Я ПОМНЮ КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
Уже четвертый раз я был в Трявне. На этот раз - не в командировке, а по частному приглашению. Догадываетесь от кого? В конце лета или в начале сентября, уже точно не помню, мы с папой и Валеркой приехали в гости к Вале и проводили время просто сказочно. Мотались по разным городкам, ходили в гости ко всем, кого я уже знал и еще не знал, а разок даже съездили на рыбалку с палаткой и ракией на озера при ТЭЦ. И, представьте себе, там даже рыбу ловили. Каких-то толстолобов и шаранов (толстолобиков и карпов). Названия привожу на болгарском просто для убедительности повествования. Эту рыбалку для нас организовали Христо с соседом Пламеном, и она стала лучшим приключением, по крайней мере, для Валерки. Потом, папа уехал, а мы еще оставались.
Невозможно передать то, что тогда со мною творилось, но хорошо известно, к чему это привело. И вот когда Валечка наконец смилoстивилась надо мной и дала согласие, я поехал в Русе, в Генеральное консульство РФ дабы получить высшее позволение на заключение брака с гражданкой Когай, постоянно проживающей за рубежом.
Приперся я в этот приграничный город, с которым у нас потом будет очень много связано в жизни, ни свет ни заря. Консульство я нашел легко, кажется, все дороги вели к нему. Как и следовало ожидать, на воротах висел замок. Оказалось, что день был неприемный. ''Приходите завтра''. Но завтра я не хотел. Уж больно далеко было ездить, пропадал целый день. Да и накладно. Толкаясь возле запертых ворот перед будкой охраны (о, как же мне будет приятно приезжать сюда впоследствии в любое время и проходить через эту охрану, а то и через служебные ворота, как к себе домой!), я не испытывал больших иллюзий на счёт успешного завершения своего визита, но уходить почему-то не спешил.
Моя настырность была вознаграждена, когда ''врата рая'' распахнулись сами собой, выпустив на пыльную сентябрьскую мостовую несколько личностей черного дипломатического обличия и серой политической наружности. Один из них, самый видный, пожимая всем руки, усаживал в поданную машину остальных. Было заметно, что они перед расставанием хорошенько посидели и, по-видимому, успешно решили какие-то важные международные вопросы.
Как только авто, фыркнув не по-русски, отъехало, я встал на пути, не успевшего пока исчезнуть, господина, который тогда вроде еще был товарищем. Он первый поздоровался со мной сразу по-русски и спросил, не надо ли мне чего. Мне было надо. Я делово изложил ему свою просьбу и объяснил, что приезжать снова из Трявны мне очень неудобно. Дядечка был явно в отличном настроении и сразу же решил мне помочь в таком пустяке, каким было мое дело. Он пригласил меня пройти внутрь, подозвал какого-то сотрудника пониже рангом и распорядился о выполнении всего, что мне будет нужно. Этот другой прошел со мной в кабинет с табличкой ''Вице-консул'', достал красную папку с бланками и подал ее мне, повелев выбрать, подходящее случаю, и заполнить.
Я вышел в приемную, расположился за столом и стал перебирать бумаги. Это были образцы заявлений, доверенностей и прочего разного, чего нужно и можно оформлять в консульстве, проживая за границами нашей любимой родины. Меня позабавило, что все бумаги были составлены от женского лица. Я, конечно, сообразил, что девяносто девять процентов лиц, обращающихся в консульство по каким-либо делам - женщины. В ту пору их, гражданок СССР, проживало на территории Болгарии тысяч пятьдесят. А мужчин - самое большее сотня-другая. Я выбрал образец, что подходил цели моего визита и, исправляя лишь имена и даты, переписал на чистый лист заявление с просьбой разрешить мне вступление в брак. Один момент в образце правда меня смутил, но я не стал ''колыхать''. А именно: там нигде не фигурировало, что заключать брак предстояло с гражданином(кой) Народной Республики Болгарии. А везде было лишь сказано: ''...с гражданином Петко Ивановым Георгиевым, проживающим по адресу...'' Мне это было на руку. Иначе бы пришлось писать в моем прошении: ''...с гражданкой СССР Когай Валентиной Ивановной, постоянно проживающей...'' и далее менять чего-то и исправлять... Я оставил все как было в образце, подписался и вручил бумагу тому самому ''вице''. Он, занимаясь чем-то своим (а, по-моему, просто ни черта не делая), даже не взглянул на мои письмена, подмахнул поперек листка и велел по телефону секретарше доделать всё, чего там необходимо.
