Часть I
Мой главный герой жил в одном небольшом обычном южном финском городке. А вот сам он обычным не был. Он был уже очень развит физически — сказалась дружба со спортом с детства (во многом благодаря отцу —
мускулистому, еще молодому красавцу). Да и пять лет занятий в бассейне сильно помогли обрести эти богатырские плечи, мощную грудь и в то же время удивительную гибкость и грацию кошки. Он был непререкаемым авторитетом и в классе и в секции плаванья. С ним никто даже и не пытался ссориться. Все девчонки просто таяли при его виде, а когда не видели — говорили тоже преимущественно о нем. Ребята перед ним заискивали, стремясь набиться в друзья. Любой другой в такой ситуации возгордился бы и почувствовал себя пупом Земли, но не он. Его всегда отличали не покидающая веселость и открытость. Он постоянно балагурил и был душой любой компании. Анекдотов знал просто море и некоторые ребята в шутку говорили, что наверное он их сам сочиняет, потому что не может человек запомнить столько!.. Память и впрямь была у него феноменальной. Ему ни составляло труда бегло пробежать глазами параграф учебника и на следующий день воспроизвести всё почти слово в слово. Поэтому и был он отличником с первого класса.Всем этим не ограничивались его достоинства. Было еще одно — редкая красота! Многие ребята красивы в этом возрасте, пока еще не оставили своих отпечатков курево, водка и безалаберная жизнь. Но наш герой несомненно выделялся среди сверстников. Светлые волосы и голубые глаза достались ему от отца. Тут была замешана не то финская, не то немецкая. А чувственные губы и необыкновенные большие глаза, чуть раскосые по бокам, как у кошки — это от матери. Небольшой прямой нос с горбинкой неизвестно от кого, скорее всего от деда.И этим не заканчивается прайс-лист преимуществ нашего Мачо. Пришло время назвать его имя и поговорить о происхождении.
Итак звали его Саму. Полное имя — Саму Хабер.
Бабушка его по материнской линии была француженкой и работала после войны в Хельсинки в Коминтерне не то секретаршей, не то помощницей по каким-то малозначимым делам. Первый раз она вышла замуж за помощника режиссера с киностудии (сладкая парочка — помощник и помощница). От этого брака и родилась мама Саму. Но бабушка всегда была натурой увлекающейся и ветреной, как наверное все настоящие француженки, и вскоре, бросив малышку молодому дарованию из киностудии, умчалась в Париж с молоденьким шустрым корреспондентом "Фигаро", вернувшись к хрустящим воздушным булочкам и круасанам в многочисленных кафешках Монмартра и набережной Круазет, к смелой французской послевоенной моде... Не будем осуждать ее за это, а лучше обратим свой взор на другую ветвь генеалогического древа Саму.
Дед его родился и до сих пор живет в Техасе. Да-да!.. В том самом большом штате самой богатой страны мира. Был он там, правда, обычным небогатым фермером и лихо арканил лошадей в табуне... До некоторого времени... Пока у него на ферме не забил нефтяной фонтан, сразу вынеся своего фермера в преуспевающие бизнесмены и превратив в любимого папу и дедушку. Не будем здесь останавливаться на перипетиях судьбы отца Саму (единственного, кстати, наследника нефтяного состояния техасца), неисповедимым образом оказавшегося в далекой Финляндии и живущего теперь вполне счастливо в этом южном городке.
Объект нашего романа совсем другой. Вот давайте и вернемся к этому объекту...
Всё последнее лето Саму болтался по живописным дворикам и улочкам старого и вечно юного Парижа, отданный на попечение бабушки, которая, впрочем, не сильно этим себя утруждала. Французский воздух и игравшие гормоны вылепили к возвращению в Суоми из уезжавшего мальчика прекрасного повзрослевшего юношу, почти мужчину. Когда подростки внезапно вытягиваются, они становятся какими-то длинными, худыми и нескладными. А Саму, благодаря своей извечной дружбе со спортом, сразу стал ладным красавцем. Когда он не без гордости разделся первый раз в бассейне, ребята просто не могли отвести восхищенных взглядов. А тренер похлопал одобряюще по плечу и сказал, что ждет очередных рекордов. Саму же с особенным интересом ждал реакции пожалуй только одной пары глаз... Он тут же подошел к их обладателю и с улыбкой от уха до уха просто обнял ЕГО, сказав, что очень соскучился.
Звали ЕГО простенько и со вкусом — Лаури. Природа еще не перевела его из разряда юношей в мужчину. Был он очень
симпатичным, вполне складным пареньком с огромными зелеными глазами, длиннющими пушистыми ресницами и темного
цвета волосами. Он тоже загорел за лето, но его загар выглядел просто эталоном белизны по сравнению с темно-шоколадной кожей Саму, которая не меняла цвета даже под плавками. Значит, этот сорванец не чурался и нудистских пляжей. Ребята были очень дружны. А началась эта дружба как-то сразу. Два года назад. Когда Лаури в бассейн привела мама и к нему прикрепили из корифеев того самого Саму. Последний взялся за новичка со всей основательностью и рвением. Он без устали показывал ему все тонкости элементов плавания, гонял, как сидорову козу, вдоль дорожки бассейна на время и на расстояние. И без напряга оставался с ним даже после основного времени тренировок, работая над техникой.
