ЖИЗНЬ ИМЕЕТ ПОВОРОТЫ
Возвратившись в номер, Мейлах забросил чемодан с бантиком под кровать и не раздеваясь обессиленный бросился на одеяло. Домой ему возвращаться не хотелось, заграница, к счастью, отпала. Завтрашний день не был определён, но он уверен, что выход найдётся. С такими мыслями он уснул спокойным, глубоким сном, с хорошими сновидениями.
Стук в дверь он не услышал, но когда в комнату вошёл мужчина с вопросом – «Можно к вам»? – он сразу проснулся. У дверей стоял озабоченный человек его возраста и волнуясь о чем то желал спросить.
- Проходите, присаживайтесь. Я внимательно вас слушаю.
Видите ли, уважаемый, у меня вопрос к вам, сугубо личный. Меня интересует Софья Борисовна, и если вы знаете, попрошу сказать, где она находится. По моим сведениям, она должна была уехать за границу, а так ли это, я точно не знаю. Я её бывший муж, на этом основании ею интересуюсь.
Мейлах, сразу же решил сказать правду.
- Да, она уехала несколько часов назад заграницу на теплоходе. К сожалению, вы опоздали - сказал Мейлах. Как говориться – пором ушёл, в далёкие края.
Незнакомец, схватившись за сердце, обмяк, сидя в кресле и застонал. Ему было плохо, но он всё же решил откровенно поведать о возникших у него проблемах:
Вы знаете, как не честно она со мной поступила. Принуждая меня для выезда за границу и не получив моего согласия она нашла способ, чтобы исполнить задуманное, но она меня полностью ограбила и оставила без жилья. У нас была хорошая квартира. Она прописала родственников и в моё отсутствие, собрав свидетелей, меня, хозяина, выписала. Кроме того, у меня были уникальные ювелирные изделия доставшиеся мне в наследство от деда, который был очень богатым, известным ростовщиком, у которого в долгах были высокие особы принадлежащие даже к царской семье. За этими украшениями охотятся коллекционеры с мировой известностью, в том числе её родной дядя, который и выманил её за границу, что бы заполучить эти вещи. Раз она выпорхнула туда, то уже всё это для меня безвозвратно пропало. Она разрушила мою жизнь, и оставила у разбитого корыта.
Завершив свой откровенный рассказ он ещё больше разволновался и стал тяжело дышать. Мейлах кинулся к медсестре, что бы вызвали скорую, но скорая пришла слишком поздно – мужчина скончался от сердечного приступа. Его забрали, записав в свидетели трагической смерти Мейлаха и Гришу.
* * *
На следующий день, Мейлах вспомнив про чемодан, решил использовать его для своих нужд, так как старый не имел товарного вида. К своему удивлению, всё, о чем говорил первый муж Софьи Борисовны находилось в этом чемодане! Лежащие в чемодане сапоги невзрачные на вид были битком набиты драгоценностями. Кроме того, в двух больших свёртках находились большие суммы в советских купюрах и иностранной валюте.
- Ничего себе тугрики! - удивлённо подумал Мейлах, - что мне с ними делать? Ещё посадят! Зачем мне эта золотая лихорадка на мою бедную еврейскую голову? Мейлах озабочен был свалившимся на него богатствам и хотел пойти к Грише, посоветоваться, но в его дверь постучали. Он задвинул чемодан под кровать и открыл дверь – на пороге стоял капитан милиции. Ноги у Мейлаха задрожали, по спине, как водится, поползли неизвестно откуда взявшиеся проклятые мурашки.
- Вы гражданин Кац Мейлах Абрамович?
- Да, это я, которого вы видите. А в чём дело, если не секрет? Я такой законопослушный человек, что вы даже не поверите! Может какая помощь органам нужна? – вдруг от страха разговорился Мейлах и хотел продолжить монолог, но страж порядка его упредил:
- Да, нужна помощь. Нас интересует человек, который вчера скончался в вашем присутствии. Вы его знали? И как это получилось, что паспортные данные покойника совпадают с вашими? Вот посмотрите.
- Это мой родной брат. Мы с ним близнецы! Давно не виделись и он от волнения, как говориться – дуба дал! Такая вот печальная история.
- А почему у вас имена одинаковые? Кто же близнецов называет одним и тем же именем? Мало на свете имён, что ли?