Лишь позже я осознал, что именно такое построение ''работы'' в наших учреждениях и позволяло многим хитрецам частенько обходить любые препоны практически везде и всегда. Ведь никто ни за что не отвечал, а всего лишь выполнял указание (устное, между прочим), полученное от вышестоящего начальника. Потом же, если что, оставалось уверенно сказать: ''Да Вы же сами распорядились?!'' И так - до самого верха.
Секретарь Генерального Консульства СССР в городе Русе выдала мне первую в жизни бумажку с гербовой печатью вышеуказанного учреждения. Потом таких бумажек будут еще десятки. А где они все теперь?
Вернулся я в Трявну под вечер и, надо думать, выпил чашка-друга ракия по поводу, столь удачно сложившихся, обстоятельств. А потом Валя занесла мою справочку вместе с тем, чего там еще требовалось, в кметство (мэрию, горсовет), и через недельку мы расписались в очень торжественной обстановке, в присутствии аж пятерых гостей (они же - свидетели этого момента).
Из зала регистрации мы перешли через площадь в ресторан с одноименным городу названием, где я запомнил официанта. Его звали Андрей, и он был русским. (Это было удивительно, и лишь через несколько лет я узнал, как он оказался в Трявне. Все прояснилось, когда мой будущий приятель и коллега Валя Русев женился на сестре этого Андрея - Маше, и она уже мне рассказла историю их семьи.) А пока, мы всемером гуляли на нашей свадьбе.
Вторая довольно странная вещь, в долгой цепи развивающихся событий (а первой я считаю, как раз, получение бумажки в консульстве), случилась именно в ресторане: официант подошел к нашему столику и спросил, кто среди нас - Валентина? Ее вызывали к телефону! В ресторане! Как в западных фильмах про шпионов и сенаторов! Оказалось, что звонила Боряна Ботева, подружка Вали и по совместительству - секретарша кметства, где мы только что регистрировались. Что-то она там напутала в своих регистрах, бланках или еще где, и ей срочно надо было получить обратно, выданное нам полчаса назад, свидетельство о браке и чего-то в нем поменять.
Ну, эту ''Бурёну'', конечно же, Валя пригласила зайти в ресторан, где та моментально появилась и, не слишком долго отказываясь, присоединилась к торжеству, предварительно, разбира се (разумеется), уладив все формальности.
А дело было в том, что Валя просила Боряну после регистрации вписать в свидетельство о браке её девичью фамилию - Когай. Мы заранее договорились, что она ее сохранит. Вот Боряна и вписала, как договаривались, выдала нам свидетельство и то же самое занесла во внутренние регистры их службы. А когда подавала документы начальнику на подпись, тот возмутился, мол не имеет права эта Валя оставлять свою фамилию. Так у них там по-болгарски положено, чтобы, значит, жена обязательно мужнюю фамилию носила и, в крайнем случае, может свою приписать через черточку. Ну, например: Мария... Складовская-Кюри. Хотя, нет: должно быть Кюри-Складовская.
А, не важно! Важно то, что этой Боряне все предварительно подробно растолковали: мол, только в свидетельстве надо написать девичью фамилию, а во внутренних реестрах - все по закону. Ну - ''Буряна'' же! Вот и пришлось во второй раз свидетельство выписывать, как положено. А это означало, что в Советское консульство теперь мы представим документы с Валиной новой фамилией. Чего нам, как раз, и не хотелось. Ну, хоть при переписывании бланков для кметства, Валя умудрилась свою фамилию оставить первой, а через черточку приписать мою. Так, что все-таки - Складовская-Кюри!
Итак, свадьбу мы отметили в ресторане, потом перебрались в какую-то сладкарницу неподалеку поесть мороженого и вернулись домой в Валину квартирку на Светушке.
Очень мне всегда казалось милым и поэтичным название нашего квартала. Жаль, только, что свет на этой Светушке гас по десять раз на дню. Да и не только на Светушке. Так уж там это устроено.
Тут придется внести грустные нотки в мой рассказ, но из песни слова не выкинешь, поэтому - все, как было на самом деле.
