.
Мир все еще был в желто-коричневом тусклом цвете, тупым и слегка агрессивным. В ее глазах. Но хорошо хоть не черно-белым. Хотя, по большому счету, уже было все равно.
Свекровь что-то тарахтела и тарахтела о растущих ценах, о наглеющих коммунальщиках, о некачественных продуктах, о погоде, о даче. А она, вся погруженная в свои мысли, с удивлением вдруг поняла, что ведь забрала к себе украинская тетечка и сестру родную, и любимого свояка, и внучатую племянницу. Забрала на Украину. Над этой землей, пропитанной Верочкиным детством и мечтаниями, ее любимыми украинскими мелодичными, задушевными песнями теперь развеян прах самых близких и дорогих людей.
Но сейчас нужно думать не об этом. Не о прошлом, которого не вернуть, а о настоящем, как учили психологи. Впереди был долгий многочасовый перелет на Камчатку. Необходимо привести в порядок пустовавшую несколько месяцев квартиру. Встретить Геннадия из рейса. Несчастный, настрадался без нее. Ведь ему тоже было нелегко в разлучных бушующих морях-океанах. Четыре месяца не виделись. Потерял любимицу дочку и родителей жены. Даже прилететь не смог. И все эти горести на его голову обрушились спустя всего полгода после смерти отца. Действительно, хватит раскисать и жалеть себя. Нужно начинать новую жизнь, как благословил батюшка. И не надо раздражаться на свекровушку. Она прожила жизнь, многое испытала на себе, поэтому права.
И всё же странно было Вере, что та, даже не полетела на встречу с сыном, чтобы поддержать и его, и еще совсем слабую, после психотравмы, невестку. Но свекровь сказала, что нашла хорошую работу, а для неё это весомая прибавка к пенсии. И в отпуск ее никто не отпустит, а увольняться она не собирается. И опять одно только материальное ставилось во главу угла. Как будто бы единственный сын не помог бы матери.
А Геннадий вернулся из рейса, похожий на почерневшую, обуглившуюся и остывшую головешку. Какой-то отчужденный и равнодушный. Понятно, горе не красит. Но двое любящих людей должны сплотиться вместе. Утешать и поддерживать друг друга. Вместе плакать и вместе радоваться. Крепко взявшись за руки идти сквозь бурю, дождь, ветер. А он, даже не обняв и не поцеловав жену, посмотрел на нее пустыми глазами и поморщившись, кивнул на новое платье, в котором Вера была похожа на юную гимназистку, сказал,
— Сними это, к чему ты так нелепо вырядилась? — Верочка сжалась внутренне. Не такой встречи ждала она от мужа. Иные слова хотела услышать. Но понимая, что и ему было непросто пережить трагедию и вернуться в опустевшую квартиру, не увидев красавицы и умницы дочки, спокойно и услужливо спросила,
— Что ты желаешь, любимый, чтобы я надела для тебя?
— А мне все равно, — послышалось в ответ. — Все равно?! — Это был не ее муж. Однозначно.
— Пойдем, Геночка, я приготовила праздничный стол, твои любимые вкусняшки, понимаю, что не до праздника, но ты вернулся домой, живой и невредимый, мы встретились после долгой разлуки, и это уже хорошо. Посидим, поговорим, расскажешь про рейс. Гена, горе пришло к нам, страшное, тяжелое, но вдвоем выдержим. Наша любовь спасет! Бог даст еще детей, заживем счастливо, — он смотрел на нее невидящим взглядом. Выпотрошенный робот.
— Да, что с тобой, любимый, что случилось, в рейсе что-то произошло? — Верочка пыталась обнять его, приласкаться, но муж, как-то брезгливо отстранил ее от себя.
— Я не желаю сейчас есть, пить, говорить с тобой, устал, пойдем спать, — и взяв ее грубо, без обволакивающих теплых и страстных слов, жарких взаимных ласк, молча, практически изнасиловав, причинив только боль, насытившись, равнодушно отвернулся к стенке. Вера еще ни разу в жизни не испытывала таких унижений — ни моральных, ни физических. Никогда не видела, не знала раньше таким отчужденным, своего заботливого, нежного, внимательного Гену-Генриха. Бездушный монстр. Это был еще один жестокий несправедливый удар не по правилам, подлый, под дых, в то самое ранимое солнечное сплетение. Такой, что только-только зарождающийся свет надежды, мгновенно погас в ее глазах.
