Думаю, нет особой нужды подробно останавливаться на описании мест, кои мне пришлось посетить в течение моего трехдневного путешествия по Кон-Диону. Однако и обойти вниманием некоторые из них тоже не вижу возможным. Стоит отметить, что самостоятельности в этом мероприятии я проявил ровно столько, насколько это было возможно в моем положении. Зачастую я чувствовал себя всего лишь неодушевленным грузом, в числе прочих, которые перекидывались в привычном режиме на воздушном транспорте из одного пункта в другой. А график, который скрупулезно составил для меня все тот же Курляйутис, был довольно плотный. И составлен он был без учета каких-либо моих пожеланий или требований. Как то так получилось, что на все эти дни администратор практически самолично взял на себя главенствующую роль в нашей маленькой команде из двух человек. Формально он по-прежнему находился в моем подчинении и должен был выполнять все мои распоряжения и поручения, но на деле каждый раз мои требования отклонялись как несостоятельные по тем или иным причинам, мои желания, противоречащие установленному графику – как неприемлемые, критику же мою он в собственный адрес не воспринимал вообще, - что называется, пропускал ее мимо ушей. Подобное превышение полномочий претило моему уязвленному самолюбию, но, скрепя сердце, приходилось признавать, что справедливая логика в том была. Ведь Курляйутис, как-никак, взвалил на себя весь основной груз обязанностей в связи с проведением мной инспекционной проверки: организация своевременной доставки меня к месту назначения и обеспечение транспортными средствами на весь период времени, отведенный на выполнение моей миссии. Поработал он, конечно, неплохо. Тут ведь надо было договариваться на местах об необходимых изменениях в расписании полетов грузовых аэролетов (а на других здесь просто и не летали), подгоняя его под мой индивидуальный график, а, если потребуется, и о дополнительных пустопорожних рейсах, что, естественно, восторгов у руководства местных аэродромов не вызывало. Мои же функции были намного скромней, - прибыть, куда доставят, получить через главный терминал доступ к местным компьютерным системам и запустить процесс проверки, а потом дожидаться результатов своих трудов. Все достаточно однообразно. И утомительно. Скажу честно, никогда прежде я так не уставал. Но усталость эта проистекала не от физических усилий, а, скорее, имела психологическую природу. Где бы я ни был, что бы ни делал в эти дни, меня неотступно преследовала одна мысль: скорей, скорей, не опоздать к отправке «Циклопа». Эта мысль невольно подгоняла меня во всем, изматывала меня. А благодаря стараниям Курляйутиса, я, мотаясь с одного острова на другой, сполна получил впечатлений от стремительной смены окружающей обстановки, от мельтешения перед глазами незнакомых лиц кругом шла голова. Все это в совокупности действовало на нервы.
Но, в то же время, как ни странно, я отчасти был благодарен тому, как сложились обстоятельства. Ведь меня, можно сказать, насильно выволокли за шиворот из кабинета управляющего и заставили прогуляться по малой части территории колонии. По собственной воле я так бы никогда не поступил.
За годы своей службы в Компании в качестве торгового агента, а это без малого почти десять лет, я посетил не менее и десятка миров. Но что я действительно узнал о них? Не так уж и много. Я смутно припоминал картины инопланетных ландшафтов: лунообразные равнины, ледяные поля и заснеженные горы, фиолетовые леса в сумерках затухающего солнца… И даже названия планет не мог вспомнить! Все эти неземные пейзажи я наблюдал краем глаза по ходу исполнения своих служебных обязанностей, как бы промежду прочим, в лучшем случае – через окна зданий местных администраций. Для меня это было все равно, что любоваться стереофото с изображениями экзотических пейзажей, не более. И ни разу у меня даже не мелькнула мысль – покинуть стены человеческих строений и ознакомиться с окружающим миром. Моя работа, весь привычный мир помещался в рамки плоского прямоугольника персокомпа, а что происходило за его границами, меня не интересовало. Но рано или поздно должно было что-то произойти, что-то, что вышибло бы меня из установившейся колеи. И вот, наконец, это произошло, - здесь, на Кон-Дионе.