В день, на который нам назначили свадьбу, я должен был уезжать в Москву. Билет-то у меня был куплен за несколько месяцев до этого, когда ни о какой свадьбе речь ещё не шла. Обменять же билет на советские поезда было возможно только в международных кассах. А ближайшие кассы - в Велико Тырново. Знаете где это? Ну, и хорошо, что не знаете. Короче, никто менять билет не собирался, равно, как и покупать новый. Но не потому, что я решил не уезжать. Уехать мне было нужно, и уехать срочно.
Первого октября исполнялся год со дня смерти моей мамы. В эту годовщину я должен был быть в крематории. Просто, должен. С таким расчетом я и покупал билет. Но двадцать восьмого сентября я никуда не уехал. Оставалось три дня. Даже, того меньше. И вот, на утро после свадьбы я, оставив молодую жену, помчался в знакомый мне уже город Русе, чтобы сесть на проходящий поезд в Москву. Без билета, однако! Но ведь мне уже несколько недель, как начало везти. Я не сомневался ни на секунду, что уеду без проблем.
Проблемы однако возникли.
Поезд стоял там достаточно долго, так как в Русе проходил пограничный и таможенный контроль. Но времени на то, чтобы устроится зайцем, было всё-таки мало. Надо было успеть договориться с проводником пока не появились пограничники.
Действовал я по наитию, но с умом. Я выбрал вагон, в котором проводник мне показался наиболее покладистым, и прикидываясь шлангом, рассказал ему байку о том, как перепутал дату и, тыча в лицо просроченным билетом, умолял посадить меня в купе. Тот, конечно, усек, что дело может для него обернуться выгодно, но еще не представлял себе на сколько! Слабо отнекиваясь, что мол не положено, он вполне характерно оглядывался вокруг: а не слышит ли кто посторонний нашу беседу. Вот тут я сделал резкий выпад и поразил его в самое сердце: ''Да я тебе заплачу за билет полную цену туда и обратно и еще две бутылки коньяка дам!'' По его офигевшей роже я моментально понял, что сильно переборщил. Но тогда мне было ничего не жалко для достижения цели. А парень, не поверив своему счастью, переспросил меня два раза, чего ему от меня достанется. Я уже не отрекался от своих обещаний, а лишь потребовал, чтобы за такую щедрость у меня было законное место в купе. Ехать в коридоре я категорически не хотел, был в моей практике уже неприятный прецедент.
За мои коврижки у меня образовалось не место, а отдельное купе, где мы с проводником и его приятелем из соседнего вагона потом пили мой коньяк до самых Черновцов. Жаль, что там бригада сменилась, и дальше я ехал уже не в таком комфорте.
А через неделю ко мне приехала Валя, и медовый месяц у нас проходил в Москве. Это были времена, когда за бутылку дешевого болгарского коньяка или за пачку импортных сигарет открывалась любая дверь, оказывалась любаю услуга. Привозить из Болгарии подобные ''пропуска'' в райскую жизнь не составляло никакого труда. Там всего этого было в избытке и очень недорого. Многое нам тогда удалось приобрести и посмотреть, пользуясь такой вот конвертируемой валютой. Недели через две Валюшка улетела, а я начал обстоятельно готовиться к своему отъезду: собирать чемодан.
Отбывал я тринадцатого ноября, сразу после папиного дня рождения. Он отправился меня провожать и хорошо, что сделал это. Трудно теперь представить, но в то время еще ничего было нельзя. Нельзя было ездить за границу. А если и ехали вы, по какой-то магической случайности, то нельзя было ничего туда везти. Привозить чего-нибудь оттуда было еще больше нельзя. На таможенном досмотре у меня вытащили из сумки (был у меня тогда абсолютно фирменный, а не самопальный баул, купленный в Велико Тырново за тридцать два лева) комплект индийского постельного белья, упаковку маленьких шоколадок и банку селедки (!) (не могу вспомнить, зачем я пёр в Трявну эту селедку). Папе пришлось все это имущество, запрещенное для пересечения советских границ, забрать обратно.
А еще, так совпало, что в этот же день из того же Шереметьево-2 улетал мой двоюродный брат, тоже Сеня, со своей семьёй в Израиль. В этот день мы встретились в аэропорту, чтобы расстаться надолго. Следующая наша встреча произойдет абсолютно случайно через четырнадцать лет, в Хайфе, в русском магазине, где Сенька окликнет меня, приняв за Оську. И сильно обалдеет, узнав, что ошибся.
