Сидней, 1991 г.
- Согласно всему тому, что этот кретин наговорил вчера на конференции… кхе-кхе…
Говоривший ходил туда-сюда по тесному прокуренному помещению лаборатории сиднейского Института геофизики и, как было заметно, очень сильно нервничал. Сигара прыгала у него во рту, а сам он, сухонький и согнутый под 67-летней ношей возраста, был похож на большую серую крысу. Сходство усугублялось еще тем, что на его пергаментном лице беспокойно бегали маленькие крысиные глаза.
- Однако, профессор Крипсвелл, стоит ли так изводиться по поводу недоказанного? – возразил его собеседник, молодой человек лет двадцати шести, все это время стоявший около двери, прижавшись к дверному косяку и сложив на груди руки. Это был новый сотрудник института, геофизик-вулканолог со странным именем Дрегон Хард, который приехал в Сидней из Мельбурна.
С Дрегоном Хардом (настоящее его имя было тройное - Джон-Раймонд-Эгон, но в повседневной жизни его так никто не называл, предпочитая сокращенный вариант, который он некогда придумал сам, вербально ассоциировав себя со знаменитым фантастическим существом) нас познакомили совсем недавно, во время сентябрьской научной конференции в Мельбурне. Тогда же я, защитив докторскую диссертацию по атоллам, собиралась лететь в Сидней, чтобы работать в Институте геофизики при Академии наук. Однако из-за технических неполадок с самолетом рейс был отменен, и мне пришлось целые сутки ждать следующего, так как мне было необходимо прилететь в Сидней утром. И тогда же оказалось, что и мой новый знакомый отправлялся в Сидней в ту же среду и тем же рейсом. Я застала его сидящим на скамье около входной двери здания аэровокзала во вторник, в шесть часов вечера.
Надо сказать, что мое первое впечатление, когда мне представили этого человека в зале для конференций, было не самым лучшим, поскольку перед важным мероприятием он по рассеянности или еще по каким соображениям отдавил мне ногу и вообще, показался мне излишне невозмутимым и самоуверенным типом.
Однако потом, уже в аэропорту, молодой человек оказался куда более располагающим и обаятельным. Мы разговорились с ним на разные темы и на следующий день благополучно долетели до Сиднея, еще не зная, что вскоре станем коллегами.
… «Крыса» резким движением повернулась к Харду, который продолжал невозмутимо стоять возле двери и саркастически улыбаться.
- Что ты сказал, повтори? Ты защищаешь этого мошенника, который нас дезинформирует? Ваш Теодор Эдвардс, этот глупец из туманного Альбиона – дешевая тряпка, если считает, что его бред – научное открытие! И вы, Дрегон Хард, становитесь на его сторону?!!
Все это время я, одним глазом наблюдая за этой сценой, внимательно изучала новый геотектонический атлас. Открыв, наконец, раздел по структуре островных дуг Океании, который сейчас меня интересовал больше, чем воспоминания о мельбурнской конференции и Харде, я все-таки не выдержала и с силой хлопнула толстенной книгой по полированной крышке стола.
Вмиг нападки старого профессора на Харда прекратились, и он переключился на меня.
- Ах, это вы… Я бы попросил вас, доктор Харрисон, вести себя прилично и не портить казенное имущество.
Я ничего не ответила, но на душе было обидно – все-таки Дрегон не был ни в чем виноват, к тому же он был одним из лучших моих коллег. Поэтому в отношении этого парня с моей стороны была нескрываемая симпатия, и в тоже время росла злоба на Адама Крипсвелла.
В тот же момент сигара выпала у него изо рта прямо на кучу газет, валявшихся на полу. Огонь стал распространяться по крытому пластиком полу, прожигая в нем внушительную дыру, и мне пришлось, не теряя ни секунды, схватиться за огнетушитель. К счастью, он оказался под стулом, на котором я сидела. Не обращая внимания на вопли старого профессора, я быстро ликвидировала очаг пожара, но едва не задохнулась от злости, видя довольное лицо Крипсвелла и рядом с ним на стене – белоснежный стендик с лаконичной надписью «Не курить!»
- Спасибо, доктор Харрисон, - похвалил меня профессор, закрывая прожженный участок пола толстым металлическим листом. – Вы спасли нашу лабораторию.