Не сказать, чтобы эта планета произвела на меня только плохое впечатление. Вовсе нет! По мне, так виды обширных, залитых солнцем морских просторов с непередаваемым зеленоватым оттенком, получающемуся благодаря размножившимся в верхней толще воды в неимоверном количестве сине-зеленым водорослям, были совсем даже недурны. Разумеется, висящий над головой раскаленный шарик солнца и с трудом переносимый жаркий климат несколько подпорчивали процесс любования дикой природой Кон-Диона, но и только. Я всегда любил море, и в перерывах между командировками, улучив пару-другую недельку в счет отпуска, проводил неплохо время на пляжах хорошо известного земного курорта Нью-Айреса. А издалека моря Кон-Диона были ничем неотличимы от земных. Это только добавляло им очарования.
Кстати, я вовсе не случайно постоянно упоминаю о морях этой планетки, ведь, если верить всезнающему администратору, наблюдаемые мною во время перелетов простирающиеся до самого горизонта водные пространства есть не что иное как внутренние моря, очерчиваемые невидимыми глазу границами затонувшего материка. И моря эти неглубоки, в среднем – не более шестидесяти-восьмидесяти метров. А, собственно, настоящий глубоководный океан расположен в другом полушарии, - территории, находящейся в безраздельном властвовании морских стихий, без единых признаков суши. И области эти до сих пор остаются практически неисследованными человеком по причине малоперспективности геологических изысканий, а, следовательно, и не представляющими интереса для Компании.
Но как бы ни великолепны были инопланетные пейзажи, встречающиеся у меня по пути, я как, наверное, всякий коренной землянин был не способен к их долгому созерцанию. Выросший в одном из городских жилищных комплексов Пуэрто-Касадо, средний обитатель которого мог полжизни проплутать по его бесконечным подземным или высотным уровням, но так и не выбраться за пределы мегаполиса, я настолько свыкся с искусственным окружением, что практически не мыслил своей жизни вне его границ. Можно сказать, что созданная человеком так называемая «вторая природа» с детских лет была моим настоящим домом, и, получая позднее самое приблизительное представление об истинной природе родной планеты на примере ближайшего городского парка, я был несколько удивлен, столкнувшись с этими чахлыми, рафинированными островками растительного мира. Даже поражен, настолько непривычным, скажу более, чужеродным представилось все это мне в первый раз по сравнению с уже привычной средой обитания. Как и все исконно городские жители, я, по всей видимости, тоже был подвержен некоему «цивилизационному» синдрому, когда человек инстинктивно испытывает тоску по естественной дикой природе, но, проведя некоторое время наедине с ней, скоро начинает скучать по привычному для него искусственному быту. Неспроста за пределами Земли про нас, землян, за нашу чрезмерную любовь к комфорту, ходят анекдоты, что в наших парках даже на деревьях установлены кондиционеры, а в прудах и речках – обогреватели. Ну, про кондиционеры ничего не знаю, а то, что в каждом городе имеется собственная погодная климатическая установка – это точно.
Поэтому неудивительно, что мне вскоре наскучили все эти морские красоты Кон-Диона, и я с радостью предался обозреванию различных образцов человеческой архитектуры. Для меня это было равносильно окунуться в привычный родной мир.
Одним из первых мест, которые мне довелось посетить во время командировки на Кон-Дионе, стал остров, а точнее целый архипелаг, на территории которого разместился комплекс металлургических заводов и перерабатывающих неорганическое сырье предприятий колонии. Некогда это была группа разрозненных, но близко расположенных небольших пятачков суши, объединенных к настоящему времени в единое целое при помощи искусственных насыпных островов. Разумеется, здесь также не обошлось без участия пресловутых ландшафтных инженеров.
Все знают о том, насколько зачастую пренебрежительно относятся земляне к техническим достижениям в далеких колониях. По вполне понятной причине, ведь колонии всегда были и будут для Земли всего лишь дальней отсталой окраиной. Но я искренне был поражен открывшимся мне видам, и в этом не было ни грамма притворства, ведь увидеть воочию промышленные сооружения на Земле практически невозможно: они либо спрятаны подальше от глаз глубоко под землю, либо вынесены за пределы атмосферы. Требования экологического законодательства о защите окружающей среды двухсотлетней давности до сих пор соблюдаются на родной планете неукоснительно. А тут – все в одном месте: лепились друг по дружке гигантские купола заводских корпусов, облепленные многоэтажными надстройками, кубы перерабатывающих цехов, тянулись к небу ребристые колбы теплоотводных сооружений. Весь комплекс был объединен в единую систему сетью спагеттин энерговодов, тянувшихся за сотни километров с восточного края архипелага, где размещалась энергоцентраль.