Лаури, особенно по началу, уставал так, что еле выползал из воды на четвереньках, а всё тело ныло и болело как большая отбивная котлета (если бы у нее было тело). Но он был совсем не в претензии и с готовностью старательно выполнял всё что требовал его тренер-ровестник. Во-первых, он обдуманно пошел заниматься в бассейн и стремился побыстрее пройти "курс молодого бойца". А, во-вторых, (и это было пожалуй главным, но Лаури никому в этом не признавался) ему сразу очень понравился открытый, красивый Саму. С ним всегда было весело, интересно и как-то по особенному уютно. Лаури с новым другом чувствовал себя, как за каменной стеной. И маме он тоже очень нравился. Она вообще не могла нарадоваться на нового приятеля Лаури. Теперь она всегда их видела вместе, а не где-то неизвестно с кем. Ее просто умиляла взрослая начитанная речь Саму, его рассудительность и воспитанность. Тренировками общение друзей не заканчивалось, и после душа они часто неспешно гуляли по ближайшему скверу, болтая обо всем на свете. Саму был просто ходячей энциклопедией и с знал кучу-малу всяких историй — бывших и вымышленных. С ним рядом просто невозможно было скучать и грустить!..
Часть II
И вот, сейчас они опять встретились.Лаури не узнал своего друга. Он еле доставал ему до плеч своей вихрастой макушкой. Время казалось подшутило и вдруг добавило его приятелю щедрой рукой лишнюю пару лет. Лаури видел перед собой совсем мужчину. Даже с маленькими усиками над верхней губой. А звонкий мальчишеский голосок превратился в раскатистый басок, особенно когда он смеялся. А смеяться он любил. И видимо поэтому вокруг него всегда было как-то весело и сутолочно. Где базарил Саму, там обязательно толпились ребята. Лаури совсем застеснялся своего мальчишеского тела. Поэтому и не стал присоединяться к ребятам, сразу же обступившим, зашедшего Саму. А тот, как обычно побалагурив и рассказав пару анекдотов (на сей раз немецких), сам подошел к одиноко сидящему Лаури, поднял его за плечи и обнял. Сердечко так и запрыгало в груди, как маленький счастливый зайчик. "Значит не забыл и всё еще считает другом. Хоть я ему теперь совсем не ровня..." — подумал Лау, тыкаясь носом в эту крепкую грудь. Но не рост и бас его знакомца так смутили Лаури. Он с удивлением и интересом украдкой смотрел на плавки Саму. Да в общем плавки как плавки — ничего особенного... Но они скрывали (вернее даже не скрывали, а наоборот выпячивали) такие приличные размеры мужской гордости, что сразу вызывали жгучий интерес подойти и оттопырить резинку. Воображение тут же дорисовывало нечто совсем уж невообразимое и тем более манящее...
Всю тренировку Лаури нет-нет да и метал взгляд в сторону Саму и его плавок, под разными предлогами стараясь быть поближе. Саму, казалось, даже подыгрывал ему, назло всё больше прохаживался вдоль бортика, чем плавал, крутясь и виляя тазом. А когда тренировка закончилась, и ребята дружно побежали в душевую смывать с себя хлорку, Лаури пошел специально последним, чтобы дождаться когда плавки будут сняты, а сухие трусы еще не одеты. То, что он увидел превзошло все самые смелые его фантазии... Под душем перед глазами Лаури стоял ОН... сам Аполлон, сошедший зачем-то по случаю на нашу грешную Землю... Загорелое, блестящее от воды тело было словно вылеплено искуснейшим ваятелем. Точеные кубики пресса перекатывались под тонкой нежной кожей без единой жиринки. Накаченные рельефные ноги были столь совершенны, что любая девчонка удавилась бы на месте от зависти. Но самое главное было конечно там — ниже пупка. "Такого завораживающего зрелища не увидишь ни в одной порнографии", — пронеслось в голове у Лаури
После того случая в душе Лау совсем потерял покой... Он все всё время думал о Саму, и о его чудесном превращении "из гусеницы в бабочку". "Ну везет же этому Мачо! Блин! И ему тело, как у Бога, и ему бабушку в Париже..." Все мысли в конечном итоге скатывались к промежности Саму. В бассейне Лаури, хоть и украдкой, буквально пожирал глазами "виноградную гроздь", спрятанную у Хабера в плавках. Даже ночью он теперь не знал покоя. Его стал преследовать навязчивый сон. Как будто он опять находился в душе, перед ним стоял улыбающийся Саму и протягивал к нему руки, а сам вилял бедрами. Просто ужас во плоти!.. И когда Лаури все же подходил ближе и протягивал руку к Саму вдруг тут же исчезал, а рука оказывалась на своем собственном ноющем члене...
Он никак не мог понять что с ним происходит. Стал рассеянным, не высыпался. Мысленно грыз и корил себя за непонятные чувства, за этот запретный интерес. Он никак не мог справиться со своими чувствами и после долгих раздумий решил для себя — раз уж дело приняло такой оборот, чтобы совсем не скопытиться, надо просто убрать Саму из своей жизни... Легко сказать "просто убрать", но очень не легко выполнить это. Лучше уж обе руки отрубить или глаза выколоть, чтоб больше не видеть и не соблазняться. Но глаза все-таки оказалось жалко, поэтому Лаури решил уйти из бассейна, тем более, что преподаватель физкультуры, видя его успехи на уроках, после того как он здорово подтянулся за эти два года плаванья, предложил ему попробовать себя в секции акробатики. "Вот туда и пойду", — решил Лаури, — "А с Саму больше видеться просто не буду и забуду его на хрен. И всё!..."