— Ну почему же несправедливый, расплачивайся теперь, Клеопатра, — сказала она себе.
— Заслужила, плати сполна. За нарушенную клятву, за испанское счастье, за предательство. «Кого люблю, того и наказую», — говорил Господь, — и Вера стала шептать сквозь боль, ранящую тело и душу, и подступившие слезы горькой обиды, молитву преподобного Никона Оптинского, исповедника, помогающую при горестях и отчаянии:
«Слава Тебе, Боже мой, за посланную мне скорбь, достойно по делам моим ныне приемлю. Помяни мя, егда приидеши во Царствии Твоем, и да будет на вся воля Твоя едина, благая и совершенная».
И, ушла в другую комнату, изо всех сил, стараясь крепиться. Встала на колени и до утра молилась перед иконой Казанской Божьей Матери, висевшей над пустой кроваткой Веронички. Клала земные поклоны, просила помощи у Царицы Небесной. Слабая, растоптанная морально и физически. В таком состоянии и заснула на полу.
А утром Гена, как ни в чем не бывало, как будто и не было разлуки и встречи, смертельного горя, никакого насилия, спросил ее весело, войдя в комнату
— А что ты, Верочка, потеряла на полу? Драгоценную монетку? Луидор? Царский червонец? Так я их выкинул на счастье за окно еще вчера. Со всеми своими и твоими золотыми и бриллиантовыми побрякушками. Всё, за борт! — Вера не понимала, шутит он или говорит серьезно. Глаза его были мертвы.
— Хватит изображать дуру. Что ты выдающаяся актриса всем давно известно. Давай сядем, позавтракаем, выпьем вина, поговорим. Мне много надо тебе рассказать. — И цепко схватив её за руку, буквально швырнул за стол.
Его рассказ был классическим бредом больного с расстроенной психикой. Все же еще не умер в женщине врач. Она с горечью и с ужасом констатировала для себя, что Гена серьезно болен. Ему нужна срочная психиатрическая неотложная помощь. А тот, бахвалясь, как единственный петух в курятнике, смакуя подробности, рассказывал о том, что еще до отхода судна в рейс с ним начала флиртовать судовой медик. Молодая женщина с великолепной грудью, очень похожей на её грудь. Правда, ноги у той, до Вериных не дотянули, и шея в морщинах. Да это и не важно. В море и такие сойдут, потянут на третий сорт. А рейс был затяжным и никаким. В основном, они лежали в дрейфе, краба, приносящего прибыль, не было, так же, как и другой рыбы. И от безделья, от скуки все стали пить.
Весь комсостав тащился за молоденькой разбитной врачихой, а она оказывала знаки внимания только Гене. И приглашала к себе в каюту, и потчевала медицинским спиртом, соблазняя своей обнаженной прелестью с сочными, дрожащими от похоти, упругими, зазывно торчащими в разные стороны сосками, так напоминающими грудь жены. И вот, в одну из ночей, одурманенный алкоголем, он, практически, завладел ей. Но какая-то неведомая сила при полном штиле вдруг резко накренила корабль так, что они разлетелись по разным углам каюты. Как будто невидимая рука в ревнивом гневе разорвала их страстные объятия.
Когда тот позже сопоставил время — это был час гибели самолета. А тогда, удивившись, в пьяном угаре, стал собирать разбросанные в экстазе вещи. Разбилось зеркало. И машинально подбирая осколки, глянув в один из них, незадачливый любовник отшатнулся в страхе. На него смотрела, подмигивая, козлиная рогатая морда.
А дальше, пошло - поехало. Мужчина чувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Взору его открывались иные миры, слышались разные голоса. Картины, одна страшнее другой, вихрем мелькали перед ним. На его глазах любимая Вера - Клеопатра вступала в лесбиянское соитие с докторшей, а маленькую чистую дочку, с отцовского молчаливого согласия, подкладывали под капитана. Ребенок превращался на глазах из девочки в крупную ягоду чернику, и тот с аппетитом съедал ее. Все вещи были живыми, они то хихикали и гримасничали, то хрюкали, показывая неприличные жесты, то демонически гоготали, угрожали. И смрадно пахло серой. И тогда Геннадий, не раздумывая, стараясь освободиться от ужасных галлюцинаций и запаха, выбрасывал в иллюминатор личные вещи, валюту, подарки. Да он и сам иногда подумывал выброситься за борт, будучи абсолютно уверенным, что ничего плохого не произойдет. Просто данный жизненный цикл закончится, и все вернется на круги своя заново.