Уже имея представление на примере названия острова Центральный о том, в каком направлении работает фантазия колонистов, я не очень-то удивился тому, что архипелаг назван Факторией.
Еще при подлете к Фактории я, с высоты наблюдая спускающиеся к самому побережью террасы из заводских построек, невольно задался вопросом: а безопасно ли такое близкое соседство с морем? Это сейчас оно выглядит мирным и безмятежным, но всегда ли оно здесь такое? У администратора был готов на это ответ: что да, на морях Кон-Диона случаются сильные волнения, но носят они строго сезонный характер. Все благодаря большому углу наклона оси планеты. Вот почему погода на Кон-Дионе легко прогнозируема. К концу каждого года, длящегося почти четыреста земных суток, все широты буквально вскипают штормами, но длится сезон бурь недолго – всего каких-то два месяца. Тогда на этот период весь промышленный комплекс на Фактории консервируется, персонал работников эвакуируется на остров Центральный. И по окончании неспокойного сезона, после необходимых восстановительных работ на Фактории все возвращается на круги своя. Причем, у этих сезонных изменений погоды есть и свои положительные стороны. Главное их значение для планеты – перераспределение теплых воздушных масс, что в свою очередь приводит к незначительному, но все же понижению температуры, стимулирует выпадение осадков, довольно редких в остальное время года. Не будь этих ежегодных «проветриваний» атмосферы, Кон-Дион давно бы сварился от избытка собственного тепла, подобно тому, как это в свое время произошло на его соседке по солнечной системе – Мирте. Там, как мне было известно, среднегодовая температура достигала ста пятидесяти – двухсот градусов по Цельсию, и редкие водоемы на ее поверхности не испарились только по причине плохой конвекции жидкостей в этих условиях и чрезвычайно высокого атмосферного давления – порядка несколько тысяч атмосфер.
Подробно ответив на мой вопрос, Курляйутис тут же состроив скорбную мину на лице, поспешил объяснить мне, что сам факт производственной деятельности комплекса на Фактории, с одной стороны, обуславливающий дальнейшее существование колонии как таковой, с другой стороны, является постоянным источником опасности для окружающей среды. И дело здесь не столько в загрязнении ее отходами производства, здесь оно не превышает установленных допустимых норм (слава разуму, люди давно уже освоили практически безотходные циклы производства), сколько – в тепловом загрязнении. Другими словами, заводы и предприятия на Фактории ежечасно в процессе своей деятельности выделяли вовне огромное количество тепла – намного больше, чем могла в себя принять окружающая среда. И, действительно, с первого взгляда было видно, что тепловой баланс в этом месте необратимо нарушен. Казалось, над островом сам воздух дрожал от переизбытка тепла, истекающего от промышленных сооружений. И этот негативный процесс распространялся не только в атмосферу, но и вглубь прибрежных вод. Тому свидетельством наглядно служила колышущаяся на волнах пена ядовито желто-зеленого цвета шириной в несколько десятков метров, размазываемая прибоем по бетонной дамбе острова. Основу этой плавающей по поверхности моря желеобразной массы составляли гниющие останки морских водорослей, погибших от температурного шока. Еще одним неприятным дополнением к этой картине служили постоянно маячащие на горизонте тонкие вихляющиеся столбики водяных смерчей – тоже порождения последствий теплового загрязнения.