Но как же трудно идти против себя! Он даже плакал по ночам в подушку от безысходности. А однажды, оставшись дома один, провыл в голос весь день и к вечеру поднялась температура. После этого он уже окончательно решился и объявил тренеру в бассейне, что уходит.
Саму тоже видел, что с приятелем что-то происходит. Он не раз пытался выведать причину его вселенской печали. Пытался растормошить, реанимировать к действительности. Но никакой опыт балагура не помогал. Он не узнавал своего старого друга. Однако не мог Саму просто так оставить своего лучшего друга на съеденье жизни. Он ведь полюбил его. И решил, наконец, объясниться с Лаури начистоту. Он, кажется, сказал, что сегодня будет в бассейне последний раз? Больше откладывать разговор нельзя.
Саму договорился с тренером, чтобы он назначил Лаури ему в помощники по уборке (Саму был сегодня дежурным). И, после тренировки, когда в раздевалке уже стих гомон ребят, они, быстро всё прибрав, двинулись в душ. Причем не каждый в свою кабинку. Хабер пошел следом за Лаури. На его удивленный взлет бровей лишь бросил:
— Поговорить надо... — и начал тут же стягивать плавки, чтоб быстрее покончить с формальностями помывки. Но Лаури медлил.
— Ты чего замялся? Ждешь персонального банщика? Давай, снимай уже свои кальсоны, — засмеялся Саму, — А может мы стесняемся?..
И Саму, подойдя вплотную к удивленному Илонену, набычившись, легонько ударился лбом об его лоб.
— А может ты тайный террорист и прячешь в плавках гранату? А ну признавайся самому лучшему разведчику Голливуда! — играючи, но грозно проговорил он, глядя исподлобья прямо в глаза Лаури.
— Да ну тебя! — грубо, но смеясь проговорил Лаури и, отвернувшись стянул плавки.
Но от Саму не так просто было отвязаться. Он всегда добивался своего! И в этот раз он решил не откладывать больше разговор. Резко развернув Лаури к себе, он уставился в его зеленого цвета глаза, которые опять удивленно распахнулись во всю ширь...
Часть III
"...Лау, милый мой, родной Лаури... Если бы ты знал, как я люблю тебя!.. У меня напрочь сдувает башню от твоих глаз невероятного цвета. Таких глаз просто не может быть в природе! В них хочется тонуть, в них хочется летать, рассыпаться на миллиарды элементарных частиц и КАЖДОЙ частичкой впитывать твою чистую зелень... Хочется поселиться в этих бездонных омутах на всю жизнь... Навечно!.. Я до секунды помню тот первый день, когда ты появился у нас в бассейне. Такой скромный и хрупкий. Совсем еще пацаненок. Но в твоих зеленых глазах на поллица сразу отразился весь бассейн. В них было столько доверчивости и вселенской грусти, что захотелось носить тебя на руках и читать сказки на ночь. Ты как-то сразу, не проронив еще ни единого слова, уже поселился в моем сердце. Когда тренер спросил желающих "взять на буксир" новичка, я не раздумывая вышел вперед. Ты по началу так потешно неумело бултыхал ногами и руками, что над тобой потешались все ребята, но после пары затрещин от меня все тут же присмирели. Сейчас уже никому в голову не придет смеяться — тренер сам тебя ставит в пример. Зато тогда, когда мы занимались с тобой на дальней дорожке, специально выделенной для новичков, и я учил тебя элементам плаванья, можно было сколько угодно прикасаться к твоему животику, твоей мягкой попке, как бы невзначай поглаживать твою нежную кожу... И у меня предательски торчало в тугих плавках. Твои прямые темные волосы потешно торчали из макушки и поэтому ты был очень похож на маленькое солнышко. Помнишь, я так и назвал тебя однажды при всех? А ты, дуралей, обиделся... Хотя эта кличка "Солнце" так и прилипла к тебе. Ну и хорошая по-моему кликуха. Лучше, чем у многих других... Ласковая такая, как ты сам...
А после бассейна мы не спеша бродили по аллее парка и я иногда даже держал тебя за руку — в эти мгновенья я до скрипа зубов сжимал скулы, чтобы не рассмеяться и не запеть от переполнявших чувств. Хотелось орлом взмывать в высь и порхать, как бабочка, никогда не приземляясь... С тобой порхать... А помнишь нашу войну подушками, которую мы устроили у меня дома? И ты так звонко заразительно хохотал, что чуть не подавился перьями, которые летали везде, как в страшную пургу на севере? Я готов был ради тебя не то что все подушки выпотрошить, готов был бегать босиком по потолку!.."
До Саму только сейчас вдруг дошло, что говорит он это уже вслух, а не мысленно. И видимо поэтому смотрящие на него глаза Лаури стали особенно большими и круглыми. Речь приятеля сразу оборвалась и в воздухе опять господствовал лишь шум падающих капель из душа.
— Я помню... Но не совсем понимаю... — начал хриплым заикающимся голосом Лаури, — Ты.. это... То есть, я... Я что... тебе нравлюсь что ли?.. Как девчонка?.. Извини, я может не то говорю, у меня мозги сейчас плохо варят...
— Почему сразу "как девчонка"?.. Просто.., как Лаури... Ну,.. я хотел сказать, как.., — тут Саму запнулся, подыскивая слово, которым можно было бы объяснить то море чувств, которое он испытывал к этому такому родному и желанному человечку, но не находил ни в финском, ни в английском, ни в немецком (все три языка были ему родными). Не существовало ни в одном знакомом языке подходящих слов! Невозможно было вообще передать словами эту ярко вспыхнувшую любовь между ребятами. Об этом вообще не надо было говорить ничего. Всё сказали глаза...
