На солнечной стороне электрички сидеть было и жарко и душно. Закрытое окно было мутным, грязным, словно не из стекла, а какого-то оцарапанного, затертого пластика. Открыть его не удавалось. Под окном сидела женщина средних лет, смотрела на стремительно уносящиеся назад пейзажи, пригородные платформы и жевала травинку. На коленях у неё стояла холщевая сумка, из которой выглядывал колпачок любопытного китайского термоса, краешек книжки или органайзера в коричневом переплете и половинка недоеденного французского батона.
Женщина сидела не по ходу поезда и, пусть и теплый, но все-таки, ветер из соседнего окна влетал и вылетал абсолютно незамеченным теми, кто сидел на соседней скамейке. Электричка мчалась, пропуская остановки, что создавало иллюзию путешествия на поезде дальнего следования: кто-то спал, кто-то играл в карты, кто-то читал, кто-то беседовал, а кто-то, разложив, недоеденный на даче провиант, подкреплял свои физические силы классическим набором из вареных яиц, картошки и помидор…
- Не помешаю? - присел возле женщины высокий мужчина в потертых джинсах и бледной клетчатой рубашке, вероятно, когда-то, голубой, а теперь, почти белесой. Мужчина приветливо улыбался, но глаза у него были очень грустными, как бы сами по себе, женщина сразу обратила на это внимание. Но ответила не сразу. Сначала она повертела головой, как бы убеждаясь, что свободных мест в вагоне достаточно и вопросительно посмотрела на мужчину.
- Я должен объяснить свой поступок? - кивнул мужчина, все также улыбаясь. - Ничего оригинального - просто хотел с Вами познакомиться, - сказал он, и приветливая улыбка стала слегка виноватой. - Если Вы не возражаете, конечно.
Женщина передернула бровями и поджала губу, что должно было бы означать, что ей такая затея не совсем по душе, но, перехватив этот странный грустный взгляд, сказала совсем другое:
- Почему, против? Нет, не против. Садитесь, пожалуйста, - и, машинально, плотнее прижала к себе сумку.
- Жарко, - всё также улыбаясь, сказал мужчина.
Женщина снова с каким-то удивлением вгляделась в нового попутчика и только после этого согласилась:
- Припекает, да.
- Вы, из Рошали едете? - спросил мужчина.
- От туда - еще на автобусе, - уклончиво ответила женщина.
- А…знаю, - кивнул мужчина, - где озера.
- Примерно, - снова не стала уточнять место своего отбытия женщина.
- Живете там или с дачи? - явно старался разговорить собеседницу мужчина.
- Из гостей, - кратко ответила женщина. Однако, снова словив какую-то непонятную грусть улыбающегося мужчины, дополнила: - Подруга за город несколько лет назад переехала. Всё реже и реже видимся. Решила навестить.
- Да, - усмехнулся мужчина. - Навещать надо… А то вот приедешь… а и навещать уже и некого… - и с этими словами, к ужасу женщины, обхватил ладонями свое улыбающееся, ещё секунду назад, лицо и зарыдал, а после и вовсе завалился к ней головой на колени, наверное, больно ткнувшись головой в термос и жесткий переплет книги.
- Ой, что Вы, что с Вами? - оторопела женщина. - Что случилось?
Но мужчина рыдал, совершенно натурально, вздрагивая всем телом, и не откликался.
Игравшие в карты мужчины на соседней скамье с любопытством окинули взглядом разыгрывающуюся сцену, но очень скоро потеряли к происходящему интерес и продолжили свое увлекательное занятие.
«Господи, Боже», - думала про себя женщина. - Она смотрела на вздрагивающего, плачущего, вероятно, от горя, незнакомого человека и понимала, что кроме, раздражения, за причиненное ей неудобство, ничего к нему не испытывает. Правда травинка, которую она все еще перегоняла из угла в угол, показалась ей теперь какой-то неуместной, и она поспешила вытянуть её изо рта и сунуть в сумку. Засунув травинку, рука женщины вынырнула наружу и оказалась над головой рыдающего мужчины. «Как странно, - подумала женщина, - и с силой заставила себя, чуть ли не похлопать по трясущимся плечам мужчины. Ей совершенно не хотелось этого делать, она делала это с большим напряжением и через силу. Более того, за последние несколько лет, она впервые кого-то пыталась (назовем это так) утешить.
Однако мужчина не отреагировал и на это.
Может, смутился проявленной слабости, может, ему было просто не до того. И вдруг, что-то в душе женщины, словно «щелкнуло». Она вспомнила то, что не разрешала вспоминать себе долгие годы: точно также рыдавшую, объятую горем и ужасом, себя. Острая боль пронзила её тело, казалось, сразу везде, как- будто несколько десятков лучников одновременно выстрели в неё свои острые стрелы. Одна «стрела» угодила, куда-то, близ горловой чакры. Женщина закашлялась, инстинктивно перехватив ладонью горло, будто действительно, только что получила ранение. И тут вторая рука женщины, уже не дожидаясь никаких её мыслей и распоряжений, опустилась на голову, плачущему мужчине, и прижала её к себе. Боль в горле почти сразу отступила. Теперь, не задумываясь, женщина обняла, лежащего у неё на коленях, чужого человека и, прижимая к себе, как ребенка, стала слегка покачивать. «Ничего, - шептала она, даже не зная, в чем суть дела, - ничего, что же поделаешь, это жизнь, ничего… это пройдет… должно пройти…. обязательно…». Ей, почему-то, действительно, по-настоящему, стало жаль этого жалко-улыбавшегося несколько минут назад, взрослого мужчину. Ей вдруг стало пронзительно жалко всех, страдающих от одиночества людей. Сколько их? Уму не постижимо! И не к кому упасть, зарыться в колени, чтобы просто поплакать, почувствовав возле себя не жесткий дерматин сиденья электропоезда, а живое человеческое тепло.
Она всё гладила и гладила, и прижимала голову мужчины, всё покачивала и шушукала, как если бы укачивала младенца. И вскоре мужчина, действительно, стал затихать и, по всей вероятности, уснул.
….За коном всё так же проносились летние пыльные деревья и столбы, потемневшие домики и покосившиеся сарайчики, и женщина, казалось, по-прежнему, смотрит в окно. Но взгляд её, из равнодушно-созерцательного сделался теперь глубоким, теплым, и хотя в глазах угадывались следы собственных пережитых болей и обид, но верх над этими чувствами брало сочувствие: то самое, искреннее, глубоко загнанное и, казалось, позабытое навсегда.
Электричка въехала в город. Женщине нужно было выходить. Но мужчина спал. И она не стала его будить, доехав вместе с ним до конечной станции.
Потом его, конечно, все-таки, пришлось разбудить. Он моргал красными опухшими глазами, и никак не мог вымолвить ни слова. «Мама…умерла… не успел…», - наконец выдавил он из себя, стараясь подавить новый спазм.
….Позже они сидели в привокзальном кафе, пили некудышный кофе и разговаривали. Оказалось, не так это страшно и противоестественно, взять и заговорить с абсолютно незнакомым тебе человеком, поддержать, протянуть руку помощи, пожалеть.
«Господи, - благодарила женщина внутри себя, - спасибо, спасибо, что не всё еще во мне умерло, я ведь думала, что больше уже никогда чужая боль не вызовет у меня таких чувств. Как же я боялась, что эти чувства вновь захлестнут меня и вывернут душу. И как я благодарна, Господи, снова почувствовать, что значит быть, по-настоящему, живым человеком…».