«Которую вы, уважаемый профессор, чуть не спалили по собственной глупости», - подумала я.
- Не злитесь, такое часто случается у людей преклонного возраста, особенно по пятницам. И все-таки, давайте вернемся к одиозному открытию нашего любителя путешествий по океанам. Что вы скажете, доктор Харрисон?
Я пожала плечами, изредка поглядывая на то, что он здесь натворил.
- Пусть говорит Хард, я ничего не знаю.
- Как скажете, Джиллиан, - ответил долго молчавший до этого Дрегон Хард. - Я думаю, профессор Крипсвелл, что вы пытаетесь просто помешать карьере доктора Эдвардса. Разве он не был на острове Шоуэна?
- А кто сказал, что этот остров вообще существует? – снова набросился на него Крипсвелл. – Даже если и так, кто дал ему право поднимать вопрос о каких-то аномальных пространственно-временных явлениях, суть которых не доказана и мы не знаем, что это – непознанная реальность или бред сумасшедшего? И ты, сопляк, смеешь еще мне перечить?!
На этот раз разгоряченный географ схватил стул и попытался запустить им в Харда, но тот ловко увернулся и, перехватив опасный предмет, поставил перед собой и уселся на него верхом, лицом к спинке, сохраняя при этом завидное спокойствие и невозмутимость.
Мои глаза постепенно расширялись от изумления. Я просто поражалась способностям Дрегона Харда: через несколько минут Крипсвелл перестал на него кричать и брызгать слюной, поняв, что это совершенно бесполезно и он пытается перевоспитать каменную стену, отчего выглядит совершенным идиотом. Впрочем, идиотом, по словам профессора, был вовсе не он, а ненавистный ему Хард, но и это никак не отразилось на лице последнего. В итоге Крипсвелл сплюнул и отошел от него в дальний угол комнаты.
Но это было еще не все, что заставило меня поразиться. Я знала англичанина Теодора Эдвардса, он был нашим наставником во время прохождения студенческой практики на Гавайях, но чтобы этот уважаемый ученый делал и представлял на конференциях какие-то сомнительные открытия…
Я решила обо всем расспросить Харда, который, похоже, знал больше меня и хорошо ориентировался во всех ситуациях. В ответ на мое рвение молодой человек добродушно засмеялся, однако выложил про доктора Эдвардса практически всю подноготную. Оказывается, последние три с половиной года они работали в Мельбурне вместе и большую часть времени провели в экспедициях в Полинезии. Объектами их исследований были дно Тихого океана и вулканические острова, которых, по словам Эдвардса, было столько, что хватило бы на «двенадцать поколений современных геологов». В частности, одним из любимых «местечек» д-ра Эдвардса стал небольшой необитаемый, не отмеченный ни на одной карте вулканический остров к югу от Маршалловых островов, открытый в 50-е годы неким Бернаром Шоуэном. Как свидетельствуют некоторые данные биографии и некрологов, этот Шоуэн, опытный пилот американских войск, проводивших в то время ядерные испытания на атоллах (любое напоминание об этом кошмаре «холодной войны» вызывало у меня содрогание и, как мне показалось, мой собеседник видел это и пытался быть предельно деликатным), вскоре после своего открытия умер по дороге на Гавайи (его самолет, согласно распространенной версии, был сбит командой спецслужб), не оставив даже карты с координатами неизвестной земли, вскоре получившей его имя. И вот, десять лет назад англичанину Теодору Эдвардсу удалось отыскать на небольшом исследовательском судне под названием «Экинтаус» затерянный в Тихом океане остров и отметить его на своей карте. Мало того: два года назад Эдвардсу пришло в голову проводить на переоткрытом им острове свои исследования. В конце концов ему, как опытному специалисту-геофизику, стало понятно, что на острове Шоуэна творятся странные вещи, которые он описал в своих записках под названием «Четырнадцать наваждений земли Шоуэна» и в статье, которая называлась «О затерянном времени». Название, как видно, слишком громкое. Однако Эдвардс, говоря о таком нереальном явлении скорее психического плана, тем не менее поднимает этот вопрос в среде ученых. А это, как известно, порождает скандалы.
