П О С Л Е Д Н Я Я
Я одна из тех людей, кто не любит ходить по магазинам, тем более не люблю стоять в очереди, чтобы заплатить за коммунальные услуги, за телефон, за Интернет – плачу за три месяца наперёд. За телеантенну – за год наперёд. Вот только за квартиру приходится идти каждый месяц платить в ЖЭК. В нашем посёлке городского типа ЖЭК один на весь посёлок. К тому же идти до него далековато.
Вот, третьего дня, захожу в здание ЖЭКа, глядь, а «окошечко» закрыто. Человек шесть, кто сидит, кто стоит, кто нервно похаживает, поглядывая на часы, ждут. А я, грешным делом, даже обрадовалась: посижу, отдохну. Спрашиваю:
- Кто крайний?
- Я… крайняя.
Настоялась я в очередях за свой век. Куда ни приди – везде очередь. И привычный вопрос «кто крайний?», задавала уже не меньше тысячи раз. А тут, нутром почувствовала: что-то тут не ладно. И женщина, которая отозвалась на него, такое впечатление у меня появилось, будто я уличила её в чём-то неблаговидном. Ответить-то она ответила, но в голосе прозвучали нотки скрытой вины. Мало того, она как-то съёжилась, голову втянула в воротник. Я и сама почувствовала себя виноватой: побеспокоила человека…
Села на стул, рядышком с нею и, склонившись к её уху, в пол голоса сказала: «Простите меня». Женщина посмотрела на меня, улыбнулась краешками губ и слегка кивнула головой.
Откинувшись на спинку стула, я устало прикрыла глаза и стала прислушиваться к биению своего сердца. «Ну, что ты так разволновалось? Ничего предосудительного ты не сделала… У всех свои заморочки… Успокойся. Отдыхай себе…»
Минут через десять – «окошко» открылось. Мы выстроились в одну шеренгу. После меня ещё накопилась очередь. Люди потихоньку подходили к кассе, платили и торопливо направлялись к выходу. Впереди стоящая женщина тоже уплатила, оглянулась на меня и, как-то нехотя пошла к дверям. Управившись, я вышла на вольный воздух. «Вот и славно! Месяц можно жить спокойно», - подумала я, но увидела стоящую у края дороги ту женщину, осеклась. Подошла поближе.
- Похоже, нам с вами по пути. Вы не спешите?
- Я – пенсионерка, - отвечаю ей. – Куда мне спешить? Дома «опоздание» не запишут, - отшутилась я.
- Я тоже теперь – вынужденная пенсионерка. Сократили…
- Знакомая картина. Пенсионеров выдавливают, а молодые не больно-то спешат занимать наши места.
- Да, не-ет. Нас закрыли. Короче – обанкротили. Волчьи законы, знаете ли… Кто кого загрызёт. Но я не о том хочу сказать. Никому не говорила, а вам – скажу. От части тут я сама виноватая, что так получилось…
От такого неожиданного признания, я даже остановилась в недоумении.
- Как это могло случиться?
- Да вы ничего плохого не подумайте… Я – простой рабочий. С финансами дела не имею. Вот, только – всегда последняя…
И это «всегда последняя», прозвучало так обречённо. Что у меня даже ноги обмякли. Я оглянулась. До ближайшей скамейки – метров двадцать.
- Если вы не спешите, давайте сядем на минутку. Что-то я расклеилась.
Женщина охотно согласилась, и первая направилась к скамейке. Я нырнула в кармашек сумочки, достала бутылёк с жёлтенькими таблетками валерьянки. Дрожащими руками откупорила бутылёк. На ладонь выкатилось сразу две таблеточки. Не раздумывая – отправила их в рот. Села и глубоко вздохнула. Женщина выдержала паузу и начала рассказывать.
- Я давно уже за собою ЭТО замечаю. Сперва, как-то сомневалась, верить – не верить? Но, как говорят: факты – упрямая вещь. Если я где-то оказываюсь последней, дело заканчивается очень плохо.
- Как понять: «плохо»?
- Ну, судите сами. Ещё где-то за месяц до нашего закрытия, мы и в страшном сне такое не могли предположить, … прихожу я в ночную смену. Я в охране работала. А в это время уже никого быть не должно из персонала. Но почему-то свет горит в административном корпусе. Я и пошла, посмотреть, что там да как? Смотрю. Галя, старший мастер, в кабинетах пол моет. Ну, там дело обычное. Галя устроила подработать свою маму. А мама неожиданно заболела. А «договорники» не имеют права болеть. Хоть умирай стоя, но работай. Вот дочка за маму и пошла вечером пол мыть. Время позднее. Мне её жалко стало, я и начала помогать. Знаете, у меня даже сноровистее получалось управляться со шваброй. Что тут говорить, молодые всё больше головой работают, а я всякую работу перепробовала… Вот, вымыли мы. Галя домой пошла, а у меня после смены – два дня выходных. Выхожу, новость: Галю уволили. В наше время всё быстро делается. Начальство – вороватое. А она – материально ответственная. Их покрывать не захотела. Вот и турнули девчонку. Так больше я её и не видела. А кабинеты грязью заросли-и! С того вечера, как я помогала мыть, так никто и не мыл.
Тут пошла эта заваруха с банкротством. Людей отправили в вынужденный отпуск, а меня – подвели под сокращение. Я в этом не сильна, но что-то они там подсчитали в бухгалтерии и мне сказали, чтобы я две недели доработала. Вот, в эти две недели я на всяких работах перебывала. Так сказать: готовила здание к консервации. А получалось так, что после меня уже никто там больше не работал. Ну, вот, я теперь – на пенсии. А здание – заколоченное стоит. Обветшало, двор одичал, деревья разрослись. Жуть!
И вот такие истории со мной по жизни происходят. С доброй душой стараюсь помочь людям, а кончается – печально. Вот, на той неделе, пошла я в больницу, свою знакомую проведать. Она уже выписываться собиралась. Под вечер мы ещё с нею шутили, а утром дочка её звонит: «Мама умерла!» Вот, как с этим жить?! Где я последней окажусь, там…
Женщина заплакала. Пришлось мне опять доставать бутылёк с валерьянкой, свою случайную знакомую лечить, да уговаривать её. Дескать, она сама себе такое понапридумывала… А у самой мысль, как червь в яблоке: «Кто ж её знает, а вдруг правду говорит?.. Может у неё миссия такая – быть последней?.. Вот уж, врагу такого не пожелаешь…»
Сентябрь 2011 г.