«…Странные праздники… Что-то
меня знобит от этого веселья…»
к/ф «Сказка странствий»
Сегодня у меня день рождения.
Сколько мне лет исполняется – не столь важно. Вообще возраст у существ женского пола нужно узнавать исключительно по паспорту – всё одно – сами правду не скажут. Поэтому будем считать, что вы у меня эту глупость и не спрашивали.
Вроде самый обычный день, ничем не отличающийся от сотен других. Но вот не люблю я свои дни рождения. И не потому, что старею и в мучительной тоске считаю бесцельно прожитые годы, нет. Совсем нет. В школьном детстве не любила свой день рождения за то, что он летом. То есть не попадает на учебное время. Всегда было досадно немного, когда кого-то из одноклассников спрашивали: «Почему вчера не был на уроках?», а он, до ужаса довольный своим положением, гордо отвечал: «А у меня вчера был день рождения». И вместо похода к директору после уроков устраивалось небольшое чаепитие.
А сейчас не люблю его за… Как бы сказать?.. За обязательный характер этого мероприятия. Я просто должна его отмечать. Должна и не имею права отказать. Обязана готовить весь день, весь вечер всех развлекать, всем улыбаться, изображать искреннее восхищение подарками, утром обязана перемыть всю посуду, повыкинуть окурки из цветочных горшков и убрать хрусталь в сервант до следующего года. Куча недолюбливаемой родни и не меньших размеров куча друзей почему-то никогда не забывают про эту дату. Заранее пишут на открытках прочитанные в интернете поздравления… Счастья там в личной жизни и все такое… Часами ходят по супермаркетам и ищут подарки, которым я и применение-то потом найти не смогу. Даже при всем моем огромном желании.
Дорогие мои и хорошие, я вас, безусловно, люблю. Куда деваться-то. Люблю всех вас, таких разных и одинаковых из года в год. Но вы никогда не думали вот над чем: зачем мне дарить гитару, если все, чему я научилась в музыке – это кое-как брякать «Собачий вальс» на пианино? Зачем мне книга «500 лучших рецептов блюд из кролика», если я вообще вегетарианка? Зачем мне пособие «Как разводить орхидеи», если я дома умудряюсь засушивать даже кактусы? Нет, я понимаю, конечно, что дареному коню в зубы не смотрят, но все же. И, кстати, зачем мне новая бархатная собачья косточка, если у меня на кровати дрыхнет кот? Задумайтесь, дорогие, когда-нибудь на досуге, перед тем, как пойдете покупать очередной саксофон или рецепты блюд из баранины.
И так вот уж воспитали, что отказать никому нельзя, просто представить невозможно, что я скажу: «Ребята, милые, я день рождения в этом году не буду отмечать, не надо мне подарков и счастья в личной жизни, я в этот день выспаться хочу». Подобные слова, вероятно, произведут эффект взорвавшейся атомной бомбы. Эх… Семейные традиции…
И как представлю гонку с препятствиями по супермаркетам в попытках купить километровый список необходимых продуктов к столу; многочасовое продумывание праздничного меню с учетом всех предпочтений и изысканных вкусов (ах, тете Маше нельзя кушать креветки, она читала, что вредные они; Светочка будет есть торт только при условии, что сливки для крема имеют 11% жирности, упаси Бог – больше – бережем фигуру; Костик терпеть не может белый шоколад, а у Вадима вообще аллергия на красное вино). Дальше интересней – целый день игра в повара, метания между кипящими кастрюлями и шкварчащими сковородками. Кошмар… Бр-р-р…
Нет, я люблю гостей. Очень даже гостеприимный человек. Но под настроение. Пасмурный день, дождик за окном очень противный, выходной. Сделаешь пиццу-вкуснятину или шоколадные круассаны по новому рецепту, позвонишь друзьям: «Приходите на чай… Жду…» И приятный такой вечер получается… В замечательной компании, с интересными разговорами, беззаботным смехом, все в удовольствие.
А вот когда все в обязаловку… Не то. У плиты чувствуешь – ну прям как раб на галерах. К тому же поварята знают, что готовить надо исключительно с душой в хорошем настроении. А тут то окунь не хочет по-человечески потушиться в вине, капризничает, то крем почему-то получается не красный, а розовый, то ты вместо зеленого горошка купила зачем-то банку кукурузы. И так целый день. Ну какая тут радость от праздника? А попросить кого-нибудь помочь – ну нереально просто – все безумно заняты. Очевидно, выбиранием подарков и подписыванием открыток.