- Это все? – спросила я ироничным тоном и посмотрела на часы: оказывается, я просидела с ним в лаборатории три с половиной часа. Причем все это время нам никто не мешал, так как разгневанный профессор удалился в организационный отдел еще в самом начале нашей беседы.
- Нет, доктор Харрисон, это далеко не все, - ответил он упрямым тоном, явно не желая со мной расставаться, как будто это доставляло ему какое-то удовольствие. – Он говорил о пространственно-временных искажениях, которые вызываются геомагнитными явлениями и вызывают аномалии человеческого восприятия. До сих пор неизвестно, что это такое – реальные явления или сдвиги в работе мозга. Собственно, он только описал факты, остальное оказалось ему не под силу.
- Теперь понятно, к чему он клонит, - заключила я. – И потом, перестань называть меня на «вы» и «доктор Харрисон». Меня зовут Джиллиан.
- Прости, Джиллиан, - улыбнулся он.
Сказать по правде, мне показалось, что до сих пор я не встречала человека более обаятельного, чем он. Поначалу мне это не нравилось, но потом оказалось, что у него вовсе нет дурных намерений. Он был прекрасным собеседником и серьезным работником. Несмотря на некоторую эгоистичность и склонность делать все по-своему, не считаясь ни с чьим мнением, он отличался добротой и выдержкой, был достаточно сентиментальным и вместе с тем решительным и твердым как скала. К тому же этот парень внешне был очень привлекателен: это был высокий, довольно темный шатен с отросшей стрижкой, немного «орлиным» носом, сильным подбородком и красивыми, почти правильными чертами лица, гармонично сочетавшими в себе мужественность, чувственность и благородство. Более всего притягивали его очень красивые темно-серые, сверкающие глаза, во взгляде которых были видны проницательный ум, некоторая хитрость, энергия и несгибаемая воля, но не было никаких признаков явной или затаенной злобы. Он отличался прекрасной комплекцией, был стройным, широкоплечим и, видимо, обладал значительной физической силой и выносливостью. При этом его внешние данные удивительно гармонировали с чертами его характера: это был сильный человек, способный постоять за себя и защитить близкого или друга, очень интеллигентный и принципиальный. Можно было также предположить, что он окажется надежным другом или спутником по жизни, человеком, который верен своим убеждениям, который никогда не оставит начатое дело и пойдет до конца, несмотря ни на что. В итоге получалось нечто такое, во что несложно было влюбиться, если не с первого, то, наверное, со второго взгляда. Несмотря на все это, я все же старалась бороться против подобного рода увлечений, строя в душе «баррикады» и имея в виду то, что у меня был хороший друг Алан, который жил сейчас в Аделаиде и ждал моих писем. Если же выяснится, что мой очаровательный коллега проявляет ко мне больше чем дружеский интерес, это может плохо отразиться на наших отношениях с Аланом Менглером.
Мои опасения подтвердились, когда Дрегон, глядя на меня в упор, изобразил на лице улыбку. Внезапно у меня начала кружиться голова и колотиться сердце. Одна трещина в моей «баррикаде» уже есть. Неужели…
- Что-то не так? – спросил он, подойдя ко мне ближе.
В ответ на этот вызов я встала из-за стола, заставленного приборами (мы находились в той же самой лаборатории анализа физических параметров изверженных пород, которая чуть не сгорела по вине профессора Крипсвелла), и отошла к окну, где на широком подоконнике лежали образцы базальтов с разных участков вулканических областей земного шара и какие-то фотографии.
- Ничего, - ответила я, стараясь скрыть свое волнение. – Просто я подумала, что у меня нет свободного времени и пора идти домой…
- Джиллиан, я прекрасно все понимаю и вижу, что…
- Что ты видишь? – взъерепенилась я, давясь от внезапной вспышки гнева.
Вместо ответа мой коллега снова улыбнулся, и этот нехитрый маневр странным образом вернул утерянное мною душевное равновесие, вследствие чего я больше не могла на него злиться. Это было очень досадно, поскольку теперь я злилась исключительно на саму себя.