Если до того я считал, что остров Центральный самое жаркое местечко на свете, какое мне доводилось посещать, то теперь я понял, насколько глубоко ошибался, стоило мне только провести на Фактории несколько часов. Нисколько не преувеличу, если скажу, что по моим ощущениям температура воздуха здесь переваливала за шестьдесят градусов. Этакая духовка под открытым небом! И царящий на море штиль и глухое безветрие в день моего визита на архипелаг только усиливали это впечатление. По пути пешком, от посадочной площадки для аэролетов к строениям заводского комплекса, по лабиринту технических построек я вдоволь натерпелся. Воздухом, горячим и сгустившимся, словно расплавленная патока, практически невозможно было дышать, - я делал вдохи частыми глотками, но не мог надышаться: легким будто не хватало кислорода. И, спрятавшись, наконец, от удушливой жары в помещении центра управления техническими процессами, где размещался главный терминал компьютерной системы Фактории, долго не мог прийти в себя, - сердце заходилось, а в груди резало и кололо. Прежде чем приступить к своим обязанностям я, подтащив кресло поближе к стене с яйцеобразной выпуклостью климатизатора, наверное, с целый час просто просидел с закрытыми глазами под прохладными воздушными потоками, приходя в норму. Когда же в качестве демонстрации гостеприимства меня пригласили на экскурсию в дальнюю часть архипелага для осмотра местной достопримечательности – энергоцентрали, питающей энергией всю производственную базу Фактории, я наотрез отказался.
Я предпочел несколько часов вынужденного безделья в зале управления, сомнительному удовольствию прогулки по пеклу снаружи. Напрасно меня пытались убедить, что я нисколько не потеряю в комфорте, - микроклимат во внутренних помещениях энергостанций поддерживается на должном уровне, а радиационная безопасность (если она меня беспокоит) на порядок выше, чем у термоядерных установок космических кораблей, - я был непреклонен. Причем, я не соизволил даже дать разъяснений по поводу своего категорического отказа. В самом деле, не признаваться же, что в тот момент меня подсознательно пугала мысль оказаться при той жаре, что царила за стенами центра управления, рядом с блоками реакторов, в ядре каждого из которых по нескольку десятков миллионов градусов!
Если судить по внешнему виду попадавшихся мне на глаза представителей работающих на Фактории лиц, то, глядя на них, ни за что ни скажешь, что их особенно угнетает повышенная температура окружающей среды. Оставалось только удивляться, - как они ухитряются сохранять какую-то работоспособность при здешних условиях. Более того, проживать здесь, ведь весь персонал сотрудников комплекса (а это без малого около двух тысяч человек) в течение рабочего сезона квартировался тут же, на удаленной от промышленной зоны западной части архипелага, в полуподземных жилых бункерах. Я лишь поражался их выносливости и жизнестойкости. Разумеется, умом я понимал: ответ тому прост – свыклись, притерпелись… А что поделаешь, если иного выхода нет, кроме как принять окружающую обстановку, как она есть. Если, конечно, позволяет состояние здоровья… А ведь многие из нынешних обитателей Кон-Диона не имели никакой возможности покинуть планету по своей воле, крепко привязанные к колонии условиями пожизненных контрактов. Но поневоле у меня вдруг мелькнула мысль: а смог бы и я вот так же – жить и работать здесь? И тут же сам себе ответил: а, собственно, почему бы и нет? Было бы желание.
Конечно, существовало множество уловок, облегчающих существование людей на Фактории. Тому пример наличие у некоторых работников, вынужденных большую часть времени проводить вне помещений, так называемых, «фэйс-кондишн» - простейших приспособлений, представляющих собой обычную лицевую полумаску с воздушным фильтром, объединенную с миниатюрным охлаждающим компрессором. А для техников, в чьи обязанности входило посещение автоматизированных металлургических цехов, в общем-то, не предназначенных для присутствия человека, предписывалось облачение в термозащитные костюмы.
Еще я ненароком приметил пару-тройку лиц, втихомолку попыхивающих в коридорах курительными палочками. У меня было большое подозрение, что употребляли они реластимм – довольно широко распространенное снадобье, поставляемое во все уголки мира все той же «Дженерал Ассосиэйшн оф Фармациэфти», имеющее в своей основе производное от модифицированного генетиками земного табака. Этот, считающийся, по общему мнению, безобидным, стимулятор, тем не менее, вызывал практически мгновенное привыкание. В свое время меня тоже не обошло стороной увлечение реластиммом, и я потом потратил почти два месяца на курс излечения от пристрастия к нему. Похоже, что, несмотря на заверения управляющего колонии, некоторая доля продукции ДАФ медленно, но упорно завоевывала свое место на рынке сбыта на Кон-Дионе, поскольку руководство комплекса на Фактории явно смотрело сквозь пальцы на пагубные привычки некоторых из своих подчиненных.
