"Бойцовский клуб" по-русски или Привет Чаку Паланику
Начало - http://www.proza.ru/2011/10/04/135
7
От удивления глаза полицейских округлились. Интересно, они бы поняли, кого я имею в виду, если бы мне не пришлось им рассказывать свою историю? Думаю, нет, им скорее больше известна Донцова или Устинова, чем Паланик. А жаль, если бы в школе мы проходили правильные книги, а не то, что нам дает Министерство образования, то и мир, возможно, слегка был бы другим. Но нас сначала заставляют читать, то, что читают все, угрожая оценками, а потом заставляют жить как выгодно им, угрожая полицией или дурдомом. В нашем мире человек, который живет не по правилам, это не свободная личность, а сумасшедший на воле, по мне сумасшедшие это те, кто хочет быть похож на Диму Билана или Ксению Собчак.
- Ты, наверное, с ума сошел, раз думаешь, что мы можем устроить тебе встречу с каким-то там писателем? – сказал злой полицейский, и на его лице появилась улыбка, хотя нет, даже не улыбка, а оскал маньяка, который жаждет насилия. Люди, которые несут боль в этот мир - вампиры, они высасывают все доброе, что есть в человеке, превращая его в такую же тварь, как и они.
- Чак Паланик не какой-то там писатель, он философ нашего времени, наш учитель, – говорю я. – А что касается встречи, то вы ее устроите, вам придется ее устроить, – я постоянно смотрю на часы, минутная стрелка которых постепенно пододвигается к отметке пять часов. К отметке, когда мои слова подтвердятся делом, а не будут просто извержением моего рта.
Осталось две минуты до начала шоу. Я не с проста разбавлял свою историю личными подробностями, которые так раздражали голубоглазого служителя закона, мне нужно было тянуть время. Как сказал Егор Летов, солист группы «Гражданская Оборона», «все идет по плану», вот и у меня все должно идти по строго намеченному плану.
- Я смотрю, ты, пацан, обнаглел, как там тебя, Бурян, да? Что это за имя еще такое?
- Бурян это такая трава, сорняк, я же для вас тоже сорняк, потому что вы не пытаетесь меня понять, вы меня не слушаете. Хотя ваш друг, – указываю я на Энтони Хопкинса. – Более внимательный, чем вы.
- Слышал, Сергей, ты более внимательный. Сейчас я точно ему врежу.
- Не торопись, Андрей, – говорит добрый полицейский, и мой мозг, словно губка, впитывает очередную ненужную информацию.
Имя Андрей означает мужественный, этому рабу системы оно не подходит. В насилии нет ни капельки мужественности, в насилии вообще ничего нет.
- Ты же понимаешь, это невозможно. Где мы живем, а где живет твой писатель, – говорил Сергей, а я смотрел на часы. Минутная стрелка уже передвинулась на число двенадцать, а часовая на пять, а это значит, что все уже началось. Мысленно я нахожусь на месте разрушения и вижу как бумажки, что поработили нас, сгорают в геенне огненной, эти мысли греют мне душу. Каждая сгоревшая купюра, каждый уничтоженный рубль или доллар делает нас свободнее.
- И даже если бы мы попробовали привезти его сюда, то на это ушел бы как минимум целый день, – добрый полицейский продолжал говорить и делал это очень убедительно и отчасти правдиво. Человека нельзя привезти с другого континента за несколько часов без преждевременной с ним договоренности. Но вот в случае угрозы национальной безопасности возможно все.
Если преступник возьмет заложников и будет угрожать убить женщин и детей, то наше правительство не пойдет у него на поводу, мы не выполняем условия террористов, мы лучше возьмем их штурмом, и плевать, что при этом погибнут невиновные. Но вот если угрожать не невиновным людям, а целому правительству, продажной системе? Угрожать тем, что при невыполнении наших условий настанет хаос, который изрядно пошатнет эту схему, благодаря которой мы живем, а в будущем изменит весь мир, то тогда они исполнят любой твой каприз. И достать Чака Паланика уже не будет казаться таким невозможным.
В комнату допроса влетел третий полицейский, у него был обеспокоенный вид, и я даже знал почему. Вот эти знания не были бесполезными, так как благодаря ним я знал, что будет впереди, видел будущее. И пусть я получу из-за этого будущего по лицу, в целом оно прекрасно.
- Идите за мной, – сказал полицейский под номером три, и мои временные слушатели направились к выходу. Проклятая субординация, благодаря которой сильные помыкают слабыми, одни приказывают другим.
- Может по возвращению принесете мне пива? – сказал «Свободный Джек», который внезапно вернулся. Но полицейские не ответили ему, и я остался один.
