Теплый шум поезда до пока еще неизвестной станции Ревда. В нашей купешке разговор-спор о высоком: торгуемся, кто сколько потеряет, если не пройдет маршрут по Уралу. Моя ставка – доверие группы. Это только кажется, что страшно первый раз. На самом деле страшно-то как раз во второй. Ты уже примерно знаешь, что тебя ждет и скидок точно не будет. Ну что ж, посмотрим.
Скоро моя очередь тропить. Впервые . Раньше такого еще не доверяли. Ухаю со всего маху в снежное месиво и сразу выше колена. Цаплей вытягиваю лыжи и из всех сил вперед. А впереди белое безмолвие и в ушах что-то звенит про Арктику. Ничего не видно – глаза и ресницы залепил иней. Ни солнца, ни неба, только снег, снег, снег… Сопли, слюни и слезы застывают на ветру ледяной маской. Очнулась, когда откуда-то далеким эхом: Стой! Азимут 220!
Следующую лыжню предвкушаю с самого утра. Борюсь за нее с самыми удалыми участниками. На их стороне сила, на моей - легкость. Удалось потропить два раза за день – редкое счастье! После 15 минут огребалова, можно отвоевать у мороза две минуты посидеть на рюкзаке и погрызть мороженую колбасу.
Утро началось в 5 часов от нежного пинка дежурного по печке – моя очередь готовить завтрак. Почти не соображая, выползаю из спальника, получив дозу платочного инея за шиворот. Наощупь ищу свои окостеневшие ботинки, наскоро выскабливаю из них лед и кубарем на снег. По ощущениям далеко за -30. В темноте пытаюсь развести костер, чувствуя себя партизаном, у которого за плечами Москва. Я отвечаю за огонь, а значит и за жизни еще 12-ти человек. Потому что огонь здесь равен жизни. Замечаю, как дежурный по печке тайком выглядывает из палатки – переживает, справлюсь ли. Но дрова и заранее приготовленная снежура не подводят - вода кипит, костер дымится, мои перчатки плавятся. Беготня от котла к снегу радует – пальцы постепенно размораживаются и ноют, чудо-ячка уже готова! А как же приятно кормить в предрассветных сумерках голодных заспанных друзей по лыжне чем –то горячим и парящим. Смотришь на их сонные лица, слушаешь мат по поводу застывших ботинок, чистишь пригоревший котел - прекрасно!
Еще в это утро удалось первый и последний раз за поход почистить зубы.
Сегодня несколько человек забрались в пещеру «Дружба». Снаружи ледяная нора в снегу. Внутри – сказочная зала, украшенная растущими из камней ледяными светильниками – сталагмитами. Здесь тепло и сыро. В полутемных гротах ночуют гроздья летучих мышей, потолок разрисован снежными кристаллами. Пытаясь исследовать темные лабиринты, ползем по узкому шкурнику, который и правда напоминает унитаз. Если спускаться вниз ногами, можно улететь в пропасть, если вниз головой, можно не вылезти. В одном из гротов находим глиняный фаллос – не иначе как йети баловался. Чуть дальше спускаемся по веревке - внизу пропасть в несколько метров. Высвечиваем ее, насколько хватает фонарика. И снова в шкурник, на дне которого дивное ледяное озеро. Пытаюсь ползти по нему в системе, теряя из виду остальных. Голосов не слышно. Если замереть и выключить фонарик, можно услышать сырую пещерную тишину. Вылезаем на воздух мокрые и грязные – здравствуй, небо!
Идем вдвоем по руслу реки Бардым, матеря жуткий подлип, мешающий идти быстрее. Группа виднеется впереди, снега не по колено и потому мы уже счастливы. Вдруг мой спутник как-то смешно падает, слышится хруст, под ним растет черная лужа. Только через пару секунд понимаю, что он провалился под лед. Первый миг – непонятно что делать, кажется, что это такое кино, а не твоя жизнь. Как сквозь туман слышу его спокойный голос: Отойди отсюда. Ловлю веревку, смотрю, как он медленно выползает на лед и подальше от промоины. Дальше идем предельно осторожно и вскоре доходим до своих. Здесь уже сушится наш руковод, успевший провалиться по пояс. В ожидании спасительного костра он судорожно грызет шоколад и пытается улыбаться синими губами. Рядом стоят его обледеневшие штаны. С боевым крещением.
Сегодня я почти проиграла битву с холодом. Мы боролись с ним уже неделю и вот после очередной тропежки сил не осталось. Сидя на рюкзаке, тихо остывала посреди уральской тайги. На снег капнула кровь из носа . Чтобы ее вытереть нужно вынуть руки из перчаток. И кровь продолжала капать . Подумалось, что где-то наверное есть Бог, тепло и музыка. А здесь только вечное царство белых ветвей, что арками склонились над головой. И равнодушный треск мороза, который сильнее горячего комка сердца. Как ни дергайся, он забирается все глубже и глубже, обесчеловечивая плоть. И никого, ни единой живой души рядом, чтобы сломать этот ледяной бред. Перед тем как закрыть глаза, чиркнула мысль – наверно, вот так и замерзают.
Будто призрак из белой пелены появляется темная фигура. Никогда еще так не радовалась человеку, как в тот миг. В каком-то полубреду помню горячий чай, накинутую на себя куртку. Помню горячее дыхание, отогревающее мои ладони. Помню свои слезы сквозь смерзшиеся ресницы. И все тот же спокойный голос: Не бойся, дойдем.
Оказывается, можно сходить в поход, и не знать, как делается большинство вещей в нем. Можно сидеть у костра с тарелкой каши и не помнить, что это уже результат работы людей вокруг. Но здесь учителем был мороз. Постоянный и жестокий. Он научил пилить и колоть дрова, радуясь, как кровь приливает к телу. Научил жить по пояс в снегу. Научил ставить обмороженными пальцами ЦК и печку в палатку. Научил бороться за право прокопать снежную яму и негнущимися руками развести костер.
Постоянный холод научил ценить редкое печное тепло и радость снять в конце дня ледяные ботинки. Заслужить право посидеть несколько минут без движения, чтобы спеть такие нужные песни.
Еще вечный холод в лице руковода научил меня разводить и пить спирт, разбавляя – 40 снаружи 40 градусами внутри. Научил ценить подаренную на переходе плитку шоколада. Научил таким словам, которые понимали только мы – 13 человек, затерянных в белом безмолвии. Остальным они ничего не скажут, как ни переводи.