Вот и сегодня, стою над нежелающим тушиться окунем, помешиваю его, капризного и думаю: «Вроде все. Последнее блюдо... Конец кошмару. Платье погладить еще. Кота покормить. Да и кактус бы полить не мешало…» Голова болит жутко… Хочется спать… Все это празднование как фильм ужасов… насилие какое-то над именинницей. Ну позвонили бы все по телефону, поздравили, пожелали бы счастья в несуществующей личной жизни, этим и ограничились бы. Нет же. Мучайся, стой, туши упрямого окуня…
Глаза слипались сами собой. Я отломила небольшой ломтик, подула, попробовала – вроде ничего, сготовился. Как там говорят – горячее сырым не бывает? Ну и отлично, значит. Съедят, да еще спасибо скажут.
На совершенном автопилоте я помыла посуду, достала из серванта хрусталь. Все разложила красиво, почти по фэн-шую, расставила, нарезала. Потом кое-как погладила платье, изобразила на невыспавшихся глазах подобие макияжа. Немного покрутилась перед зеркалом – не нравилась я сейчас сама себе, но сил что-то сделать для исправления положения не было совсем. Махнула рукой – все-таки красота это страшная сила.
Я сварила себе чашку кофе и вышла на балкон. Устало плюхнулась в кресло, закурила. Красота… Полуденный зной уже спал, залив мягкими лучами солнца внутренний двор. Все так привычно и знакомо… Бабульки на лавочках… Дремлющие Тузики и Шарики под акациями. Малышня с коленками в зеленке роется в песочнице. Тихо… До прихода гостей еще часа два, может даже два с половиной. Можно и себе их посвятить. На балкон пришел кот, соскучился же – целый день на кухню не пускала, чтобы под ногами не путался. Развалился, рыжее пузо кверху, замурчал. Такая идиллия… Загляденье… Не заснуть бы…
Но проглоченный кофеин спать не давал, поэтому я просто курила, прищурив один глаз, гладила кота и смотрела на Тузиков, бабулек и малышей.
От неожиданного звонка в дверь я вздрогнула. Спихнув уснувшего кота с коленей, помчалась открывать. По пути посмотрела на часы. Странно… Еще полтора часа до появления самых ранних гостей. А кому я тогда понадобилась? Соседке? Занудам из ЖКХ? Маринке? Не понятно. Но открывать почему-то перехотелось. Резко охватившее меня смятение заставило остановиться перед дверью и замереть. Но трезвонили настойчиво. Я медленно, задержав дыхание, подошла и посмотрела в глазок. Видно не было ничего, так как опять перегорела лампочка на площадке. Ну если не везет, так уж везде.
- Кто там?
- Это я, открывай.
Голос был до неприличия знакомый. Ну ни черта в глазок не видно…
- А кто «это я»?
- Ну не узнала, что ли? Открывай шустрей.
К моему огромному удивлению, открывать я, видимо, не собиралась. И зачем я вообще к двери подошла?!
- Нет… Не узнала.
- Во ты даешь! Ну что за дела? Я это, я. Свои, открывай.
Я хотела было ляпнуть, что свои у меня дома сидят, но поскольку под «своими» подразумевала только кота, то промолчала. Скажет еще, что ненормальная. А делать было нечего, надо открывать, молчание затягивалось.
- Если сейчас не откроешь, обижусь нафиг.
Я неуверенно повернула ключ, открыла дверь и интуитивно сделала шаг назад.
Через порог шагнула высокая фигура в черном. Из-под капюшона лица толком видно не было.
«Ну ничего себе розыгрыши на день рождения…» - я сделала еще шаг назад.
- Ну здравствуй…
- П… привет… Ты… ты кто? – я, кажется, начала заикаться от непонимания.
- Да уж. Все еще не узнаешь?
- Сними капюшон, хватит прикалываться. Не смешно, - было уже правда как-то не по себе.
- А я-то думал, наивный, что меня все знают, - он легким движением откинул капюшон. На очень бледное болезненное лицо спадали черные, слегка вьющиеся волосы.
Он неуверенно осмотрелся, замялся:
- А ты… ты дома одна?
