Эссе о русской культуре
(Продолжение)
43. Чтоб и мое степное пенье
сумело бронзой прозвенеть...
(Сергей Есенин)
Когда-то Есенин написал вот это звонкое стихотворение:
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясешь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь...
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
В этом стихотворении – сплошное пророческое предвидение. Всё сбылось, как написал поэт. Даже то, в чем он, кажется, чуть-чуть сомневался. Господь сподобил его поэтическую судьбу судьбе самого первого, самого гениального поэта России. Есенин в своем творчестве достиг пушкинских высот. Какой бы мы литературный жанр ни взяли – ничуть не уступил в нем Сергей Александрович своему кумиру.
Пушкин в юности предсказал о своей ранней кончине, и Есенин тоже: “В этом мире я только прохожий, Ты махни мне веселой рукой”. Пушкин прославил компанейские пирушки, и Есенин сполна отдал дань этой теме. (Каким, скажем, драматизмом полны строки, обращенные к матери: “И оттого хулиганил и пьянствовал, Что лучше тебя никого не видал...”). Пушкин показал в своем сочинительстве образцы сказочного повествования, и Есенин не отстал ни на шаг. (Помните знаменитую есенинскую “Сказку о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве”?). Пушкин был великим мастером любовной лирики, и Есенин обладал уникальнейшим мастерством в этом жанре: “Шаганэ ты моя, Шаганэ! Потому что я с севера, что ли...” Пушкин смело слил лиризм с бытовым описанием в “Евгении Онегине”, и Есенин совершил то же в поэме “Анна Снегина”. Пушкин ярко и смело отразил в стихах свою эпоху, свое непростое время, и Есенин отразил: “Русь уходящая”, “Русь советская”, “Мой путь”, “Метель” и так далее. Пушкин вскрыл исторические истоки Руси, и Есенин все годы интересовался российской историей: драматическая поэма “Пугачев”, “Марфа Посадница”, “Песнь о Евпатии Коловрате”... Пушкин, по сути, пересыпал все свои произведения мудрыми библейскими изречениями, и Есенин сделал библейские сюжеты основой своего творчества: “Чую Радуницу Божью”, “По дороге идут богомолки”, “ Лес да монастырь”, “Спаса кроткого печаль...”
Идём далее. Современники страшно боялись попасть в пушкинские эпиграммы, но и от Есенина несладко доставалось тем, кого он не любил. (Так, скажем, написал он о Маяковском:
Ах, сыпь, ах, жарь,
Маяковский – бездарь.
Рожа краской питана,
Обокрал Уитмена).
Пушкин оставил заметный след в прозе, и Есенин попробовал здесь свои силы, да так, что единственная его прозаическая повесть “Яр” (кстати, еще по достоинстиву критикой не оцененная) стала на долгие годы примером, как нужно глубинно показывать жизнь российской деревни.
Пушкин во многих произведениях оказался пророком, предсказал судьбу нашей родины, и у Есенина пророчеств о России столько, что об этом можно написать целую книгу. Вот лишь одно из них, но, посмотрите, какое. В драматической поэме “Страна негодяев” один из комиссаров золотого прииска говорит о народе, о крестьянстве:
Их озлобили наши поборы,
И, считая весь мир за бедлам,
Они думают, что мы воры
Иль поблажку даем ворам.
Потому им и любы бандиты (речь идет о банде Махно),
Что всосали в себя их гнев.
Нужно прямо сказать, открыто,
Что республика наша – блеф...
Тут чуть ли не прямым текстом говорится о том, что советская республика, основанная на обмане, на жестокостях и насилии (это именно ее поэт называет страной негодяев), долго не продержится, распадется, развалится, бесславно кончит свое воровское существование...
Ну, и последняя параллель между великими русскими классиками. Пушкин высказал в своем “Памятнике” мысль о том, что к нему – как истинно национальному поэту – “не зарастет народная тропа”. Есенин, как мы сказали в начале эссе, тоже верил, что и его “степное пенье сумеет бронзой прозвенеть”. Тут любопытна такая деталь. Пушкин считал, что именно народ будет любить его и помнить, поскольку и он любил народ. Нечто схожее находим мы и у Есенина. В поэме “Анна Снегина” собравшиеся на сходку крестьяне говорят своему земляку-поэту:
Ты свойский, мужицкий, наш,
Бахвалишься славой не очень
И сердце свое не продашь...
И Пушкин, и Есенин остались для народа свойскими, то есть своими. И тот, и другой сподобились именно такой судьбы – самой славной, самой почетной, самой-самой. И кто же теперь, в наш век, осмелится сказать, что Александр Сергеевич и Сергей Александрович (какая перекличка с именах-отчествах!) такой судьбы не заслужили?