— Саму, а я это... — опять начал заикаться Лаури, — Ну, в общем... несколько раз видел тебя... во сне... Представляешь? Ты как раз стоял вот также в душе передо мной... Но все время был... какой-то невзаправдешний... недоступен, в общем...
— То есть как это недоступен?.. — встрепенулся Саму и, взяв руки Лаури, положил себе на плечи, а свои руки привычно легли на бедра Лаури сзади. Сильным мягким движением Саму вплотную придвинул друга к себе... И тут Лаури сразу почувствовал между сомкнувшимися животами что-то большое, горячее и пульсирующее. До него не сразу дошло ЧТО это. А когда дошло, глаза стали еще шире (хотя казалось, что это уже было невозможно). И в эти широко распахнутые зеленые "блюдца" впились черные, как уголь, зрачки Саму.
"Как кролик на удава...— пронеслось в голове у Лаури, — А пусть летит все в тар-тарары!.. Пусть хоть сожрет..." И он, закрыв глаза, как-то сразу обмяк и прислонился своими горячими губами к щеке Саму...
Горячая волна пробежала от щеки через все тело Саму и ударила через ступни в пол. Туда же следом ухнуло сердце...Хабера била крупная дрожь — почти судорога, как будто он внезапно очутился на Северном полюсе. Губы лихорадочно забегали по лицу Лаури, а руки засновали от бедер к голове и обратно... Такого сильнейшего, внезапно захлестнувшего, желания он не испытывал еще никогда. Даже с разбитной Катькой из их класса и ослепительной красавицей Лииной, которые первыми пали перед мексиканской страстью Саму. Его губы наконец нашли то, что искали и горячий шустрый язык уже вовсю знакомился со своим собратом, то робко соприкасаясь с ним, то пугливо убегая... И, наконец осмелев, оба языка заплясали в какой-то невероятной пляске, перебегая из одного рта в другой...
В голове Саму набатным колоколом звучало лишь одно имя в разных вариациях — Лау, Лаурик,Лауричка, мой родной Лаури !.. Руки сзади тоже наконец определились с выбором, остановившись на упругой попке, вцепились в нее мертвой хваткой и подхватили легкое тело, оторвав его от пола. А дрожащее тело Саму, покрытое мурашками нетерпенья, жило в это время своей жизнью — оно нетерпеливо ерзало и упруго извивалось, как большая змея... Весь низ живота Саму ныл, предвидя приближающийся взрыв...
И взрыв не замедлил разразиться... Нет, мой пытливый Читатель, в нирвану попал только один из героев — Саму. Другому лишь в недалеком будущем будет суждено познать это неповторимое чувство. А Лаури орал от того, что Саму в экстазе укусил за нижнюю губу.
Часть IV
— Бля-я-я, идиот! Обалдуй!.. Ты чего кусаешься, зараза? — возмущался Лаури, колотя в грудь приятеля и пытаясь освободиться. И когда Саму опустил руки и прислонился к стене, Лаури увидел все потрясающие последствия их сегодняшней "помывки"!.. Глаза его опять стали круглыми, как два пятака. Он во всю жадно смотрел на этого молодого, блестящего, потного Аполлона с тяжело вздымающимися мехами груди, с упругим плоским животом...Дальше Лаури разглядывать не стал.
Из оцепенения его вывел голос Саму, — Извини, Малыш, я кажется тебя укусил немного... Я не хотел, честно. Нашло что-то, башка совсем отключилась. В следующий раз буду осторожнее...
— А что в будущем еще что-то будет? — тут же выпалил Лаури и прикусил укушенную губу.
— Я уверен, обязательно! — уверенно ответил Саму и прижал друга к себе.
— А как же может быть иначе, мой Солнечный зайчик. Я не хочу без тебя жить дальше. Если ты меня бросишь, я утоплюсь в этом бассейне насмерть... — ворковал Саму уже тихо Лаури на ушко.
— Ну утонуть ты вряд ли сможешь — ты же плаваешь, как рыба. Даже лучше! И ты тоже мне очень-очень нравишься, и я тоже ни в какую не хочу тебя терять. Но я боюсь... — тут Лаури замолчал и уткнулся глазами в пол.
— Ну рожай уже, — беззлобно хмыкнул Саму, — я не понял чего ты там боишься.
— Саму, мы же с тобой друзья, правда? — с мольбой в ясных глазах тихо проговорил Лаури.
Глядя в такие глаза, у Саму опять занудело в животе и он начал нежно тереться щекой о щеку Лаури:
— Ну конечно друзья, Малыш. Тебе что никто еще не сказал?..
— Я серьезно! — Лаури отдернул лицо и опять уставился в голубые глаза приятеля, — Друзья должны дружить, а не целоваться...
— У тебя конечно несравненно более глубокие познания в любви и дружбе, — съерничал Саму и, подумав, добавил — ...и в морали... Но любовь приходит, как правило, без спроса и чаще — неожиданно. Ей чужды своды законов и вероисповедание. Любить могут и мужчины и женщины...
— Кошки и собаки, — вырвалось у Лаури. И он опять прикусил свою больную губу...
— Ты прав, мой юный друг, — продолжал методично, но вкрадчиво Саму, — ...и кошки, и даже зебры. А уж людям сам Бог велел любить и размножаться.