- Вы вообще кто такой?! – я уже начала думать, что сплю.
- Я-то?... Я это… В гости я. День рождения у тебя. Хотя я и не по этому поводу. Хоть бы раз прийти… Ладно, это, собственно, все неважно, - он заглянул в зал, поморщился. – Ты это, дверь-то закрывай, сквозняк же, простудишься. Подожди, сейчас добро свое занесу.
Я хотела начать громко возмущаться, что, мол, какое добро? И какого вообще происходит? А этот непонятный мужик тем временем вышел в подъезд, покопался в темноте, аккуратно втащил в квартиру косу.
Железную косу!
Твою мать, реальную железную косу!!!
В какой-то истерике я подумала, что точно сплю еще на балконе, или, может, глюки у меня от жары и кулинарных подвигов. Я как-то вяло попятилась назад:
- Ты… Кто ты вообще? Что тебе нужно? Ты… Я… я закричу сейчас…
Он резко хлопнул дверью, повернул ключ. Я онемела от ужаса, не в силах даже пошевелиться. Бред какой-то. От страха тряслись руки, и соображала я крайне плохо. А он пристроил косу в уголок между моими босоножками и зонтиком. Потом улыбнулся, поворачиваясь ко мне:
- Ну вот, значится, и прибыли. Что в дом не приглашаешь, именинница?
- Что… Кто ты? – спрашивала я на выдохе…
- Да что пристала-то? Не поняла до сих пор, что ли, бестолковая?! Смерть я. За тобой пришел. Жаль, что на праздник получилось, ну ты уж извини. Я, значится, Смерть, а тебя как величать, именинница?
Чувствуя дикую слабость, подкатывающую волну тошноты, я шарахнулась куда-то в сторону. Перед глазами все поплыло. Заорать не получалось. Я, опираясь руками на стену, сделала еще пару шагов непонятно в каком направлении.
Он с изумлением смотрел на меня, и, улыбнувшись еще раз, спросил:
- Ты чего? Что с тобой?
Вместо воплей ужаса я как-то слабо пискнула и потеряла сознание.
«…»
Запах нашатыря возвращал меня к реальности. Он сидел рядом, с тревогой смотрел на меня. Я поняла, что лежу на диване, еще успела заметить, что подол платья с одной стороны задран чуть выше колена. Я одной рукой оправилась, а он усмехнулся:
- Не о том ты думаешь…
- А я вообще не знаю, о чем сейчас надо думать, - почему-то мне было слишком спокойно. Вся ситуация воспринималась адекватно – ну пришла Смерть, ну и что? Почти, как соседка зашла.
Он молчал. Я тоже молчала, рассматривая его. Интересно, сколько ему лет? На вид можно дать и 20, и 40 лет, неопределенный возраст, одним словом. Вполне симпатичный для Смерти. Правда, цвет глаз определить тоже не получалось, казалось, что они и голубые, зеленые и карие одновременно. Ну да ладно, какая разница.
В голову лезли какие-то сказки, фильмы ужасов, бабки-ёжки, мультики, даже Кощей Бессмертный, кажется. Смерть… Смерть…И тут меня осенило.
- Слушай, а какая же ты Смерть, если Смерть – это старуха с косой? Костлявая? Ты какой-то слишком живой и упитанный, - от гениальности этой мысли стало сразу легче.
Он опять улыбнулся:
- Это немного не так. Любите вы, люди, рассуждать о том, чего не знаете. Ну откуда вы знаете, что непременно старуха? Кто такое вообще сказал?
- Ну… Люди говорят, - энтузиазм мой пропадал.
- Люди? Какие? Которые уже умерли? И каким же образом мертвые рассказали это живым?
Да уж. Возразить было нечего. Я подумала было про спиритические сеансы – ну разговаривают же с духами всякие там экстрасенсы? Может так? Но я представила, о чем бы сама беседовала с духом… Уж точно не о том, в каком облике к нему пришла смерть. Поэтому промолчала.
- Вот видишь. Как-то повелось, что к женщинам приходит Смерть-мужчина, а к мужчинам – костлявая старуха.
- Тогда ты должен быть костлявым стариком, - я решила ни за что не сдаваться.
- Но ты же молодая…
- Логично…
Опять наступило молчание. Он рассматривал комнату; встал, подошел к накрытому столу, склонился к букету ромашек в вазе:
- Свежие?
