СЕНТЯБРЬ
(Окончание)
Я в тёмную убогую лачугу
Пригнувшись захожу. В лучах лампадки,
Едва мерцающих, я вижу печь,
Что согревала нас в полуподвале
В далёкие, былые времена.
Теперь она холодная стояла
И мрачная. И около неё
Я молчаливого отца заметил.
– А где же мать? – растерянно спросил я.
– Там, – он ответил и в ночную темень
Печального окошка указал.
– Так вы не вместе? –
мне спросить хотелось,
Но снова сон рассыпался, пропал.
И мысли лихорадочно мелькнули:
Ведь за ушедших надобно молиться,
Просить, чтоб Бог простил им все грехи
И в Царствие Своё войти сподобил;
А я ещё пока и не крещёный
И в этом деле –
никакой помощник,
И самому-то кто бы мне помог...
И долго-долго я отца не видел.
Какие только сны ни навещали
Воистину беспутного меня.
Я даже вспомнил, как летал когда-то,
Как весело, с разбегу, отрывался
От потерявшей силу притяженья
Земли.
Припомнил и, рискнув, взлетел
И, взмахивая крыльями-руками,
Над проводами, крышами, садами
Летел, и мой полёт всё длился, длился,
И было так легко, как лишь бывает
В давно прошедшем детстве беззаботном.
Но больше мой отец не приходил,
И мать не снилась, только мельком, смутно.
Забыли, не скучают обо мне.
Или за что обиделись – не знаю...
Но как-то с год назад, в конце весны,
В местах родных я снова оказался
На «Волге», что в редации когда-то
На посевной «Тачанкой» нам служила.
– Ого! как далеко нас занесло, –
Водителю сказал я. – Вот и школа,
Где я учиться начинал. Вон площадь.
Но не было здесь раньше перехода
Подземного... Постой... Останови... –
Мне показалось в этот переход
Вошёл отец мой. Я за ним. И точно.
В своей рубашке клетчатой и в шляпе
Соломенной, всегда, как шлем, блестевшей.
– Эй, папка! ты куда?
– А вон, за речку.
Повыше там, и этот островок
Пока еще водой не затопило...
– Так погоди, поговорим немного.
– Да нет, спешу, ты приезжай попозже.
Мы будем там все вместе...
– На обратном
Пути я непременно заскочу...
А знаешь, папка, я ведь «ВЗОР» свой бросил,
О чём тебе часами говорил я,
Запортил, написал не так, как надо...
– Я знаю. Всё исправишь. И допишешь.
Ну, заезжай. Нас, точно, не зальёт... –
И он исчез – как не было его.
Наверно, б этот сон я и не вспомнил,
Но утром сообщенье передали,
Что Минусинск затоплен.
Наводненье
В верховьях Енисея и пониже
Немало натворило разных бед.
Мир только что узнал о происшедшем,
А мне отец о дьявольском разливе
Воды весенней загодя поведал...
Вот и поверь, что даром снятся сны.
И так мне одержимо захотелось
Пройтись по старой насыпи проточной,
Которая не раз оберегала
Далёких земляков от полых вод.
Да как бы было радостно и славно,
Чтоб мы, отец, с тобою там прошлись.
Чтоб на тебе была рубашка в клетку,
Сверкучая соломенная шляпа
И чтоб ты говорил, от солнца щурясь:
– Вон там, гляди, под той большой корягой,
Я заколол тайменя острогой.
Уж то-то мать меня покостерила.
Большую рыбу до сих пор не любит
Живую чистить... –
Ну, отец, приснись!
Чего тебе в твоём приволье стоит.
Или и там небесные лимиты?
И там свои порядки и запреты?
И надо соблюдать их неуклонно,
Как нам на грешной матушке земле?..
Но этого не может быть. Не может.
Ведь небо – не пропащая земля...