— Но мужик не может размножаться от мужика! — тут же вставил Лаури.
— А мы и не ставим с тобой такой глобальной задачи. Разве мы не можем просто любить друг друга? Ведь ты же сразу втрескался в меня по уши, — засмеялся Хабер.
— И никуда я не это... не втрескивался! — с трудом выговорил Лаури.
— Илонен, ну давай на чистоту! Ты же не умеешь врать. У тебя же в глазах все русским языком написано! Я прекрасно помню все твои тайные взгляды и дрожь горячей ладошки, когда я тебя брал за руку в парке... А сегодняшний поцелуй! — вдруг вспомнил Саму.
— Так не честно. Ты первый начал, — пытался оправдываться Лаури... Но Саму уже опять начал блуждать губами по лицу Лаури, а руки сами уже привычно поползли куда надо...
— Ну Саму, не надо. Хватит уже. Щас сторож припрется. Пошли одеваться, лучше в сквере договорим, — прогундосил Лаури и, вырвавшись, посеменил в раздевалку.
Саму ничего не оставалось делать, как закрыть кран.Он посмотрел вниз: "Хорошего понемножку! А теперь спокойной ночи, приятель... Будет день — будет и пища... Впрочем, тебе не пища нужна..." — и не спеша пошлепал вслед за Лаури.
Часть V
Прошло три месяца с той последней встречи ребят.
Лаури не блефовал, он действительно ушел из бассейна и теперь почти каждый вечер бегал на тренировки в секцию акробатики, куда направил его преподаватель физкультуры. Он выкладывался на полную, как было поначалу в бассейне, и еле доплетался до кровати, чтоб тут же провалиться в сон. Может быть от усталости, а может просто оттого, что Лаури дотянулся все-таки тогда в душе до предмета его влечения, но его перестал мучить тот повторяющийся сон с растворяющимся Саму. Он все реже вспоминал своего товарища, но вспомнив, надолго погружался в хандру, все метался между жгучим желанием близости и ощущением неправедности своих чувств. Он не мог никому открыться и посоветоваться. Он грыз сам себя и незаживающая душевная рана всё саднила и беспокоила... Учеба не давалась ему также легко и играючи, как Саму, поэтому все свободное от тренировок время он посвящал школе. Саму звонил ему несколько раз, но Лаури каждый раз торопился и разговор заканчивался почти сразу после начала.
...Сегодня был особенно противный день. Холодный зимний дождь хлестал по щекам редких прохожих (не забывай, мой Читатель, действие происходит на юге и там часто зима похожа на осень), а ветер вовсю куражился с деревьями, отряхивая последние зазевавшиеся листочки. Лаури, ежась и кутаясь в поднятый ворот куртёнки, спешил домой, чтоб быстрее нырнуть под теплое одеяло...
— Всё форсишь, атлет хренов? Почему башка голая? И без зонта... — услышал он сбоку знакомый голос.
— Саму?!.. Это ты?.. — растерялся Лаури
— Нет, Джина Лолобриджида, твою мать! — Хабер был в своем обычном веселом настроении, — И куда мы так несемся, сбивая с ног БЫВШИХ лучших друзей?.. — Он выделил слово "бывших", чтоб специально уесть Лаури, но потом отошел от дерева, под которым стоял, и заграбастал его своими клешнями в крепкие объятья. — Ну привет, воробушек! Как же я соскучился о тебе! Ты что, обиделся на меня? Почему не хочешь общаться? Пропал на хрен, как черти утащили...
— Нет, я тоже рад, даже очень рад тебе, — затараторил Лаури, — Ну понимаешь, времени совсем нет, пожрать толком не успеваю. Как белку загоняли совсем...
— Это неправильно, — Лаури узнал методичный назидательный тон своего друга, — питаться надо регулярно и калорийно, а то глаза в трусы провалятся. А ну пошли ко мне домой, я тебе что-то покажу.
— Да ты чо, Саму, не-е, я должен бежать. Меня дома кроватка заждалась, завтра рано вставать...
— А я что на соломе в сарае сплю? — парировал Саму, — у меня тоже есть кроватка, притом широченная. Нам с тобой за глаза хватит! Кстати, я уже стал забывать твои глазоньки, — и Хабер потянулся к лицу Лаури, чтоб получше рассмотреть его глазоньки, — Нет, ни хрена не видно здесь. Давай пошли быстрей. Не выпендривайся. Предкам звякнешь — они не будут против, что застрял у меня. А мои умотали в Париж к бабке, вернутся только к нашему Рождеству, так что я одновременно король и царь во всем нашем родовом имении. Я такую курочку зажарил! Сожрешь вместе с костями и своими пальцами! Пошли уже, я околел тут совсем. Целый час жду тебя!..
Лаури минуту пометался между разумом и сердцем и наконец отрывисто бросил:
— Хрен с тобой! Уговорил, как всегда.
Он помнил как Саму может жарить курочек, нашпигованных чесноком в специальном французском соусе. Его мама научила... И тут же усмехнулся в воротник двойственному смыслу этой фразы. "Жарить курочек" — могло значить и совсем другое — очень даже сексуальное и зажигательное. Он еще не забыл как Саму делился с ним своими первыми впечатлениями от встреч с Катькой и Лииной (их он тоже называл курочками)...
— Ну вот, это другое дело. Теперь я узнаю веселого друга, — увидев улыбку Лаури, заметил Саму, — Хочешь последний анекдот?.. — И он начал сыпать этими последними анекдотами, как из прохудившегося решета до самого дома...