Я знал, о чем они сейчас говорят вне комнаты допроса, знал, потому что это мы заставили их говорить. В пять часов взорвался банк, наши бомбы находились в кондиционерах, которых в банке было предостаточно. А еще говорят, деньги не пахнут, они не просто пахнут, а воняют кровью, которая будет пролита из-за них, они воняют цепями и плетью, благодаря которым нам не стать свободными. Также вместе с бомбами в кондиционерах находились диктофоны с подключенными к ним колонками. За пять минут до взрыва эти диктофоны включались, чтобы сообщить:
- Мы - «Дети проекта «Разгром»», первые свободные люди на этой рабской планете. Сегодня все вы станете на крупицу лучше, сегодня для многих из вас начнется новая жизнь. Но для начала этот банк, со всеми его ложными плодами, исчезнет с лица земли, это произойдет через пять минут. Вам стоит его покинуть прямо сейчас. Человеческая жизнь бесценна, и глупо умирать из-за ненужных бумажек. Идите домой, и займитесь сексом, выпейте бутылку пива или покурите косячок. Включите музыку погромче, ибо сегодня праздник. Напоминаю, это не шутка, и бомба взорвется уже через четыре минуты.
Эту запись сделал я, пусть Еве это и не очень понравилось. Тот наш разговор я помню отчетливо, как будто он произошел сегодня утром, а не неделю назад. Возможно это все потому, что эта девушка мне очень сильно нравилась, а может потому, что я получил по носу. Будь я человеком, то второй вариант был бы вероятнее, ведь людям всегда проще запоминать насилие, нежели любовь, но я не человек и надеюсь, вся боль, что засела в моей голове, скоро исчезнет раз и навсегда.
Было ранее утро, почти все кто жил со мной на складе спали, и как мне хотелось надеяться, они видели хорошие сны. Я же стоял у плиты и варил кофе. Есть вещи, которое человечество придумало не зря, и кофе один из них, а есть изобретения, которые нам совсем не нужны, типа атомной бомбы или любого другого оружия. Мою голову посещали новые свежие мысли о нашем проекте, который стал нашей жизнью и о том, что будет после, когда наступит анархия, которую я воспринимал иначе, чем большинство. Многие думают, что анархия это сплошное мародерство и насилие, но это совсем не так. Сплошное мародерство и насилие – это наша демократия. А анархия – это свободный мир без границ, где не нужно будет вести войны из-за нефти или других природных ресурсов, где все будет общее. Где море и океан тоже станут общими, и любой желающий сможет совершенно бесплатно отправиться в морское путешествие. Я хочу, чтобы на земле не было таких людей, кто ни разу не был на море. Мои мысли оборвал голос Евы, которая внезапно появилась у меня за спиной.
- Зверь вчера мне сказал, что ты сам сделал запись для банков, – в ее голосе были нотки недовольства, хотя даже не нотки, а целая песня, созданная возмущением и недовольством.
- Да, я все сделал сам. Понимаю, записями хотела заниматься ты, но так будет лучше, – ответили я, повернувшись к ней лицом.
- Лучше для кого? Для тебя?! – ее голос не доставлял мне радости, он меня удручал.
- Причем здесь я, это делается не для меня, а для будущего мира, который предстоит нам построить.
- А будущему миру не подошел бы мой голос, не подошли бы мои слова? Разве я плохо сделала ту запись в Останкино?
Иногда правда ранит, иногда мы думаем, что лучше соврать, чтобы не обидеть того или иного человека. Но когда ложь всплывает, она бьет больнее самой суровой правды, и не стоит думать, что ложь не обнаружится, она всплывет, потому что никогда не тонет.
- В той записи ты соврала, – это была правда, и я старался говорить ее с улыбкой на лице, пусть она и давалась мне тяжело. – Мы не боги, мы просто хотим стать свободнее, на нас не действует гипноз телевиденья, как он действует на остальных, но это не делает нас лучше. Когда наш проект будет закончен, все станут такими же свободными как ты или я.
- Нет, мы лучше. Мы революционеры, а они простые обыватели! – Ева была зла, а быть может даже в бешенстве, ее лицо выражало гнев - чувство от которого я так хочу избавиться. Но она повторила мои слова, я много говорил, и за каждое свое слово могу ответить, но боюсь, она не правильно истолковала тогда мою речь.
- Да, мы революционеры пока идет революция, но она закончится, а обыватели просто исчезнут, люди начнут жить, а не просто думать, что они живут, – сказав это, я подошел к Еве и обнял ее за плечи. Это был эксперимент, сможет ли моя любовь убить тот гнев, что сейчас находился внутри девушки. – Прости, что я все записал сам, но честное слово так будет лучше.
Ева разорвала объятия и с силой врезала своим локтем по моему носу.
- Засунь свое честное слово себе в задницу! – сказав это она убежала прочь, оставив меня одного истекать кровью. Не очень хороший поступок, но всеми нами движут эмоции и негативные из них самые сильные. Ева не получила того, что хотела, вот и расстроилась, она была еще человек, и ей это было простительно. Той же ночью она извинилась передо мной, и мы занялись любовью. А что, секс не плохой способ принести извинения, если конечно ты и тот, кому ты его приносишь, им хотят заниматься.
В комнате допроса вновь появились полицейские, мои новые знакомые, и если Сергей вел себя спокойно, то о злом служителе закона этого сказать было нельзя.