Но это все - потом. А пока, вся родня из Москвы и Харькова провожала первого смельчака на землю обетованную, который прокладывал путь для многочисленной нашей мешпухи. Заодно и меня проводили в края не столь запретные (ведь меня никто не лишал гражданства за предательство родины, как тех, кто держал путь немного южнее).
Вернулся я в Трявну к жене и зажил там неплохо. На работу меня взяли уже через две недели после прибытия, несмотря на то, что я находился в Болгарии в гостях. Валя, разумеется, использовала все свои связи, чтобы я начал работать по специальности.
Пришлось вспоминать, чему меня пять лет учили в институте, кроме марксизма-ленинизма.
Трудновато однако мне пришлось в первые полгода, пока я еще очень стеснялся говорить. Языка-то я не знал совсем. Хорошо, что болгары в массе понимали русский достаточно неплохо. А вот говорили они на нем, как... Но ничего, лиха беда - начало! Со временем я осмелел и стал стрекотать без умолку. Кто меня хорошо знает, скажет, что я не преувеличиваю. Лучше всего у меня получалось говорить по-болгарски после грамм двухсот ракии. Если ракия была сливовая, а не виноградная, то хватало и ста пятидесяти, и речь моя становилась раскованной, почти без акцента. Сам я этого бы не знал, кабы не восхищение друзей и собутыльников.
Вообще, надо сказать, что за первый год жизни в Трявне я выпил раз в десять больше спиртного, чем за всю жизнь до этого. А было мне уже двадцать восемь, а не пятнадцать. Хвастаться этим не стоит, да я и не хвастаюсь, просто вспоминаю то время.
Жили мы с Валей в ее квартирке на четвертом этаже хорошего кирпичного дома на Светушке. К этому времени с помощью своих родных она уже смогла ее выкупить и квартира была, по сути, нашим настоящим семейным гнездышком. О том, сколько и как мы ее переделывали и улучшали можно написать отдельный объемистый том, но в конце концов она из гарсониеры (однокомнатной квартиры) превратилась в апартамент из двух с половиной комнат. И очень-очень неплохой! В эту квартиру мы принесли нашу Альку, которая, как и положено, родилась через девять месяцев после нашей свадьбы. Было это, конечно же, совсем не рядовым событием в жизни нашей семьи! Да и в масштабах всего города Трявны - весьма заметным фактом.
Рожать Вале врачи запретили еще в юности, после тяжелой аварии, в которую она попала, из-за перенесенных ею операций. Она скрыла от меня такой категорический запрет, а говорила, что, просто, должно было пройти много лет, прежде чем ей будет можно иметь ребенка. Из-за этого ей назначили кесарево сечение, что по болгарски звучало как ''цезарево''.
За несколько недель до операции она легла в родильное отделение нашей городской больницы, которое тогда располагалось на втором этаже двухэтажного дома в старой части города. А на первом этаже там находилась ''хирургия''. Я приезжал туда на велике каждый день после работы, и мы разговаривали: я с улицы, а она с балкона. Порядки были строгие и, невзирая на все ее знакомства, меня внутрь не пускали. Кроме неё в родильном отделении находилась лишь еще одна женщина, которую звали Ана. Эта Ана была огромной, смуглой, черноволосой русенкой. Роды у нее были вторые. А из-за ее потрясающего веса ей тоже предстояла операция. Консилиум из трех акушеров, хирурга, анестезиолога и заведующей педиатрией назначил операции Ане и Вале на двадцать шестое и двадцать восьмое июня соответственно. Но моя жена не захотела оперироваться в день своего рождения и уговорила Ану поменяться датами. Таким образом, день рождения нашего ребенка был назначен мамой самостоятельно.
Один из акушеров по фамилии Иванов еще полтора месяца назад напирал на то, что делать Вале операцию давно пора. Слава богу, завотделением имел свою точку зрения и настоял на ней. А вот с Аной все получилось иначе. Сама она считала, что ей еще месяц надо носить ребенка. Но тот же Иванов в этот раз таки настоял, что время пришло. Об этом - чуть позже.
Двадцать шестого июня в девять часов утра я сидел на работе, на нашей городской АТС и, кажется, даже работал. Мудрый наш шеф, Васил Москов, именно мне, как наиболее свободно владеющему болгарским языком, поручил отвечать на звонки службы ''повреди'', которая являлась аналогом всем известного ''бюро ремонта''. Мне такая практика принесла много пользы, но абонентам, которые в раздражении, из-за отново не работающего телефона, звонили на станцию, она явно удовольствия не доставляла. Попадать на руснака, едва подбирающего слова и неспособного досконально понять проблему, точно в этот момент им хотелось меньше всего. Но скажу, что так было лишь первое время. За свои семь лет на АТЦ (АТС) я большую часть проработал квалифицированно и к языку никто придраться уже не мог.