Дома у Саму было тепло и очень уютно, не смотря на просторные холлы и огромную не то лоджию, не то веранду на втором этаже. Это был очень добротный комфортный дом, который мог вместить целую ораву Хаберов, но служил жилищем лишь для троих — Саму и его родителей. Двор тоже был вместительный — там можно было устраивать дискотеки, а за домом простирался большущий сад. Уж неизвестно каким образом отец отхватил этот гигантский кусок земли далеко, правда, от центра города, но использовал он его, что называется, со вкусом и размахом... Из кухни тянулся обалденный аромат курочки, зажаренной в специях и как на аркане тянул ребят вкусить это божественное блюдо. А они и не думали сопротивляться...
— В ванную потом пойдешь, — бросил Саму, — А сейчас — сразу к нашей красавице. Она уже там совсем заждалась...
Но красавица-курочка была не одна... На столе полно было всякой снеди, а посредине в серебряном ведерке (аристократы, блин!) потела бутылка настоящего французского Шампанского "Мадам Клико" (не иначе из бабушкиных запасов)...
— И по какому поводу такой пижонский сабантуй? — оглядывал Лаури этот шикарный стол.
— Да-а-а, — протянул Саму, — последние три месяца совсем стерли меня из твоей памяти... Ты забыл что сегодня за день? Ну напряги уже свои извилины... Правильно, день советских разведчиков... А еще 20 декабря родился твой Хабер. А когда же по-твоему я еще-то мог уродиться?..
Лаури смачно хлопнул себя по лбу и краска стыда раскрасила щеки. Ну как же он мог забыть такой день?! Ведь еще в прошлом году он начинал готовиться к дню рождения Саму чуть ли не с лета, откладывая копейки и ломая головешку что же подарить своему Богу... А в этот год даже не вспомнил... Эта акробатика совсем опустошила башку.
— Самуль, дорогой,.. извини подлеца... Вот черт!.. Я совсем как-то упустил из виду... — начал оправдываться Лаури, — Я потом тебе сделаю подарок... Я просто не думал тебя сегодня встретить...
— Да уж нет, дружище! — хищно потирая руки, как-то загадочно проговорил Саму, — Подарок ты мне сделаешь именно сегодня! И я даже знаю какой!..
Лаури только удивленно захлопал своими большими черными ресницами в ответ...
— Подаришь-подаришь, — уверенно заключил Саму. — Но только после ужина и душа. А сейчас бросай свою задницу на это царственное ложе и приступай к разгрому салатов... И ребята жадно набросились на жратву и выпивку. Вскоре Лаури порядочно запьянел.
— Слушай, мне действительно уже хватит. В голове плывет... Пожалуй, я поползу в ванную...
Лаури всегда заходил к Саму в ванную с некоторым трепетом, как в музей. Просторная, как и всё в этом доме, она блестела многочисленным хромом всяких ручек, крючков и полочек. Темно-зеленый кафель (неизвестно под какой камень) выглядел особенно красиво в сочетании с ослепительно белой керамикой унитаза, раковины, джакузи и биде. Что касается этого последнего низенького сооружения между унитазом и раковиной, он еще помнил как на удивленный вопрос "А это на хрена?". Саму разыграл его, ответив, что это — обувь мыть. "Чо, не снимая с ног что ли?", — последовал новый вопрос Лаури. "Да нет", — не моргнув глазом продолжил тогда Саму, — "просто кидаешь туда свои туфли и нажимаешь эту кнопку".
Лаури забрался в джакузи и включил на полную мощность!.. Изо всех многочисленных форсунок и краников на него устремились упругие струи, массируя и приятно щекоча молодую кожу...Ну что еще надо для счастья?..
...Но Саму точно знал ЧТО для этого счастья надо ЕЩЕ! Он сгреб грязную посуду в раковину и направился не к себе, а в спальню к родителям. Их с Лаури ложе на сегодняшнюю ночь должно быть на самом высшем уровне! А для этого годился только сексодром родителей, как Саму называл эту огромную квадратную кровать с дюжиной подушек и подушечек, набросанных сверху черной шелковой простыни. На таком великолепии хотелось нежиться 24 часа в сутки... Ну, 24-х часов у Хабера к сожалению не было, зато до утра!.... Предстоящая ночь рисовалась в его разгоряченном мозгу удивительными картинами! Он долго ждал этой ночи. И готовился загодя... Чего ему только стоило уболтать родителей уехать пораньше — мать ни в какую не соглашалась оставить единственное дитя одного в день рождения! Но теперь все было готово! Курица съедена, постель постелена, Лаури в ванной... Представление можно начинать!..
Часть VI
Саму медленно с растяжкой стал раздеваться... Первыми полетели на пол конечно толстовка и майка, обнажив упругие бицепсы, трипцепсы и прочие мускулы этого божественного тела. Рука, медленно пройдясь по телу от груди к пупку, ловко расстегнула пуговицу джинов, одновременно вместе с молнией. Саму наклонился буквой "Г", устремив взгляд себе в промежность, и медленно, вдоль прямых ног, потянул пояс вниз. Он заметил как бугорок в тугих трусах значительно увеличился... "Ну что? — проговорил Саму, — Не дождешься никак?.." Потом он резко разогнулся, откинул ногой джинсы в сторону и стянул трусы. Его приятель, с которым он только что говорил, почувствовав свободу, тут же встрепенулся и, гордо надуваясь, буквально тремя-четырьмя толчками, занял боевую стойку.