- Вчера купила…
- Мертвые…
- Живые… Пока что…
- Ну это да. Как и все в мире. Пока что живые…
Мне стало грустно. Его улыбки начинали злить. Какая-то нелепая Смерть, ходит тут, ромашки мои нюхает. Ну может я все-таки сплю? Незаметно ущипнула себя – больно. Не сплю, значит. Отлично… Может с ума сошла? Хотя вряд ли. Галлюцинация? Если надавить легонько пальцем на глазное яблоко, то реальные предметы раздвоятся, а глюки (миражи, иллюзии, фантомы и прочая гадость) – нет. Этот паразит в черном раздвоился. Значит, Смерть реальная. Вот точно не везет мне сегодня.
А Смерть все осматривался. Изучал книги на полках, листал журналы на столе. И, похоже, чувствовал себя как дома.
От одной внезапной мысли мне стало так ужасно и плохо, что я заревела.
- Почему я должна умереть? Почему именно сегодня?
Я уткнулась в подушку и плакала, не желая даже слушать ответ. Просто этот вопрос не мог больше оставаться внутри. А он ждал, пока я успокоюсь, и молчал. Минут 10 тянулись вечностью. Мерно тикали часы, в подъезде шумел лифт, на балконе были слышны голоса со двора. Я оторвалась от подушки, всхлипнула. Тушь наверняка потекла.
Он сел в мое любимое кресло, посмотрел на меня:
- Не задавай вопросов, ответов на которые услышать не хочешь. Все умирают. А чем ты лучше других? Ничем. Судьба у тебя такая. Почему именно сегодня – не знаю…
Всхлипы…
- Не ты решаешь, когда?
- Нет.
Всхлипы…
- Я не хочу…
- Знаю. Все не хотят. А те, кто хочет, ну то есть самоубийцы – мы к ним и не приходим. Не успеваем просто.
Всхлипы…
- А как?.. Как я умру?... Во сколько?...
- Ты правда хочешь знать?
Всхлипы…
- Нет…
Мы молчали… Я от неизбежности, он – от необходимости. С трудом я поднялась и села. Тело не слушалось. Может я уже начала умирать?... Блин, бред какой-то…
- У меня еще есть время?..
- Да.
Я пошла на кухню. Машинально сделала чашку чая, тихонько присела на краешек стула и уставилась на часы. 16:27. «Гости скоро придут…» - пронеслось в голове. Стало тошно, полились слезы. Я посмотрела в окно. А за стеклом солнце. И я вижу его последний раз… Отвернулась…
- Не хочешь поговорить? – донеслось из зала.
Я поплелась туда, даже не зная, о чем же еще можно поговорить со своей Смертью. Именно со СВОЕЙ СМЕРТЬЮ. О чем можно потрепаться с другими смертями, я представляла, а вот со своей собственной… Моя Смерть. Даже звучало нелепо. Я зашла и села на диван. Он по-прежнему сидел в моем кресле. Моя Смерть в моем кресле… Захотелось опять зареветь.
- Ммм… Чай с корицей?
Я вздрогнула:
- Чт… что?
- Чай, спрашиваю, с корицей?
- Да…
Он отвернулся и, кажется, вздохнул. Сделав глоток, я спросила:
- Тебе сделать?
- Чт… что?
- Чай будешь? Сделать?
Все его дружелюбие и улыбки сразу исчезли. Мне стало страшно, руки задрожали еще сильней. Он резко встал и подошел к окну. Я онемела. Ну, дура! Дура!!! Смерти чай предлагать! Прибьет косой своей сейчас, попьешь чаю потом на том свете.
Он, не поворачиваясь, еле слышно сказал:
- Да…
Все еще в оцепенении, я сходила на кухню, сделал ему чай в своей любимой кружке (ну не каждый же день у меня такие почетные гости), вошла в зал и поставила его чашку на стол.
- Угощайся.
Мне показалось, что он не решается. Что-то было в его замеревшей фигуре, выдававшее то ли робость, то ли стеснение или все сразу. Он напоминал воробья, который боится схватить крошку, лежащую слишком близко к тебе – и хочется, и колется. Мне его почему-то стало жалко.
- Бери. Остынет же…
Он будто еще раздумывал, потом пересилил себя, подошел к столу. Сделал глоток, закрыл глаза.