Покидая Факторию, наш аэролет сделал дополнительный круг над побережьем архипелага. Как оказалось, маневр этот был осуществлен пилотами по личному распоряжению Курляйутиса. Он привлек меня к смотровому окну и с гордым видом указал на проплывающий внизу участок береговой линии, на первый взгляд мало отличимый ото всех других. Взглянув поначалу на администратора непонимающе, я присмотрелся к этому месту повнимательнее. Небольшая высота и низкая скорость полета позволяли рассмотреть его во всех деталях. Упрятанный под бетонным панцирем дамбы и ощетинившийся рядами клыков-волноломов, берег вдавался в море прямоугольным блоком пирса. Возле него была пришвартована громоздкая коробка какого-то плавательного средства. Я не особенно силен в классификации морских судов, но мне показалось, что оно было больше похоже на самоходную баржу. Скорее всего, так на самом деле и было. С готовностью Курляйутис прокомментировал увиденное мною: носило это судно, оказывается, имя «Басилевс» (на мой взгляд, довольно громкое название для столь несуразной на вид посудины), по предварительным расчетам способно оно было перевозить до восемнадцати тысяч тонн груза, и предполагалось, что использование его должно было значительно разгрузить грузопоток, осуществляемый воздушным транспортом. Постройка его только недавно была завершена на одном из переоборудованном ремонтном цеху, полностью за счет внутренних ресурсов колонии, а по результатам ходовых испытаний будет решаться вопрос о строительстве еще двух судов подобного типа.
Воспринял я эту информацию довольно равнодушно, чем, похоже, огорчил Курляйутиса. И только потом запоздало осознал значимость данного события для обитателей колонии. Ведь до этого момента мною ранее не было замечено ни единого признака попыток освоения людьми морских пространств Кон-Диона. И то, что за сорок лет такая попытка была предпринята колонистами впервые самостоятельно, без помощи со стороны, имело огромное значение для дальнейшего развития инфраструктуры колонии в перспективе. Как и то обстоятельство, что строительство судна производилось при полном отсутствии опыта в этой области, с применением собственных технологий и использованием материалов, производимых на основе имеющейся производственной базы. По небольшому размышлению, следовало признать, что основания испытывать гордость у колонистов были.
Другие посещаемые мной места на Кон-Дионе произвели на меня не столь сильное впечатление.
Тот же Джиллингтаун, казалось бы, занимающий второе место после Кампас-Сити по численности населения, на деле оказался всего лишь рабочим поселком, чересчур разросшимся по большей части площади острова Карион. Поселение это, основу которого составляли одноэтажные сборные дома из металла и пластика, давало приют более трем тысячам работников, обслуживающих добывающие предприятия, разбросанные по двум соседним островам – Ксанфий и Трофил. Кто бы ни давал названия этим островам, он явно был неравнодушен к древнегреческой драматургии.*
Расстояние до них было не так уж велико, - и Ксанфий, и Трофил были в пределах видимости невооруженным глазом с побережья Кариона, - отсюда они казались застывшей темной полоской облачной дымки, приникшей к линии горизонта. Вопрос о посещении их отпал сам собой, - в этом просто не было необходимости: между ними и Карионом помимо обычной лазерной связи была установлена и резервная линия в виде старого надежного оптоволоконного кабеля, проложенного по морскому дну. Этого оказалось достаточно для того, чтобы обеспечить мне удаленный доступ к компьютерным системам предприятий на этих островах.
К одной из достопримечательности Джиллингтауна, определяющей его особое положение по отношению к другим населенным пунктам, следовало причислить имеющийся при нем аэродром, огромный, почти не уступающий по размерам аналогичному сооружению на Центральном, способный зараз принимать сразу по нескольку аэролетов. Тут же, рядом с ним располагались уже привычные глазу горбатые летные ангары и крытые навесы. Последние служили одновременно и дополнительным пристанищем для воздушных машин и местами складирования грузовых контейнеров, которым не нашлось места в специально отведенных для этого помещениях. Я не совсем уяснил полностью назначение этого городка, но, похоже, что он помимо своей основной задачи – обеспечения жильем работников предприятий, - выполнял также функции и сортировочной станции, и перевалочной базы, определяя очередность поставок и координируя распределение грузопотоков с остальных островов.
Но в день моего визита на аэродроме Джиллингтауна царило относительное затишье, на берегу же, напротив, – наблюдалась активная деятельность: по галечному пляжу неторопливо ползала немногочисленная техника, подготавливая площадку к предстоящему строительству будущей грузовой пристани. Это служило ярким доказательством того, что в Джиллингтауне вовсю загодя готовились к реализации проекта с «Басилевсом», не дожидаясь результатов ходовых испытаний этого судна.
Разумеется, и Фактория, и Джиллингтаун не были единственными в ряду объектов, играющих важную роль в хозяйственной жизни колонии Кон-Диона. К их длинному списку можно было прибавить также Баук, с его открытыми карьерными разработками титаномагнетитовых и марганцевых руд, Парк-Бэй с железорудными карьерами, бокситные шахты Целестины и циркониевые рудники Блик-Маунти, и многие другие, всех наименований которых, в количестве не менее двенадцати, я просто не был в состоянии упомнить. Причем, все как один, это были крупные, функционирующие уже не один год, добывающие комплексы и предприятия с развитой устоявшейся инфраструктурой.
Из числа этих объектов чисто утилитарного значения особняком выделялся Райзенвилль, расположенный на острове Акватерра.
На первых порах существования колонии на территории этого острова велись разработки месторождений нефелиновых руд. Спустя десять лет выработки руд открытым карьерным методом запасы их внезапно иссякли, после чего горнопромышленный комплекс благополучно покинул остров, оставив на память о себе ряд огромных котлованов и гороподобных насыпей, образованных вынутыми породами. По истечении небольшого периода времени первые были затоплены грунтовыми водами, превратившись, таким образом, в систему пресноводных озер, а вторые частично спрятались под молодой порослью местных растений.
Через некоторое время люди вернулись на Акватерру, задавшись целью основать на нем биологическую станцию. Не секрет, что больным вопросом жителей любых внеземных колоний всегда была и остается проблема пропитания местного населения. В большинстве случаев она частично разрешается путем разведения гидропонных садов и ферм, полностью самодостаточных и независимых от внешних условий, частично – путем ввоза самых необходимых продуктов питания с Земли. И практически всегда на планетах земного типа делаются попытки адаптации земных культур к условиям других миров. И предпринимаются такие попытки на разных планетах с попеременным успехом.
Колонистов Кон-Диона, преследующих те же цели, при выборе места для биологической станции подкупило в Акватерре преобладание на острове относительно умеренного тропического климата, - он находился в северных широтах. Само собой, данное обстоятельство влекло за собой уменьшение количества и длительности световых дней в среднем за год, что не могло не сказываться на сроках циклов развития культивируемых растений, зато обеспечивало комфортные условия работы персоналу станции. Хорошим подспорьем в реализации поставленных задач являлась возможность использования для орошения экспериментальных питомников имеющихся на острове естественных резервуаров пресной воды.
Райзенвилль был возведен на месте бывшего поселения, прежде предназначенного для проживания работников горнопромышленного комплекса. Часть территории острова, отведенная под площади насаждений земных культур, была освобождена от местных флоры и фауны и подвергнута тщательной стерилизации. Однако два десятка лет существования Райзенвилля показали несостоятельность проектов адаптации земных растений к условиям Кон-Диона. Часть культур не прижилась из-за обилия в почве сернокислых соединений, образующихся благодаря жизнедеятельности местных гетеротрофных микроорганизмов, а часть подверглась неизбежным мутациям, в ряде случаев полностью утратив свои питательные качества. Особую приспосабливаемость к условиям планеты продемонстрировали некоторые виды цитрусовых и бобовых. Рощи апельсиновых деревьев, на порядок превышающих по размерам своих собратьев с Земли, заполонили окрестности Райзенвилля. А благодаря достижениям генетиков, позволившим им теперь цвести и плодоносить без опосредованного участия насекомых, в год они приносили до четырех урожаев мелких, величиной не более грецкого ореха, плодов. Плодов, по своим вкусовым свойствам настолько отличимым от привычных фруктов, что единственное применение им нашлось только в производстве удобрений для экспериментальных оранжерей станции. Подножья фруктовых деревьев сплошь заплели заросли кустов бобовых, чувствующих себя привольно на землях Акватерры в такой степени, что, не довольствуясь площадью участков бывших питомников, они распространились по всему острову, с успехом вытесняя местные растения.
Растительный мир Кон-Диона расцвечен красками земной осени – красным и желтым, с явным преимуществом последнего, но, благодаря неожиданным последствиям деятельности людей, на острове ныне возабладал зеленый цвет, столь родной и привычный для человеческих глаз. Немудрено, что мне приходилось часто слышать, как колонисты с ностальгическими нотками в голосе именовали этот остров между собой островом Зеленым.
Вместе с тем, вмешательство людей в замкнутую островную экосистему привело и к другим менее приятным побочным результатам, - треть территории Акватерры была поражена недугом заболачивания. В складывающихся условиях наблюдались признаки образования новых видов биоценоза, радикально отличающихся от прежде известных. Отголоски этих явлений приобретали для работающих в Райзенвилле иногда тревожные формы.
Не скрою, в моей памяти были живы недавние упоминания о вспышке болотной лихорадки на Акватерре, и я с большим опасением ожидал встречи с Райзенвиллем. Но, слава разуму, страхи мои оказались хоть и не беспочвенными, но все ж преувеличенными. До сих пор мне не доводилось слышать о случаях заболеваний людей, вызванных инопланетными микроорганизмами, но это не означало, что их никогда не происходило. Как я начал подозревать, подобное попросту не афишировалось. Таким образом, моя вера в исключительную действенность комплексной иммунновакцины Байера была несколько поколеблена. Хотя всякий здравомыслящий и достаточно образованный человек должен понимать, что в основу противодействия болезни должно быть положено знание и понимание биохимии ее возбудителя. Любой новый неизвестный штамм микроорганизмов, потенциально опасный для здоровья людей, требовал тщательного его изучения, и разработки новой версии иммунновакцины. К счастью, Райзенвилль, несмотря на провал его первоначальных целей, сохранил за собой статус научно-исследовательского центра, и имел в своем распоряжении вполне приличные по оснащению биохимические, физические и генетические лаборатории. Но как часто бывает, оказывая всемерную помощь участникам геолого-разведывательных групп и жителям новообразованных поселений в борьбе с последствиями их вторжений на малоизученные территории, специалисты центра проглядели опасность, существующую у них под боком.
Не без давления со стороны Курляйутиса, я позволил себя увлечь в экскурсию по Райзенвиллю в сопровождении руководителя центра Петерса Азарян-Кравитца. Его двухчасовая, по ходу дела, лекция оказалась утомительна, местами малопонятна, но некоторые моменты все ж заслуживали внимания.
Архитектура научного центра не отличалась особым изыском, скорее являла собой верх рационализма, - однообразные коробчатые здания в несколько этажей, располагающиеся по концентрической окружности. Большинство из строений представляло собой бывшие производственные постройки почти полувековой давности, подвергшиеся незначительным внутренним переделкам. Печать запустения, к чему давно пора было уже привыкнуть на Кон-Дионе, коснулась и Райзенвилля, - гулкие коридоры были безлюдны, многие помещения пустовали. Сокращение инвестиций на научные работы и уменьшение штата сотрудников отразилось на состоянии центра. Хотя все-таки кое-какие исследования в лабораториях по-прежнему велись. Гордость же Райзенвилля – экспериментальные оранжереи, где не оставляли попыток по выведению плодовых культур, пригодных к выращиванию под открытым небом Кон-Диона, содержались в идеальном порядке. Азарян-Кравитц, рассказывая о направлениях продолжающихся в этой области экспериментов, был полон излишнего оптимизма, но, глядя на него, хотелось искренне верить, что наблюдаемое мной состояние дел в Райзенвилле всего лишь временное явление.
Коснулся он в беседе со мной и недавнего случая с болотной лихорадкой. Да, действительно, в день моего приезда на Акватерру на попечении карантинного отдела находилось тринадцать человек, имевших несчастье стать первыми жертвами пока плохо изученного недуга, с легкой руки ксенобиологов получившего название «болотная лихорадка». Все пострадавшие входили в одну из групп биологического контроля и мониторинга, которые по старой сложившейся практике постоянно вели наблюдения на территории бывших питомников, каждая на своем вверенном им участке, пытаясь по результатам своей деятельности строить прогнозы развития отдельно взятых экосистем. Надо было такому случиться, что именно группа в составе этих лиц зафиксировала присутствие в болотах на дальних подступах к Райзенвиллю колонии милликансеров. Эти крохотные существа, каждое по отдельности напоминающее отдаленно земное ракообразное, являлись коллективными животными, и строили трубчатые домики из грязи и собственных выделений на подводных частях растений. Вели они хищнический образ жизни, нападая стаей на обитающих в пределах их ареала местных аналогов земноводных. Разумеется, люди знали об их существовании на острове, но до этого момента пути человека с ними не пересекались. Поэтому никто не мог предугадать характера поведения этих кусачих бестий, оказавшихся на редкость агрессивных и неразборчивых в объектах нападений.
Симптомы болезни у пострадавших проявились не сразу, а спустя некоторое время после возвращения в центр. Тогда-то и выяснилось, что милликансеры являются переносчиками микроорганизмов, ранее к категории опасных для людей не причисляемых. До этого никому и в голову не приходило, что инопланетные микроорганизмы, чей обмен веществ построен на несколько иных принципах, чем у человека, способны уживаться и плодиться внутри его организма. Еще при первых исследованиях биосферы Кон-Диона спецы-ксенобиологи установили, что из-за высокой концентрации в его почве сероорганических соединений в клетках местных растений и животных велико содержание сульфидов и сульфамидов. Вся цепочка химических превращений на планете была плотно завязана на этих химических соединениях. Поэтому прежде у людей не было причин для беспокойств, - бактерии Кон-Диона не способны были нанести ощутимого вреда здоровью человека. До тех пор пока они под влиянием перемен в среде обитания не научились другим приемам хемосинтеза. Неудивительно, что это не было предусмотрено создателями комплексной вакцины.
Потребовались более радикальные методы лечения, помимо сугубо медикаментозных способов, - в частности, облучение заболевших малыми дозами гамма-радиации. Это приостановило развитие болезни, но до полного излечения было еще далеко. Ситуация, впрочем, складывалась не безвыходная. Биохимики, проведя ряд экспериментов в своих лабораториях с образцами штамма болезнетворного микроорганизма, уже были на полпути к решению проблемы, поскольку установили причины, приведшие к его мутациям. Причины эти, как и ожидалось, заключались в изменении естественных условий обитания местной микробиоты, а именно – в подмене родной флоры острова земными растениями.
Но, как уверил меня Азарян-Кравитц, данный случай на самом деле не является чем-то уж таким экстраординарным, как может показаться на первый взгляд. Время от времени планета преподносит какой-нибудь сюрприз для осваивающих ее людей. В его практике немало примеров тому, когда на территориях, полностью зарекомендовавших свою безопасность, происходит что-нибудь из ряда вон выходящее: кто-нибудь влипнет в грибную сеть, попадет в клешни голодного крабпинчера, пострадает от ожогов в зарослях крапчатой полымянки и тому подобное. И в каждом таком случае спецам из центра приходится принимать непосредственное участие – оказывать медицинскую помощь пострадавшим, исследовать природу явлений, повлекших несчастный случай, разрабатывать меры безопасности, позволяющие избежать жертв в будущем.
Если эти комментарии руководителя центра и преследовали цель успокоить меня, то возымели они, прямо скажем, обратный эффект. Услышанное мной еще раз доказывало, что люди не в силах постоянно держать все под контролем, всегда нужно помнить о необходимости быть готовым к любым непредвиденным ситуациям. Особенно, когда находишься на поверхности другой планеты. В любом случае я почувствовал известное облегчение, когда пришла пора покинуть Райзенвилль.
Ксанфий, Карион, Трофил – имена персонажей пьес древнегреческого поэта Аристофана: «Лягушка», «Богатство», «Птицы».*