...А в ванной царил полнейший бардак и беспредел! Лаури умудрился влить в воду изрядную дозу геля для душа и теперь многочисленные форсунки джакузи лихо взбили огромную пенную шапку, которая естественно не поместилась в "посудине" ванны, а повыползала наружу и большими белыми островами была разбросана по темному кафелю пола. Все это очень напоминало плавающие айсберги в темно-зеленых водах Антарктиды. Услышав, щелчок открывающейся двери, Лаури сразу же принялся оправдываться за свое свинство, но, обернувшись и увидев голого Саму, вообще напрочь забыл с чего начал, а протянул лишь одно:
— Едре-е-на Матре-е-на!..
И тут в воздухе запахло сексом... (L.Ylonen)
Перед Лаури стоял идеальный молодой самец! Всё его тело просто ДЫШАЛО сексом, излучало желание и обещало подарить самые неповторимые мгновенья, воплотить самые необузданные мечты... От такой красоты никак невозможно было отвернуться, и Лаури заворожено прилип глазами, жадно шаря ими по груди, соскам, пупку, члену...
Саму, изображая видимо пантеру на задних лапах (хвост только оказался спереди), напрягая все мышцы своего гибкого грациозного тела, на цыпочках приближался к опешившему Лаури. Тот аж встал в своем белом воздушном царстве. И пантера отчетливо увидела, что у жертвы хвост тоже был спереди. Причем заметно подросший за эти три месяца. Пантера тут же потеряла грацию и удивленным голосом Саму пропела:
-Твою ма-ать... Ла-ау, так ты уже совсем стал мужиком?.. Дай-ка посмотреть...
Лаури попытался отвернуться, засмущавшись, но крепкие руки Саму тут же развернули его опять. Секунда — и Хабер был уже в ванне вплотную к Лаури. Тот, кажется, и не возражал... Саму присел перед Лаури и оказался по горло в пенном облаке.
— Да выключи ты уже наконец эту воду! Иначе пена на улицу уже полезет... — крикнул он из облака, — .. А это что за чудо? — перешел он глазами к торчащему стволу, — Бля-я-я! Как ты вырос без меня... — по своему обыкновению вслух обратился Саму к члену приятеля, — Да это же настоящее сокровище!..
— Да уж... — открыв глаза и посмотрев на приятеля вниз, протянул Лаури, — сегодня ты не совсем искренен... — это был высший пилотаж язвительности для Илонена.
Саму лишь усмехнулся.
— М-м-м-м!.. — стиснув зубы и откидывая голову назад, застонал Лаури, а сам вцепился рукой в какую-то хромированную хрень на стене.
— Э-э-э, не спать! — скомандовал Саму, — я кажется слишком увлекся игрушкой... — и он с сожалением тут же убрал руки, — Ты мне нужен живой!..
— Да я, собственно, вполне еще жив, — приходя в себя проговорил Лаури и открыл глаза.
— Знаю я вас, пацанов! У меня на тебя другие планы, — загадочно закончил Саму.
— У тебя еще где-то припрятана курица? — изобразил удивление Лаури.
— Ну если в тебя еще что-то влезет, ненасытный, достану из морозилки... Помнишь, при встрече я тебе сказал, что хочу что-то показать? — начал Саму, — Только не спрашивай ничего про курицу! — тут же добавил он, — Я надыбал обалденный порняк! Ты такого точно еще не видел...
— Так какого хрена мы тут ***ней занимаемся?! — вскричал Лаури, — где смотреть будем? По телеку?..
— Ты хотел спросить — по видику? — менторским тоном учителя поправил его Саму, — а как же еще? Там полнометражный фильм! Где же его еще смотреть, не на компьютере же!.. Давай — чистим зубы по-быстрому и в зал на второй этаж...
Здесь необходима моя ремарка, как Писателя, мой продвинутый Читатель. Действие сюжета происходило еще во времена Оные, когда компьютеры всего лишь робко начинали завоевывать наш досуг. О "сидюках" и "Пентиумах" вряд ли слышал сам Бил Гейтс. И то, что у Саму вообще был дома какой-то компьютер — было верхом крутизны. Всё еще придет, всё еще будет впереди...
Часть VII
Часть 1
Ребята быстро ополоснулись, обмотались полотенцами и побежали в зал. Там Лаури сразу плюхнулся в широченное кожаное кресло и просто утонул в мягкости и комфорте, а Саму засуетился у видеомагнитофона.
— Только предупреждаю сразу! Фильм не совсем обычный. Вернее — совсем необычный, эксклюзивный, — строго сказал Саму
— Ну вот, опять, — протянул Лаури, — пошли иностранные словечки...
— Когда же я всерьез займусь твоим образованием, — сокрушался Хабер, — с тобой ведь совершенно невозможно общаться — ты ни черта не знаешь!
— А ты общайся жестами, — парировал Лаури.
— Ага, вот этим и вот этим — Саму сначала показал средний палец вверх, а потом и всю руку по локоть, смачно ударив ладонью другой по сгибу, что означало в принципе одно и то же (ну ты же знаешь, мой просвещенный Читатель), — А могу показать еще и это, — он, скинув полотенце, двинул тазом вперед.