- Простите, но как водится пока, новорождённые сами себя не называют, это забота родителей. И потом, вы не правы. Я, как вы видите из документа - Мейлах , а он Мейлох, разница в том, что он, в конечном итоге – «ЛОХ», это всё объясняет!
- Ну, хорошо, всё понятно. А у вас деньги есть? – спокойно спросил капитан.
- Ой, что вы, какие у простого еврея могут быть деньги, о чём вы говорите! А что вы хотели, со мной поделиться? – спросил Мейлах и испугался своей смелости.
- Это же ваш родной брат умер. Его требуется забрать из морга, похоронить. У него кроме вас здесь пожалуй больше никого нет. Не можем мы у местных властей разорять скудный бюджет на приезжих людей.
- Так это само собой, как говориться, - залепетал грустным голосом Мейлах и пустил слезу для убедительности.
Ну, хорошо, договорились. Подпишите протокол и займитесь покойным. Капитан приложил ладонь к козырьку и вышел из номера. Мейлах облегчённо вздохнул.
В ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ
Не страшись смотреть – вперёд ногами.
Мейлах сразу пошёл к Грише за помощью и советом. Рассказал ему всю историю с Софочкой, с её мужем, но утаил то, что касается денег и драгоценностей. В то же время выразил нежелание возвращаться к такой же коварной Рахиль Менделевне. Одессит Гриша, не зря был из Бобруйска. Он сразу нашёл вариант, который можно без сомнений превратить в реальность. Мейлах, для претворения идеи в жизнь, отвалил Грише хорошую сумму и работа закипела.
Софочкиного мужа упаковали в цинковый гроб, указали адрес Рахиль Менделевны, приложили паспорт Мейлаха и нужные справки, как сопроводительные документы. Гриша, нашёл друзей одесситов, которые промышляли частным извозом по железной дороге. Не так давно его приятели Наум с Иосифом, купили по «случаю», у железнодорожников холодильную секцию, за три ящика водки, для перевозки с южных широт вина и фруктов в северные районы, и в районы средней полосы. От паровоза отказались. Подумали, зачем им это шумное чудо с чумазыми машинистами, если за две бутылки их прицепят к любому поезду и отбуксируют куда надо!
Так вот, к перевозке вина и фруктов добавился ещё один популярный груз – цинковые ящики. На курорт едут все, в том числе и больные, но они ведут себя, на свободе, как здоровые – пьют, курят и вообще дают «дрозда», а потом сыграют в ящик и все дела, только остаются заботы по их доставке. К основным грузам, Наум с Иосифом добавляли и такие. Вот таким образом, «дубликатом бесценного груза», как когда то сказал Владимир Маяковский, Мейлох -2, поехал выполнять последний супружеский долг, взамен Мейлаха -1, то есть на свои похороны.
- Ребята! Вы, пожалуйста, сделайте всё как нужно и доставьте куда надо! – просил Мейлах.
- Об чём речь, за эти деньги, ради этого заказа , мы можем даже изменить направление любого поезда. Если что, так мы министра МПС возьмём в долю! - успокоили Мейлаха деловые партнёры и погрузив цинковый контейнер дали сигнал начальнику поезда на отправление состава. На следующей станции они взяли ещё два таких ж контейнера, ожидавших попутного направления. Освободившись от погрузочных работ, на цинковом «столе» компаньоны расстелив газету «ПРАВДА» , расставили снасти для еды и обстоятельной беседы о насущных делах. На стыках рельсов, весело звенели гранёные стаканы ударяясь краями друг о друга. Аппетитное сало, рядом с колбасой и хлебом дразнило чесночным запахом и напрашивалось к быстрейшему употреблению. После выпитого у напарников появилась новая идея – выкупить пару метров государственной границы, что бы не усложнять жизнь желающим гражданам выехать за «пределы» всякими формальностями для её перехода. Тогда граждане будут свободны в выборе и «пределы» не будут им мешать.
За хорошую доплату машинистам, поезд шёл быстро, как литерный, через двое суток груз был доставлен на товарную станцию, указанного в сопроводительном листе города, где его ждали Рахиль Менделевна и Василий с Фёдором.
- Иосиф! Который из трёх Мейлах? Я уже позабыл – сказал Наум.
- Да какая тебе разница, гробы у всех цинковые! Разгружаем, который поближе к дверям, что б зря не горбатиться – ответил Иосиф и подвёл катки под ближайший контейнер.
Хозяйка! Возьмите ещё, переданный для вас чемодан с вещами и пишите расписку в получении всего, что мы вам доставили. Рука Наума протянула карандаш и тетрадку «хозяйке».
Рахиль Менделевна, стала напряженно думать, как это сделать, а потом спросила:
- А где здесь письменный стол? Может я в контору схожу?
- Может ты ещё в университет пойдёшь? – с раздражением сказал Наум, филолог, с университетским образованием, - на ящике пиши, писательница нашлась. Пиши, - «Я, такая – то, и так далее…»
Рахиль долго обдумывала текст расписки, а потом, корявыми буквами, медицинским почерком вывела:
РАСПИСКА
Я, такая – то, и так далее - Крендельсон Рахиль Менделевна, получила Мейлаха в ящике, и ещё кое чего в чумайдане от Йоси и Наума, в чём расписываюсь собственной рукой. Если они чего мне не додали, то расписку считать не действительной.
Старательно послюнявив химический карандаш для завершающего этапа создания документа, она поставила такую замысловатую подпись, что ни один почерковед её не расшифрует, и пожалуй, никто её не сможет повторить для подделки! Протягивая расписку строгому Науму она фиолетовым, как у гадюки ртом уточнила:
- Всё ли, как надо я написала, или ещё чего добавить?
- Тебе бы в министерстве финансов работать. Ставить подписи на казначейских билетах. Ни один фальшивомонетчик не подделал бы деньги с твоей подписью!- сказал Наум и помахал ей распиской. Поезд постепенно набирая скорость повёз фрукты и оставшихся в цинковых ящиках «гуляк» к месту назначения.
* * *
Жители «Четвёртой Трудовой» улицы с огорчением встретили весть о безвременной… Особенно переживала неприметная, добрая и спокойная тётя Дуся, у которой с Мейлахом установились самые уважительные отношения.
Во время войны, когда фашисты заняли город и сгоняли всех евреев в гетто, для последующего уничтожения, тётя Дуся, простая белорусская женщина не имевшая никогда ни мужа, ни детей спасла маленького еврейского мальчика, оставшегося сиротой и вывезла его из города в безопасное место.
Выезд из города контролировался немцами, но она под видом своего ребёнка, на деревянной самодельной коляске, прикрыв его тряпьём повезла через пост в сельскую местность, где было спокойней
. Немец попытавшийся заглянуть в коляску, получил от неё предупреждение, что у ребёнка тиф и она замахала руками при его приближении к коляске. Сама тётя Дуся, для убедительности, на лице приспособила марлевую повязку, предохраняющую от возможного заражения. На этой коляске она увезла его за полсотни километров, а после ухода немцев вернулась с ребёнком в свой город.
Жили они по соседству с Мейлахом, бывшим партизаном, знавшим цену поступков с проявлением личного мужества. Мейлах, как мог, помогал. С окончанием войны ребёнка разыскали родственники. Забрали с собой, а потом вывезли за границу. Предлагали тёте Дусе выехать с ними, но она отказалась, а память, привязанность и любовь к спасённому ею мальчику осталась навсегда!
Дора то же искренне сожалела о человеке, которого она безнадёжно любила. Те редкие встречи подаренные судьбой она вспоминала с тихой грустью, не высказывая своих чувств никому. Она понимала, что Мейлах один, а женщин вокруг много и довольствовалась тем, что иногда было доступно.
Мы с ребятами, жалели Мейлаха по своему, с добрым чувством от общения с ним и сожалением, что созревающие груши он не попробует, что не с кем будет петь песни и не над кем подшучивать.
Василий с Фёдором, бросившие пить, начали опять постепенно закреплять эту дурную привычку, со словами – «За Мейлаха»!
Гражданская панихида была не затяжной. Рахиль Менделевна, в новом бархатном платье, принадлежащим ранее Софье Борисовне из полученного ею от Мейлаха чемодана, обращаясь ни столько к усопшему, сколько в назидание живущим сказала:
- Не надо было на курорты ездить, так ещё бы и нас пережил! А теперь спи спокойно Мейлах, ты заслужил это, как никто другой… Мы всегда будем тебя помнить, вернее – вспоминать! – поправилась она в неточно выраженном обещании и первая бросила три горсти земли в яму.
ПАМЯТЬ
В городской бане был самый «сенокос», как во все выходные дни. Клиенты, просили веники от Мейлаха. Соломон, учитывая, что «Мейлах – всё»! - делал на них наценку в двух кратном размере, что бы на вырученную разницу, почтить память хорошего человека добрым словом! Никто не возражал, тем более, что повод давал клиентам возможность приложить свои три рубля, утаённые от своих жен на поминальный стаканчик с неимоверными трудностями. В бане собрались все мужики с Четвёртой Трудовой улицы и решили, что нужно имя Мейлаха увековечить в названии улицы. Зачем нам четыре «Трудовые» улицы, наделали их, как «авеню» в Ню – Йорке. Хватило бы пока трёх, а четвёртую, тупиковую, нужно назвать – «Тупик Мейлаха»! – коротко и ясно. Все единогласно подняли стаканы вверх, воздержались только те, кто уже не мог поднять вверх буйную головушку. Выбрали редакционную комиссию, которая должна была сочинить письмо в Горисполком с предложением.
Письмо сочинили быстро. В нём обосновывалась просьба о переименовании улицы Четвёртой Трудовой в Тупик Мейлаха в честь бывшего партизана, сбившего вражеский самолёт, известного всей улице и кое кому из столицы поэта, инициатору очистки общественных туалетов и популярному исполнителю советских песен в трезвом виде. К тому же, он известен, как основоположник и инициатор создания кузницы партийных кадров в спец интернате, для, сами знаете кого! Тем более, что благодаря ему «веник от Мейлаха», расслабляет спины рабочих и рассасывает мозоли с задниц управляющего ими персонала.
Под петицией подписались все участники принятия решения , а так же мы, с Лёней и Мишей Крендельсоном. Банщик Соломон, понюхав бумажку, через свои толстые очки, подпись не поставил, но сказал полу шёпотом:
- Хлопцы, што ви видумали? Кто к вам назовёт улицу именем еврея, каторый не сидит в Кремле около «У ОН»! Ви все чокнутые, как Фима лодкой по голове с нарушением его очень нервной системы! Ви миня в это дело ни впутывайте, прашу вас, я не люблю беседовать с КеГеБе на любую тему!
* * *
Отправив тело, под условным названием «Мейлах - 2», Гриша, Мейлах и примкнувший к ним Альберт, по существующей традиции собрались помянуть усопшего, в обычном рабочее – крестьянском кафе, где им никто не должен был мешать. Здесь нужна была обычная человечность, а не публичность, размах и роскошь. Решено было помянуть простого человека, случайно встретившегося на их пути и отправленного в последний.
Кафе было настолько скромным, что к вечеру в меню остались только винегрет с сельдью, колбасная нарезка, пирожки с ливером и яйца куриные сваренные в крутую. Из напитков «Перцовка» - от всех горестей и болезней и газированная вода «Буратино».
Сначала выпили молча. Закуска была скромной и их немного «торкнуло», от жалости к усопшему, от своих проблем, усталости и прочих обстоятельств, когда хочется выпить по поводу, а продолжить, по инерции, забыв повод. Понемногу разговорились. К ним подсел пожилой человек, который в другом месте не нашёл убранного от грязной посуды столика. Случилось так, что одинокий человек, пришёл помянуть такого же одинокого друга, о смерти которого он узнал случайно. Интересы присутствующих совпали и дед, которого звали Иван Кузьмич, заказав перцовку предложил помянуть его друга, фронтовика. Помянули. Мейлах с дедом нашли общий язык - оба бывших фронтовика.
Иван Кузьмич быстро обалдел и стал рассказывать военные истории громко, решительно и, вот, описывая бомбёжку позиции он размахивая руками говорил:
- Вот летит бомба. Бабах! Всё рушится! Всё летит в разные стороны:
- Руки сюда! Ноги туда! – здесь официантка приносит поднос имея ввиду, куда поставить заказанное в тон разговору спрашивает:
- А яйца куда?
- А яйца, вместе с хреном улетели! – громко сказал Иван Кузьмич, увлечённый разговором и творческой фантазией.
Чувствуя, что не туда заехал в рассказах, он смутился и сразу заторопился домой. На этом, закончилось печальное поминальное застолье. Все разошлись, для того что бы в последствии собраться для свершения общих дел, но это будет потом…
* * *
Коллективное письмо с просьбой о переименовании улицы было отправлено по назначению в тот же день. Люди надеялись на положительное решение и заранее радовались названию улицы, Мейлаха, которая всегда вызовет улыбку, напоминая случай с туалетом.
Городской «ГОЛОВА» был человеком строгих революционных правил, в своё время, как следует из его биографии, принимал активное участие в революционной деятельности, а в действительности, находясь случайно, в районе стоянки крейсера «АВРОРА» в Питере, где записывали желающих стрельнуть по зимнему дворцу, он то же записался, как на весёлый аттракцион, в последней сотне желающих, да так и не стрельнул. Но с тех пор, купив тельняшку , носил её долгие годы и числился в революционных рядах мятежных матросов. Основная идея революции – создать справедливое общество и сделать всех богатыми, в жизнь не воплотилась, потому, что поделившись с богатыми бедностью, выровняли общество и сделали всех бедными. Умных пересажали, а слишком умных и грамотных – расстреляли, что б не плодились. Остались те, кто «до основанья, а затем…» их и ставили на руководящие должности. Вот откуда появились названия улиц – Социалистическая, Революционная, Красноармейская, Пролетарская, Парижской коммуны. В дополнение к этим, были и такие – Эрнста Тельмана, Карла Либкнехта, Розы Люксембург! Можно подумать, что все эти иноземные, Эрнсты, Карлы и Розы, в глаза не видевшие нашего города, были нам ближе и роднее, чем Феди, Васи и уважаемый нами Мейлах!
Городской начальник, может и обратил бы внимание на Мейлаха, но он был малограмотный и старый, ему было не до бумаг – хотя бы ширинку застегнуть во время, а не то, что бы принимать решения. В общем, на письмо и по сегодняшний день ответа не получили.
Правда, через какое то время на углу известного дома, возле окна, на подоконнике которого часто лежали его зубы, чьей то заботливой рукой была прибита мемориальная фанерка, которая извещала, что «В ЭТОМ ДОМЕ ЖИЛ ПОЭТ МЕЙЛАХ»
Я, догадался, кто это сделал, но не скажу.
ЭПИЛОГ
Я шёл в погожий летний день по городскому кладбищу с букетиком гвоздик на могилку Мейлаха. В небе, взлетая вверх и стремительно падая вниз с незатейливой песней радовались жизни скромные неприметные жаворонки. По некошеной траве прыгали кузнечики и еще какие то мушки, мурашки, таракашки. Жизнь продолжалась казалось бы там, где её нет, но она была везде.
На скромном бетонном обелиске с красной звёздочкой, были выгравированы три заглавных буквы - «К. М. А.», что означало: Кац Мейлах Абрамович. Далее следовали даты и выгравированная надпись: «Спи спокойно!» , а далее, под этим текстом, корявым почерком Рахиль Менделевны, свежим кузбасс лаком дописано – « А то, палучешь у миня!». Эта надпись появилась после того, как недалеко от Мейлаха похоронили его соседку Дору.
Ко мне подошёл смотритель и тихо спросил, а кто он вам? Так, никто, добрый забавный человек.
- А почему у него не обозначены полностью данные?
- Меняются времена и люди есть всякие. Если из мавзолея вынесли «ОТЦА ВСЕХ НАРОДОВ», то бедному Мейлаху, с его фамилией, при смене власти может то же не улежать на своём скромном месте, так решила его жена!
- Хочу заметить, что умное решение – сказал смотритель и продолжил мысль:
- Есть тут у нас, проблемное захоронение. Карьеревич, какой то, не то что бы покоиться, а лежит в постоянном беспокойстве. Люди к нему идут и идут, но что они там оставляют? Ладно, бумажки ветром унесёт, а остальное – не успеваю убирать. То же бы надо три буквы выгравировать. Люди даже подсказывают какие, но не могу я этого сделать самовольно. Пойдёмте покажу где, сами убедитесь.
Я ничего, ни ответил, но вспомнил выражение Рахиль Менделевны - «Каждому сибе!»
Конец первой книги.