Вот и в это утро раздался вызов ''повреди'', и мягкий мужской голос попросил к телефону Семиона. Это звонил заведующий отделением акушерства и гинекологии доктор Карагьозов, пожелавший лично сообщить, что двадцать минут назад у меня родилась дочь.
Кто-нибудь представляет мое состояние? Дудки, бедная у вас фантазия, представить что я ощутил в этот момент. Сорвавшись с места, я кинулся в роддом, не соображая даже, что меня туда все равно не пустят. Да и зачем?..
На следующий день я опять пасся под окнами родильного отделения пока не увидал Валю. Она мне помахала рукой, но поговорить мы не смогли. А как мне хотелось увидать дочку. Наша хорошая знакомая, очень большая Валина приятельница доктор Бызева, которая работала заведующей терапевтическим отделением тревненской городской поликлиники, уже побывала у Валюшки и рассказала мне по телефону, какая наша доченька - красавица. Описывая ее, Бызева, почему-то, особенно упирала на то, что ''она такая беленькая!'' Я недоумевал, а с чего бы ей быть черненькой? Потом Пепа Пашева, соседка и самый близкий для Вали в Болгарии человек, объяснила мне, что поскольку среди болгар много смуглых, белый цвет кожи особо ценится, как признак чистоты расы.
Я пришел на работу, но работать и не думал. Я думал, как мне попасть к Вале и к дочке. Примерно я себе это представлял, но мне был нужен сообщник. Нашел я его легко. Коллега Арсо Маджаров был прикольщиком по натуре и классно подходил для моей задумки. Мы чётко договорились с ним, как будем действовать, и поближе к концу моей смены Арсо выдернул предохранители на линии роддома в нашем репартиторе. Не надо вам знать, что это означает. Достаточно сказать, что мы просто вырубили им телефон. Уже через десять минут из хирургии, что была этажом ниже, раздался зов о помощи. Конечно же, мы изобразили, будто ищем повреждение и через пять минут сообщили им, что проблема - на сто процентов в ''ихнем'' аппарате. На просьбы прислать поскорее мастера Арсо слегка покривлялся, что мол это возможно только завтра утром, а потом нехотя согласился упросить одного коллегу посмотреть, что у них там произошло. Короче, через пятнадцать минут я ''чинил'' этот телефон в кабинете главной акушерки в двух шагах от моего пополнившегося семейства. Маджаров не подвел, телефон заработал, а меня с почётом проводили сначала в палату к жене, а затем мы с Валей пошли смотреть дочь.
Кажется, тогда-то мы и решили как её назовем. ''Запишем Александрой, а звать будем Алькой'', - сказала Валя, как с губ у меня сняла. Однако, проблема подстерегала нас впереди. Через пару дней выяснились, что болгарские законы по регистрации актов гражданского состояния снова встали на нашем пути. Теперь оказалось, что ребёнку нельзя давать фамилию матери. Только - отца. Поскольку, дитя родилось в законном браке.
Буквально за день до Алькиного появления на свет, в роддоме появилась одна цыганка, которая ни в каком браке ни с кем никогда не состояла. Это ей совсем не помешало родить здоровенького карапуза, которого, сразу же объявившийся папаша, решил записать на свою фамилию. Ан, не тут-то было. Раз вы не расписаны, ребенок получит фамилию матери, объяснили ему в горсовете. У нас же ситуация была обратная. Хоть разводись. Ну, я сам не хотел, чтобы моя дочка с явными корейскими чертами лица носила еврейскую фамилию. Валя поначалу с подозрением отнеслась к этой моей ''тезе'' (позиции, идее), но вскоре разделила таки моё мнение и поддержала полностью. Втолковать же это братьям болгарам не представлялось возможным ни за что. В кметстве Альку на Валину фамилию отказались регистрировать категорически. Но они не на того напали. Я решил, что сначала получу свидетельство о рождении для Альки в нашем консульстве и, когда предъявлю его в Трявне, им будет некуда деваться. Взял на работе отгул и двинул в Русе.