- Ну, ты и урод, – крикнул он мне, после чего его кулак залетел мне в лицо, и я повалился со стула. Это действительно было больно, но самое обидное было то, что почему-то все меня бьет в нос, словно люди забыли, что это орган обоняния, а не орган для битья. К счастью, к удару я был готов, так как уже давно знал, что получу по лицу. Это было дело времени.
Лежа на полу и смотря на свою кровь, я думаю, что это тоже в неком роде разрушение, правда без приставки ;само;, а значит - крайне негативное.
- Вставай, – приказал мне Андрей. Именно приказал, интересно, что будет, если я так и останусь лежать? Он пройдется по моему телу ногами, а его напарник на это будет просто смотреть? Возможно, в полицию берут в основном тех, кто любит насилие, поэтому в новом мире никакой к черту полиции не будет.
Я встал и поднял стул, который упал вместе со мной, после чего сел. Голову приходилось держать высоко, чтобы нужная мне кровь поменьше покидала тело.
- Видимо, вам рассказали про банк, раз вы вернулись в таком добром здравии, – шутить с разбитым носом крайне тяжело, но я все равно пробовал. «Свободный Джек» покинул меня, наверняка именно удар так на него подействовал. Тем лучше, обстановку пока не зачем накалять.
- Какой еще банк должен взорваться? – спрашивает добрый служитель закона, он спрашивает нейтрально, не придавая своим словам чувств, словно робот. Роботы – это неплохое определения людей, которые живут строго по намеченной схеме, у которых каждый день начинается и заканчивается одинаково.
- В Москве больше пятисот банков, можете проверить их все, – улыбка сияет на моем закинутом вверх испачканном кровью лице. – Или можете устроить мне встречу с Палаником.
- Наше руководство уже связывается с ним. Встречи у тебя, конечно, не будет, на это даже глупо надеяться, а вот телефонный звонок мы тебе устроим. Ты же знаешь английский язык?
В мире столько глупых вопросов, которые люди не устают задавать. «Ты спишь?», спрашивают они, звоня по телефону в три часа ночи, не знаю, что они надеяться услышать в ответ, может, «Да, я сплю, а с тобой разговаривает мое бессознательное тело»? Или когда парня бросает девушка, его всегда спрашивают, «как ты себя чувствуешь?» на что он вряд ли ответит «У меня все супер, жизнь прекрасная штука». Так и тут:
- Да, я знаю английский язык, – страшно представить мой разговор с Палаником, если бы я не знал английского.
«Hello, with whom I have honor to talk? »- скажет Чак.
«Чего?» – спрошу я, и на этом наш разговор, думаю можно, было бы считать законченным. Но как я уже говорил все должно идти по плану.
- У тебя будет минута, – говорит злой полицейский.
Минута это шестьдесят секунд, не много, если подумать, но с другой стороны иногда и секунды достаточно. Время вообще странная вещь, мы не должны ее замечать, не должны думать о том, что нужно лечь спать в таком-то часу, а на работу нам через определенное количество времени. Не должны думать о том, сколько нам лет, без этого исчисления мы, может, и не станем бессмертными, зато жить будем точно лучше. Уже не будет отговорок типа мне сорок лет и прыжки с парашютом не для меня, возраст не должен влиять на наши желания.
В комнату снова вошел третий полицейский, в его руках был телефон, и мое сердце ускорила свой ритм. Настал момент истины, раньше я и мечтать не мог о разговоре с самим Палаником, но когда ты сам творишь мир, возможным становиться все.
- Повторяю, у тебя минута, – говорит голубоглазый Андрей, злой полицейский у которого вместо сердца кусок глины, даже не камень, а именно кусок глины, потому что он не сумел стать человеком, не говоря уже о более высокой форме.
Я беру трубку телефона и уже слышу дыхание человека, который изменил мою жизнь, если бы можно было выбрать бога, то моим богом был бы Чак Паланик.
- На самом деле сексоманы сидят на эндорфинах, а не на сексе. У них снижен естественный уровень оксидазы моноамина. В действительности они жаждут пептида фенилэтиламина, – говорю я на английском одну из цитат Паланика.
- Простите? – только и раздается в трубке.
- Уважаемый Чак, назовите книгу, в которой прозвучала эта фраза? – спрашиваю я и уже начинаю чувствовать подвох. Несколько секунд молчания, пока, наконец, человек на чистом английском не говорит:
- Бойцовский клуб.
Я бросаю трубку в полицейского, который принес ее мне. Вернее не я, ее бросает «Свободный Джек», который, как и все мои личности ненавидит ложь, которая приравнивается к насилию, а хуже насилия ничего нет. Четвертое правило: не верь тому, что говорят по телевизору, они всегда врут. Это правило касается и политиков, и полицейских, эти так называемые организации должны нас защищать, если ложь считается защитой, то мне она не нужна.
- Теперь меня устроит только онлайн – конференция с Палаником, по скайпу или еще как, мне все равно. Хочу разговаривать с ним, лицом к лицу, пусть и через монитор. И я знаю, как он выглядит, так что не вздумайте меня снова обмануть.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/10/17/1367