Пить бросил. Но ничего не поменялось в его сознании. В минуты просветления Генри просил медицинской помощи, хотя бы дружеского участия, но от него все убегали, как от прокаженного или опасного вооруженного преступника, закрывая каюты. А врач категорически отказалась встречаться с назойливым и ставшим ненужным штурманом. Ничего не понимая, больной, практически беспомощный второй помощник капитана, оказался в полной изоляции. Его отстранили от вахт и хотели списать во Владивостоке. Просто убрать с корабля, как ненужный компрометирующий хлам. И без сомнений он бы там погиб, в болезненном состоянии, без средств к существованию. Но у капитана был долгий разговор с каким-то неизвестным военным, непонятно как оказавшимся на корабле, и Геннадия оставили до прихода в родной порт приписки. Эта главная суть рассказа мужа была перемешана различными отступлениями, рефренами, долгими паузами и сопровождалась совершенно бессвязными обрывочными фразами, громким неестественным смехом, нецензурными выражениями и бессмысленным слёзным бормотанием.
— Итак, — лихорадочно соображала Вера, — похоже на последствия алкогольного делирия. При правильном проведении детоксикационной, а потом поддерживающей оздоровительной терапии организма, психика восстанавливается, работоспособность тоже. В лечении алкогольных галлюцинозов и бредовых психозов основное место занимает психофармакотерапия. Препаратами выбора являются нейролептики. Почему же ему не оказали сразу помощь на корабле, почему мне ничего не сказали при встрече. Несколько капельниц, поставленных своевременно, могли вывести его из болезненного состояния. Что они пили? Геннадий не был склонен к обильным выпивкам.
Никогда Вера не видела его в так называемом пьяном угаре, или похмеляющимся утром от обильного возлияния. Тем более, на службе. Когда в руки штурмана вверены жизни всего экипажа и само судно. Здесь было что-то другое. Не мог на него так подействовать алкоголь, медицинский спирт. Пусть и в больших количествах. Тогда, какова причина? Муж рассказывал о том, что на корабле была самая настоящая крабовая мафия. О контрабандном сырье, который капитан указал спрятать в завпродке. Свою долю просила хранить и врачиха. А он отказался участвовать в незаконном непотребстве. Не захотел грязных денег, зная, чем все может обернуться. И теперь, всю недостачу, выявленную на судне, хотят повесить на него. Чушь какая-то. Геннадий всегда был честным и благородным. Кто-то его умело использовал и подставил, применив психотропные вещества, которые добавлялись в алкоголь.
Кто мог допустить подобное, кроме судового медика с молчаливого согласия капитана? И восторженно льстивое поведение комсостава при отходе судна, и намеренно равнодушное при приходе, когда все подлые прибыльные дела были успешно закончены, деньги за краба получены и поделены между заговорщиками. А недовольных свидетелей, желающих справедливости и честности — вон с поля боя. За борт.
У Веры раскалывалась голова после череды переживаний переживаний и бессонной ночи. Чем она сейчас могла ему помочь? Вот когда пригодился бы мобильник Анри! Она с такой надеждой и беспомощностью вспомнила о нем. Что же делать? Надо было спасать честь мужа и восстанавливать его здоровье. Куда только девалась ее слабость, обиды и инфантильность. И она начала действовать. Но что могла сделать молодая женщина в одиночестве против сложившейся коррупционной системы, ненасытного молоха наживы, проглотившего, не поперхнувшись, доверчивого супруга.
Все друзья отводили глаза в сторону, руководство фирмы пыталось запустить руки к ней под юбку, бухгалтерия грозила выставленными огромными счетами недостачи, оформленными на незадачливого штурмана. И все, в один голос твердили, что он алкоголик, пропивший и себя, и ее, и дочку, вдобавок, злостный нарушитель дисциплины. И хорошо, что еще не картежник, а то бы и благополучие семьи поставил на кон. Вот так, в одночасье, из ответственного, грамотного и перспективного специалиста, непьющего примерного семьянина, превратился ненаглядный глава семьи в никому ненужного изгоя.