Летом, почему-то, когда народ наиболее подвижен, в славянских странах обычно начинается всяческий ремонт, который, будучи призванным улучшить условия пассажиропотока, как правило, сильно мешает спокойному перемещению народных масс. В то лето исключения не произошло. На железной дороге шёл ремонт, и поезда до Русе не ходили. На станции Горно-Оряховица надо было пересаживаться в автобусы и на них ехать дальше, параллельно железке до полустанка с миленьким названием ''Две могили''. А оттуда - опять на поезде - дальше в Русе. Ввиду вышеизложенного, вся поездочка удлинялась часа на полтора-два. А ведь потом надо было еще вернуться домой.
Прибыл я к дверям консульства примерно за час до окончания приема. А принимали они там, всего-то, до обеда. Все же, я успел попасть в кабинет к молодому, незнакомому мне вице-консулу и подал ему заявление со всеми бумажками, что сумел собрать по нашему вопросу.
Парень попался дотошный, как того и требовала его кагэбэшная должность. Раскрыв папку с Валиным личным делом, он полистал ее туда-сюда, почесал в затылке, мдакнул и сделал неожиданный вывод:
- Так вы же оба - советские граждане!
- Да, - подтвердил я, еще не понимая, куда он клонит.
- Так вы же должны были регистрировать брак у нас в консульстве. Как же это вы ухитрились расписаться в болгарских органах?
Вот тут уже смекнув, что этот фрукт сейчас начнет лепить из меня вражеского агента, я перешел в атаку:
- Но вы же сами дали мне разрешение.
- Я Вам ничего не давал, - возопил он и вскинул руки, загораживая лицо, как-будто, я хотел его ударить.
- Ну, не Вы лично, а другой консул, который здесь был тогда, - не сдавался враг советской бюрократии.
- Но это же - незаконно. Ваш брак считается недействительным. Мы должны его аннулировать, а вам придется заключить его повторно, на территории Советского Союза, - бегло втолковывал он мне на повышенных тонах.
- Ну, знаете! Это у вас - незаконно, а у нас - вон, дочь родилась. Чего ж, законнее? - Я сам удивлялся своему нахальству, но, прожив уже столько времени вдалеке ото всей до боли знакомой этой мерзкой формалистики, я нисколечко его не боялся, и было мне наплевать на все бумажки. А зря.
- Вы подождите пока здесь, - оставил он меня и отправился, видимо, на поклон к начальству. Минут через пять он вернулся и вежливо, весьма любезно, как-будто только минуту назад не орал на меня, поинтересовался, а когда у меня обратный поезд в Трявну?
- Да только в семь вечера.
- Ага, тогда вот что, сегодня у нас уже прием закончен, но для Вас мы сделаем исключение и после обеденного перерыва Вас примет Генеральный Консул, чтобы решить этот вопрос. Ваш вопрос действительно трудный. Я ему уже доложил, и он просит Вас заити после трех часов. Вам удобно?
Мне было удобно. Удобней не бывает.
Следующие несколько моих часов были живой экранизацией всеми любимых текстов Жванецкого. Я и в парке погулял, и на скамейке полежал, а ровно в три явился к воротам уже родного мне учреждения. Между прочим, прохаживаясь по солнечным аллейкам вблизи свежевыстроенного здания с огромным золоченым куполом и трагическим названием ''Пантеон'', я обнаружил, что вдоль дорожек располагается множество каменных плит с высеченными именами павших за отечество героев. В тот момент мне на память пришло: ''Вот тут он и ляжет, один из тех, что были с нами...''
Никакой генеральный меня не ждал. Принял меня тот же самый молодой гэбэшник, потирая руки от удовольствия.
- Все в порядке! Мы нашли. Мы нашли! Вам не придется перезаключать брак с Вашей супругой. (''А с кем придется?'' - едва не вырвалось у меня). Мы нашли, вот смотрите, - он раскрыл передо мной талмуд в тысячу страниц (''долго же им здесь пришлось искать'', - подумалось мне) и, тыча пальцем в одну из страниц, стал зачитывать...
Из его слов получалось, что граждане СССР, находясь за границей, должны заключать брак между собой исключительно в советских органах, то есть, фактически, на территории нашей родины, например: в посольстве, консульстве, торговом представительстве, на худой конец - на борту судна, плавающего под Андреевским флагом. Из всего вышесказанного однозначно получалось, что мы с Валей очень серьезно нарушили законы советского государства и, являясь преступниками в прямом смысле слова, должны немедленно понести строжайшее наказание (''или, все-таки, будут судить?''- мелькнуло в моей голове.) Тут вице-консул продолжил речь, сглотнув, накопившуюся у него от продолжительного пассажа, а вовсе не из кровожадности, слюну. Далее в этой мудрой книге следовало уточнение, из которого мы узнавали, что в и с к л ю ч и т е л ь н ы х случаях допускается регистрация брака между двумя советскими гражданами органами той страны, в которой этот брак заключается. Мне в очередной раз стала очевидна гениальность поговорки: ''когда совсем нельзя, но очень хочется, то немножечко можно''. А уж гениальность составителей наших законов не подлежала сомнению.
- Вот видите! Мы будем считать ваш случай - исключительным! - с неподдельной гордостью, то ли за себя, то ли за державу, а то ли, все-таки, за наш случай, вынес он окончательный вердикт.
Мне-то лично, уже два года, как было понятно, что наш случай - абсолютно исключительный, но теперь и советская власть признала это официально!!!
Ну, конечно, я в этот момент возгордился!
Теперь оставалось уладить формальности и зарегистрировать нашу Альку на фамилию мамы. Ознакомившись наконец со всеми нашими заявлениями и пожеланиями, служитель советской дипломатии, уже войдя в свою обычную роль, объяснил мне, что мы таки, имеем полное право выбрать для своего ребенка фамилию отца или матери, если та сохраняет за собой девичью фамилию (''сохраняет, сохраняет''). Если же, родители не пришли к согласию.., тут он снова погрузился ненадолго в талмуд,.. то фамилию ребенку, выныривая на поверхность, сообщил он, выбирает консул!
Вот ведь, чего даже было доверено вершить нашим номенклатурщикам, ...ать их ..тить!
Однако согласие в нашей семье надежно подкреплялось заявлениями обеих сторон (написанными одним и тем же моим почерком) и не вызывало никаких сомнений. Поэтому, уже через пятнадцать минут этот расторопный ангел-хранитель государственности за пределами отчизны притащил мне новенькую сиреневую корочку со знакомыми с детства вензелями, где стандартным, тоже жутко знакомым почерком было указано, что доченьке нашей впредь предстоит именоваться Александрой и носить отчество Семёновна, а фамилию... Когай-Вексельман. И здесь уже Валентина была переписана так, как не очень-то ей хотелось.
С этим моментом я смирился сразу. Он мне даже понравился. Но вот, что вызвало тревогу, так это фальсификация и явный подлог в дальнейших записях. И я тут же сам раскрыл нашим доблестным органам глаза на возмутительнейшый факт. С национальностью отца в документе было все в порядке, он значился как ''еврей'', коим и являлся до последней капельки своей поганой крови. Но вот национальность матери-кореянки указывалась как ''русская''. А это могло в будущем расцениваться соответствующими инстанциями как очередное полит-преступление нашей семьи, причем, с националистическим подтекстом.
- Да, какая ж она русская? - постукивая пальцем по фотокарточке своей нерусской супруги, убеждал я этого, кем он там был по званию? - Да вы посмотрите внимательно.
Но не для внимательного рассматривания чужих жен был поставлен туда этот, кем он там был по званию. А совсем-совсем для другого: он был призван соблюдать социалистическую законность, чего он и делал, со всею своей изощренностью и старательностью, изыскивая исключительность в случаях, где все было предельно просто.
Таким вот удивительным образом, дочь наша приобрела себе длинную звучную фамилию, а заодно с ней - национальность, о которой другие могли только мечтать.
В качестве бонуса к этой невыдуманной истории мне остается добавить, что после развала СССР нам, как и всем бывшим гражданам бывшего государства, пришлось выбирать и оформлять себе новое российское гражданство (за иностранные деньги, между прочим). Валя, находясь по каким-то делам в посольстве в Софии, сделала это и за себя и за меня (!?!) в местном консульстве.
Имея уже с полгода на руках хрустящие, красно-бордовые паспорта, пока еще с серпом и молотом, а не с двуглавой птичкой, мы вдруг получили письмо из Генерального консульства в городе Русе. В этом официальном документе нам с супругой недвусмысленно предлагалось в кратчайшие сроки прибыть в консульство для оформления российского гражданства, взамен прежнего советского и иметь при себе по энной сумме в долларах США.
''Вашему сыну гражданство будет предоставлено бесплатно'', - указывалось в заключении этого документа.
2006. Хайфа.