Саму вдруг резко придвинулся к Лаури и, крепко обняв, впился в его губы. Именно впился — таким жадным был тот поцелуй. Он наверное просто хотел всосать в себя всего Лаури и оставить там — внутри, чтобы всегда быть вместе... Страсть была взаимной. Было видно, что и Лаури тоже очень соскучился по своему кумиру. Только теперь он со страхом осознал, что ЦЕЛЫХ ТРИ МЕСЯЦА он сам лишил себя общения с тем, ради которого готов был хоть в огонь, хоть... Они не без труда расцепились и, тяжело дыша и улыбаясь, опять смотрели друг другу в глаза...
— Ну вот, наконец, я и увидел опять это чудо, эти два омута, — тихо сообщил Саму. И, отойдя немного, с жадностью осматривая друга, как будто впервые увидел, восхищенно продолжил, — Илонен, да ты очень изменился!.. Просто другим человеком стал. Повзрослел. Не зря там на акробатике вас сношают в хвост и в гриву. Мускулы такие... — и с удивлением, — Слушай, да ты же вытянулся почти до моего роста!
— Делай что хочешь, — еле выдавил Лаури. Он уже опять витал в невидимых облаках, закрыв глаза и запрокинув голову к потолку.
I'm so addicted to the all of things you do,when you're going down on me in between that sheets...
— У-у-у-у-у, — протяжно грудным голосом застонал Лау, — Еще-е... Саму-y...
— Хоть сто порций! — и тут схохмил Саму.
Лаури аж перестал дышать и напрягся, прислушиваясь к новым ощущеньям. А Саму, подержав немного во рту незнакомый еще предмет, выпустил головку на волю и опять, уже более смело, наделся на нее ртом почти до самой середины.
Саму все время посматривал снизу изподлобья на реакцию Лаури и, наконец, решив что момент настал, позволил Лаури насладиться этими сладкими ощущениями. Раздавшийся взрыв наполнил его рот и медленно стекал по губам.
-Саму-y... — простонал Лаури.
Часть VIII
Саму нежно гладил спину Лаури:
— Ну вот я и вернул тебе должок...
— Чего? — не понял тот.
— Долг я тебе вернул, говорю. В прошлый раз кончил я, а в этот — ты.
— Значит теперь мы квиты?
— Ну не-е-ет! Теперь мы повязаны!.. Вечной дружбой и любовью...
— А ты знаешь, я не против быть с тобой повязанным, — подумав ответил Илонен, — Мне еще никогда не было так хорошо. Я хочу сказать тебе один большой секрет...
— Ну? — буркнул Саму.
— Только поклянись никому его не открывать!
— Блин, Лаврентий, ну ты порой бываешь просто невыносим! Ты же знаешь — я могила!
— Самуля! — Лаури вдруг привстал, обхватил голову друга руками и уставился в его угольные глаза, — Мой хороший Саму! Я давно уже хочу сказать... Я это... Ну... короче, я тебя наверно люблю...
Выражение лица у Лаури при этом стало столь трагичное, что можно было подумать — он сообщает о нежданной кончине любимой птички...
— И это весь твой секрет? — давясь от смеха, но пытаясь быть как можно серьезнее, спросил Саму, — Нет, Лаури, ты правда?.. это... — Тут его уже прорвало и он расхохотался на весь дом.
— Ну я же серьезно!.. — начал обижаться Лаури, — Вот дурень! — и он принялся бить Саму подушкой, а потом попытался встать, но руки Хабера тут же схватили его мертвой хваткой.
— Ну извини, Малыш... Ха-ха... — все еще сквозь смех успокаивал Саму, — Не обращай внимание — это нервы... Какой же ты у меня наивный, мой Солнечный зайчик, — уже ласково продолжал Саму, — Я конечно буду хранить твой секрет до смерти, но я и так все прекрасно знал. А хочешь я тебе открою свой секрет?
— Давай, — оживился Лаури.
— Я действительно безумно люблю тебя! — и он быстро чмокнул друга в губы, — Но это тоже не секрет. А секрет в том, что об этом я честно сказал своей маман (он всегда называл ее по-французски с прононсом на последней букве)...
Глаза Лаури опять стали, как нарисованные циркулем.
— Ты рассказал о нас?! — зашипел Лаури, — и о том, что мы в душе...?
— Ну нет, зачем же. То, что было в душе, она не знает. У меня с маман был долгий серьезный разговор о многом. Я честно сказал, что мне больше не нравятся девчонки. Я люблю парня. А конкретно тебя...
— Бля, ну и с какого черта этот приступ правды? — вырвалось у Лаури.
— А потому, что я хочу быть в жизни честным и с собой (прежде всего!), и с близкими. И с тобой, между прочим... Я много и давно думал о тебе, о нас.. Особенно эти последние три месяца. Раз уж меня тянет не в постель к девчонкам, а к парню. Значит такова моя судьба и с этим либо надо смириться сразу, либо мучиться потом из-за этого всю оставшуюся жизнь. Я выбрал первое. И четко понял, что больше не смогу без тебя жить дальше... Что я люблю тебя, сорванца! И это очень серьезно и основательно... Жениться мы конечно не можем, но я твердо знаю, что мы обязательно должны быть вместе!
Он закончил так жестко, по-военному, что у Лаури побежали мурашки по спине. Саму, хоть и был известным балагуром и любителем розыгрышей, но если уж что обещал с такой суровой миной, то добивался этого обязательно.
Такого оборота в этот вечер Лаури никак не ожидал.
— И как теперь прикажете себя вести? Что делать? Да меня отец в сопли размажет, если узнает, что его единственный сынок — этот... как его... гомосексуалист... Это, конечно, черт знает что! Неужели нам нельзя просто тихонько дружить без объявы в газетах? