Если б нужно было назвать Женьку одним словом, это было бы слово «вертлявая». Эдакая бойкая маленькая лошадка, нетерпеливо переступающая своими точеными ножками.
Познакомились мы случайно, через десятые руки. Вот дочку маминой подруги знал весь город. Ей дали прозвище «Блаженная улыбка» - Ирочка всем широким сердцем поверила какой-то полусекте (Американской церкви Христа или что-то в этом роде) и несла новость о возможном спасении бережно и радостно. И знаете – ей верили. Она улыбалась тихо, но истово, будто свечечка горела, и люди видели в этой ее лучезарности подтверждение тому, что какое-то знание ей уже открылось и правда за ее словами есть. И говорила Ира негромко, с безмятежностью подходила ко всякому, кто приглянулся; ее никогда не гнали, как бывало с другими проповедниками, отшучивались и только.
Мы неблизко, но общались, сталкиваясь на родительских посиделках довольно часто. Однажды к ним домой зашла и Женька – одноклассница «Б/У».
Женька ни секунды не оставалась в одной и той же позе: то вспрыгивала на подоконник, подтягивала голые ноги, упиралась ступнями в стену, висела так, слезала, бросалась на диван, свешивала голову вниз, читала журнал, брошенный на пол, то и дело проводя рукой по спутанной кудрявой гриве. В ту весну любимым нарядом служило ей тонкое трикотажное платье – короткое мини, с пояском из золоченых колец. Во время бесконечных ее движений кольца тонко позвякивали, поясок скользил по животу, и так и хотелось поймать ее и усадить.
А что творилось с мужчинами при взгляде на текучие Женькины переходы...
- Прикинь, он как увидел мою талию – офигел просто, - хвасталась она. – Разница с бедрами – 36 сантиметров, - и тут же хватала кого-нибудь за запястья и предлагала сжать в замке пальцев свою знаменитую талию.
Я наблюдала за ней, как за диковинным зверем, особенно когда узнала, что она делает по вечерам и на каких машинах катается.
Женькины родители свалили на дачу, оставив пустую квартиру и полную бутыль недобродившего клубничного вина. Сверху «баллон» был накрыт резиновой перчаткой, пятипалым парусом надувшейся от винных паров. Перчатку мы недолго думая сорвали, и чтобы никто не заметил, поживились только ягодами.
От пьяной клубники, жары и куража нас развезло в пять минут. Женька высунулась в окно – ловить соседского кота, мы держали ее за ноги.
- Кись-кись-кись, иди сюда, мохнатый мужчинка, - лепетала она. Белый с черным кот опасливо озирался, но не в силах был противиться божественному аромату толстого шматка колбасы, что Женька держала в скользких пальцах. Два шматка свалились на землю и розовели далеко внизу, на пятиметровом отдалении от нас и от Барса.
Зверя заловили, накормили и защекотали до полного котовьего одурения. После того, как он совсем уж перестал понимать, где находится – на цветастом ковре или в кошачьем раю, Женька взяла его за загривок, отнесла к двери и выбросила на лестницу.
Мы даже протрезвели от подобной жестокости; Улыбка заплакала.
Мы же были хорошими девочками, и не знали, что Женька делает по вечерам.