Дальше события развивались, как говорится, «по закону подлости». Заметив мое смятение, Дрегон подошел ко мне совсем близко и взял меня за обе руки, не отрывая от меня своего магнетического взгляда. Я занервничала:
- Дрегон, что ты делаешь! Сейчас же отпусти… Черт…
- Волнуетесь, доктор Харрисон? – спросил он, пытаясь преодолеть мое сопротивление, что ему прекрасно удавалось без особых усилий.
- Все нормально, - брякнула я совсем не то, что хотела выдать этому красавцу, который ни с того ни с сего пристал ко мне, как репей.
- Вот и прекрасно. Не стоит посылать меня к черту, это пустая трата времени. А по вашим глазам я вижу, что…
-Хватит!! Пожалуйста, перестань, займись своими делами!
С трудом высвободив свои руки из его «клешней», я пошарила в сумке и вытряхнула на стол папку с фотографиями.
- Вот это просил передать профессор Леккортс сегодня утром. Я не видела эти фотографии, но он сказал, что это от доктора Эдвардса. Можешь посмотреть.
Я произнесла это нервно-деловым тоном, стараясь сохранять хладнокровие сотрудницы Института. Но теперь я опасалась смотреть на Харда. Он же внимательно рассмотрел фотографии и подозвал меня.
- А вот и вещественные доказательства всего того, что я говорил, - начал он свои объяснения. - Это снимки, сделанные им на острове Шоуэна во время его первой экспедиции, в которой я не участвовал. Они доказывают то, что человеческая психика здесь ни при чем и все, что мы там видели, вполне реально.
То, что я там увидела, показалось мне занятным. На одной фотографии была изображена светящаяся в темноте сеть, натянутая между ветвями деревьев наподобие паутины, однако ее конфигурация была принципиально иная. На другой – какие-то светящиеся шары и полосы, на третьей - какие-то темные фигуры, напоминающие насекомых или даже лица людей… На остальных же пяти фотоснимках я не заметила ничего конкретного, кроме странных пятен и вспышек, похожих на фотографические дефекты.
- Что это? – спросила я недоуменно.
- Как видишь, это и есть то, что он называет наваждениями или призраками, - объяснил Хард.
- Призраками?!
Мне стало не по себе. Мой коллега сразу это заметил.
- Перестань, Джилли! Прости меня за эту оплошность.
- Я по поводу призраков, - промямлила я и громко добавила: - А что касается твоей оплошности, думаю, что она не будет иметь для нас никакого значения. У меня в Аделаиде есть друг, и его имя - Алан Менглер. Надеюсь, мы с ним скоро увидимся.
- Вот как? Очень рад, но… об этом надо хорошо подумать… дело в том, Джиллиан Харрисон… я хотел сказать, что… в общем, ты мне нравишься. Я… я постоянно об этом думаю… прости.
- Какая глупость! – возмутилась я.
Внезапно его тон резко переменился, стал категоричным и даже язвительным, чего я от него не ожидала.
- Но даже если так, я постараюсь изменить эту ситуацию в свою пользу, - неожиданно заявил Дрегон. – Никто в этом мире не знает, на что я способен, тем более что сейчас мне ничего не стоит сделать твою жизнь невыносимой.
А вот это было уже слишком.
- Заткнись!!! – крикнула я, запустив в него кипой журналов. - Уйди вообще!! Слышишь?
При этом я еще попыталась влепить ему пощечину, но он увернулся и продолжал издевательски улыбаться, явно ощущая себя хозяином положения. Я была в неописуемой ярости.
- Ты же знаешь, что наш рабочий день еще не кончился, - говорил он все тем же до бешенства невозмутимым тоном. – Мы работаем.
- Ах, так это мы так, оказывается, работаем… Ну-ну, Дрегон Найджел Хард, очень даже занятная история! Знаешь, кто ты после этого? – спросила я у него, сверкнув глазами, когда вспышка моего гнева пошла на убыль – я была вспыльчивой, но никогда не могла долго злиться и держать обиду.
- Догадываюсь. Это мой недостаток. С такими прилипалами, как я, лучше вообще не иметь дела и не связываться… Я ужасный человек, правда?
- Идиот! Иди ты к черту…
Я быстро схватила сумочку и вышла из этого здания, хлопнув дверью. Весь остаток дня полетел для меня туда, куда я послала его вместе с Дрегоном Хардом.