- Вкусный… Спасибо…
- Не за что…
И тут меня осенила очередная бредово-гениальная идея, сегодня неизвестно какая по счету.
- С тортом будешь? Шоколадный, с миндалем. Отрезать кусочек?
Он какими-то немигающими глазами смотрел испуганно-враждебно, но я уже разошлась; видимо, шок прошел.
- А вообще… Почему мы с десерта начали? Обедать будешь? Стол уже накрыт, гостям уже не поздравлять меня за ним. Хоть с тобой посидим по-человечески, выпьем, закусим. И поздравишь, и помянешь заодно. Давай? Ты вино красное или белое? Или водки с лимоном?
Вообще-то я не ждала ответа. Даже если мое безумие его разозлит, ну что он сделает? Убьет меня раньше смерти? Не выйдет. Может перед смертью и не надышишься, но я зря что ли готовила все это? Гулять так гулять. Стало весело – помирать, так с музыкой. Он внимательным взглядом неотрывно смотрел, как я разливала вино, накладывала салатики, расстилала салфетки. Наконец я упала в кресло напротив, подняла бокал:
- Ну… Даже не знаю. Давай за нас, что ли!
Глаза его постепенно наполнялись любопытством и удивлением, он тоже поднял бокал:
- Давай…
Я выпила почти залпом. Моментально стало еще веселей и спокойнее. Я дотянулась до пульта, включила музыку. Тихая мелодия эль-арт-рока заполнила комнату.
А он с поднятым бокалом все смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд, но глаза не поднимала. Пришедшему с балкона коту тоже наложила покушать, говорила с ним, трепала за ухом. Потом все-таки посмотрела на Смерть.
Все возможные эмоции менялись в его глазах с бешеной скоростью, губы не улыбались, слегка дрожали. Мне хотелось сказать ему что-нибудь – но что? Откуда я знаю, что сейчас у него в голове? Я даже зажмурилась, потому что мне показалось, что я вижу в его глазах блеск слез.
- Ты… ты чего? – больше ничего на ум не пришло.
- Я… Понимаешь… - теперь это были настоящие слезы. - Еще никто… Никогда… Я не должен так говорить. Все, все, нет, не должен!
- Что? Что никто и никогда? Не умирал весело?
- Не предлагал веселиться вместе… Не приглашал к столу… Не угощал чаем…
Теперь уже я сидела неподвижно, не зная, что сказать, что думать и что делать дальше. Поэтому просто молчала… Он, может, и не человек, но я чувствовала, что ему надо высказаться. Не могла же я отказать своей Смерти? Время еще есть, выслушаю, вдруг помогу чем-то. Наверняка быть Смертью не так уж и весело – никто не любит, не ждет, не рад видеть. А фанатичные готы не в радость, похоже…
- Ты вот знаешь, что такое делать только то, что должна? Нет, не знаешь! Вы, люди, часто делаете то, что хочется, и лишь иногда – что должны. А я всегда делаю то, что должен. Вот ты такая красивая сегодня, тебе бы улыбаться, а я вот должен прийти и забрать тебя! А мне этого совсем не хочется. Но я должен! У тебя праздник, день рождения, а у меня обязанности, понимаешь? Я не могу отказать, я обязан. Мне бы очень хотелось прийти сюда просто так, с подарком, не говорить тебе, что умрешь сегодня.
Он говорил очень долго, даже не замечая, слушаю я или нет. Большей частью я слушала, конечно, но иногда мысли уходили куда-то.
Как странно… И страшно. Я вот жалуюсь и ною, что не могу быть гостеприимной раз в году. Хоть на один день стать милой и покладистой дочерью, сестрой, подругой, внучкой, любовницей и племянницей. Ведь они любят меня, любят по-настоящему, и действительно искренне от души дарят эти дурацкие книжки с рецептами. Почему же мне это так в тягость – уступать хоть раз в году? Вот он, сидящая напротив и плачущая Смерть, вот он хотел бы быть и милым, и внимательным, заботиться о ком-то, окружать теплом. И каково ему делать то, что он должен? Должен отнимать жизнь! Ладно там я; я, может, и не достойна этой жизни, но мир полон людей, которые не должны умирать. Каково ему отнимать жизнь у маленьких детей? Смотреть в их небесные глаза и лишать жизни? Просто потому, что должен! Как убивать людей, отдающих жизнь за других? Как в их глаза заглядывать? Наверное, единственные, кто рад его видеть, по-настоящему рад – это умирающие на больничных койках. И то… Многие не сдаются до конца…
Мысль прервалась на середине, потому что я поняла, что он давно молчит. Сидит притихший, опустошенный и прихлебывает остывший чай. А еще я осознавала, что гостей моих не было по-прежнему. Хотя все уже должны были прийти. Он, видимо, это заметил:
- Не жди их. Посмотри на часы.
Я обернулась. 16:27…
- Но… Так же не может быть…
- Не может. Но я так захотел.
- Как?.. Ты не должен… Что ты делаешь? Нельзя ведь…
- Плевать. Хочу сделать то, что хочу. Хотя бы один раз.
- Не надо. Делай, что должен. Не хочу ждать…
- А я не хочу это дальше обсуждать… Можно еще вина?
А действительно, ну проживу часом больше – какая кому разница? Что со Смертью-то спорить? И я наполнила его бокал снова.
После того, как бутылка опустела, я потеряла счет времени. Мы болтали обо всем подряд, смеялись. Рассказывали друг другу разные истории из жизни, травили анекдоты; потом ходили курить на балкон, зачем-то тушили окурки в цветочных горшках; гадали на ромашках, не вытаскивая их из вазы и роняя лепестки в салаты. Пытались сварить глинтвейн, но только перепачкали плиту и мое платье; потом пели в караоке. Он немного рассказал о своей жизни вне земли, надо сказать, что рассказывать он умел, и после этих рассказов мне захотелось попасть туда, но он спорил, что меня не возьмут. Когда опять выходили курить, он доказывал мне, что курение вредно – я убеждала, что от рака легких умереть уже не успею, так как умираю сегодня. Все, что было за пределами этой комнаты, перестало существовать. Жизнь кипела в этих четырех стенах. На душе было удивительно легко и беззаботно. Смех и улыбки, тосты и пожелания, подколы и шутки – все смешивалось в одну невообразимо приятную смесь. На сколько растянется этот чудный незабываемый вечер – не знаю. Мне было все равно, важно лишь то, что сейчас я наслаждалась жизнью. По-настоящему.
Я что-то горячо доказывала ему, размахивая наколотым на вилку шампиньоном, как вдруг оборвалась на полуслове – часы тикали. У меня похолодели руки.
- Ты чего замолчала?
- Я… Это… Время. То есть часы… Они пошли, они тикают…
- Да. Я скоро ухожу.
Я поставила бокал, положила шампиньон обратно в тарелку. На него смотреть я не могла, тошнота знакомыми волнами подкатывала к горлу. От вина мысли перепутались, и я не могла ничего сказать. Встать тоже сил не было.
Он вдруг рассмеялся, но я глаз не подняла.
- Успокойся. Все в порядке.
Внутри будто взорвалось то, что до этого таилось за улыбками.
- Что?! Что в порядке? Я не хочу умирать! Понимаешь?! – слезы текли ручьями.
- Понимаю. Но ты не умрешь. Не сегодня, по крайней мере. Сегодня я не буду делать то, что должен. Не хочу… Я хочу другое. Хочу, чтобы ты была сегодня прекрасна, счастлива, чтобы ты улыбалась, шутила. Это странный праздник… Невозможное сочетание рождения и смерти.
Смысл его слов до меня не доходил. Я все равно невидящими глазами смотрела в одну точку.
- Да улыбнись же ты! Живая ты! Живая, слышишь меня?! Это действительно странный праздник – ты не умираешь, а я впервые в жизни делаю, что хочу.
Теперь я понимала его, улыбалась глупо как-то, потому что не верила до конца. Не бывает ведь так.
- Давай на посошок, и я пойду.
Мы выпили, сходили покурили. Молча. Каждый думал о своем – я о странном дне рождения. Или точнее сказать о дне смерти? Не знаю. О чем думала моя Смерть? Сложно сказать. Может о том, что все-таки здорово иногда заниматься тем, что по душе. Спрашивать я не стала.
В дверях, с косой наперевес, он улыбнулся из-под капюшона:
- Спасибо за чудесный вечер, именинница.
- И тебе. Ты это… Заходи, если что…
Уже возле лифта он вдруг рассмеялся и обернулся:
- Я обязательно вернусь… Не сомневайся!
01.08.2011