Временами бедняжке казалось, что она сходит с ума. Что это просто страшный сон, который сейчас закончится. Вера решила поговорить с «увлечением» Геннадия. Не укладывалось в голове, как женщина, судовой врач, которая оказывала мужу знаки внимания, была близка с ним, могла бросить его беспомощного и больного, не оказав первую медицинскую помощь. Но та отказалась от встречи наотрез. Сказав, что ничего общего с этим слабовольным омерзительным алкоголиком у нее нет, и не было никогда. Это ничем немотивированный бред Генриха. А лечить подобные симптомы она не умеет и не знает как. Да, она испугалась его бешенства, его настойчивости, и как честная женщина закрылась в каюте и не открывала этому пьяному неуправляемому чудовищу. Да и лекарств не было никаких для оказания помощи. Тем более, психотропных. Как его медкомиссия выпустила в рейс? Туда и претензии. А ее хата с краю. И отвалите, девушка, со своим придурком лучше по хорошему.
Всё было неправдой. Гнусной инсинуацией. Вере осталось только горько сожалеть, что в этом мире правит балом действительно сатана и его приспешники. Медику, запереться от человека, просящего помощи, якобы испугавшись его безумства?.. Использовать беспомощную жертву в своих меркантильных целях? В сознании наивной чистой души не укладывалось равнодушное предательство ради наживы.
Явь была подлой и мерзкой. Мир, не стесняясь, показал перед несчастной женщиной всю грязную подноготную. Вонючую, завшивленную, прогнившую изнанку своих, якобы красивых и благородных внешних одежд. Ей было безумно жаль Геннадия. В Управлении кадрами, куда она пришла за окончательным расчетом и его трудовой книжкой, действительно оказалось, что муж еще должен огромную сумму денег. А толстые, откормленные на взятках тетки из бухгалтерии, бесцеремонно с любопытством оглядев ее с ног до головы, прямо сказали с циничным спокойствием,
— Бросай этого полудурка и алкоголика. Ты такая красавица. Молодая. Мужики, поди, табунами ходят. Найди себе достойного, родишь ему, привяжешь. А этого брось. Дурак, идиот, пьянь, понаделал делов, расхлебывай теперь за него. —
И, главное, нам ни копейки не достанется от шума-гама. — Вера настолько была ошеломлена таким подлым откровенным мнением-поклёпом, что задохнулась в возмущении от смрада услышанных слов. Но недаром она прошла психологическую подготовку в закрытом центре реабилитации. Внешне спокойно и презрительно посмотрев на вороватых матрон, пронзительно глядя в глаза каждой, сказала неспешно, понизив голос,
— Не боитесь, что завтра с вами может случиться еще хуже? И ваши драгоценные мужья, вместе с любовниками вкупе, выкинут вас на помойки за ненадобностью, а выберут меня? Знаете, что говорят знаменитые ведущие психиатры страны? Мы все ходим под Богом. Сегодня легли спать здоровыми и счастливыми, а завтра... оказались невменяемыми и беспомощными...
Расплывшиеся от бесконечных подношений - перееданий, частых кофейно - чайных церемоний, безвкусно и ярко напомаженные бухгалтерши вмиг притихли и сказали уже менее уверенно, уважительно обращаясь на «Вы»,
— Но тогда отвезите его к матери. Жизни Вам с ним все равно не будет. Он уже не жилец. Мы консультировались.
— Да, — безутешно вздыхала про себя Вера, — они консультировались. Вся фирма знает про Гену. А на мои настойчивые требования, просьбы о консультации у медицинских специалистов все пожимают плечами и говорят, что бессильны чем-либо помочь. Нужна психиатрическая помощь. А для этого он сам должен пойти и заявить, что нуждается в ней. Спасибо Ельцину с его новыми законами за демократию и заботу о народе. Геннадий, наотрез отказывался идти к каким - либо врачам, считая себя абсолютно здоровым. Вера созвонилась со свекровью, та долго причитала, охала, вздыхала, сказала, что невестка невообразимая выдумщица, но если от Генри контора еще требует денег, то пусть та поднимает всех на ноги, правосудие, милицию...
Если бы... По каким только инстанциям не ходила Вера. И везде встречала бездушие чиновников, бюрократизм, формальное отношение. Никому ни до чего не было дела. Женщине после таких встреч-разговоров становилось только хуже. Никакого понимания. В те часы, когда она ходила по кабинетам власть имущих, Геннадий либо безучастно сидел, глядя в одну точку, либо, как заведенный китайский трансформер, болваничком ходил кругами около дома. Или методично выносил из квартиры все, что попадалось под руку. Так, буквально за неделю, было разорено их уютное и роскошное семейное гнездышко.
— Но ведь ты бессребреница, — с язвительной ухмылкой говорил он ей.
— Зачем нам все это? Бытовая техника, видео и фотоаппаратура. Твои наряды, шубы, дорогая косметика и парфюмерия. Во Вселенной ты и так самая красивая и единственная царица Клеопатра. Тебя все знают, ценят, преклоняются и боятся. Скоро за нами прилетит тарелка, и мы улетим с этой бездарной, отжившей свое, тупой прогнившей галактики, в иные прекрасные мира.
Вера добилась консультации с главврачом областного психоневрологического диспансера, и тот в разговоре был немало удивлен, узнав, что она не медик по образованию. Разводя руками, сочувственно сказал, что есть специальный закон об оказании психиатрической помощи. Все должно быть добровольно. Конечно, возможны исключения, когда существует непосредственная опасность для самого больного или окружающих, или прослеживается беспомощность, неспособность человека самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности. Но это нужно все доказывать. Потом связываться с прокуратурой. Хлопоты обременительные. Лучше действительно отвезти несчастного к матери, и там уже совместными усилиями родственников пытаться, если не будет улучшения, уговорить мужа на обследование, лечение, возможно стационарное. А одной ей будет трудно. Тем более, она сама после такой серьезной психотравмирующей ситуации. И дал несколько спасительных таблеток.
В это же неблагоприятное время позвонил один из бывших друзей. И убедительно попросил Веру срочно уезжать из города. Просто крабовая мафия в удобный момент расправится и с ней, и с Геннадием. Как говорится: «Концы в воду». Поэтому не надо с этим шутить и раздувать огонь, ни к чему ходить с выяснением правды по инстанциям, тем более, к руководству фирмы. Там, все за одно.
Ей надо было как-то везти Геннадия к матери, на материк. За бесценок срочно были проданы квартира, машина, гараж. Дачный участок, в который было вложено столько сил и средств просто брошен на разграбление. Вера пыталась верить в чудо, ей неоткуда было ждать помощи и защиты. Она цеплялась из последних сил за жизнь, такую жестокую и несправедливую. Спасая своего любимого, которого оклеветали, опоили какой-то дрянью и выкинули за ненадобностью чуть ли не за борт.
И это был двадцать первый век! Откуда у нее брались силы, она не знала. Верила, что Заступница усердная рода христианского заботится о ней. И понимала, что эта расплата за обоюдно нарушенную клятву. Но, если Господь любит, то простит и поможет. Надо только искупить свою вину. И в минуты перед сном, когда она валилась от страшной усталости к ней приходили две мысли. Если бы жив был Анри, он бы непременно помог. А если бы была жива Вероничка, как бы сказалось на психике ребенка такое поведение и образ любимого папочки. И она, как заведенная, истово твердила: «За все, слава Богу, за все, слава Богу, за все, слава Богу»!
Таблетки сделали Гену мягким, податливым, послушным, и они относительно спокойно долетели до Москвы, где их встречала встревоженная и недовольная свекровь. Она буквально накинулась на Веру. Обвинив, что та все придумала или специально преувеличила. Нормальный, хороший сын. Поздоровался, отвечает на вопросы. Глаза, правда, грустные и отрешенные, не здоровые, так понятно, отца похоронил, дочку потерял, в рейсе были неприятности. А зачем за бесценок было все продавать? Что за необходимость срочная? И какая еще мафия такая? Глупость одна непонятная, для фантазийной невестки характерная.
Напридумывает невесть что. А потом — расхлебывай. Заявление надо было в органы написать, пожаловаться. И Вере ни одного доброго слова, что спасла сына, довезла живого и невредимого. Никакого сочувствия. Да та и не ждала ничего. И всё же, всё же... Подумала, мимоходом, горестно, что в такой трагической ситуации ее родители окружили бы их теплом и заботой, здравыми рассуждениями и конкретной, не только моральной, но и медицинской помощью. Может и правильно забрал их Господь, чтобы не видели «счастливой» участи, выпавшей на долю любимой единственной дочери, которой всегда желали светлого, лучшего, спокойного!
Страшный и тяжелый 2006 год закончился. И она всей своей душой желала только благополучия и здоровья близким людям. Всем сердцем верила в чудо. И просила у Бога лучших перемен в 2007 году. На новом месте. В древнем русском городе. Вера так и решила, что Господь неведомыми путями, пусть такими невообразимо трудными, усыпанными острыми режущими осколками руин ее былого счастья и забранных жизней любимых людей, решил привести ее к Себе.
продолжение следует http://www.proza.ru/2011/10/15/1250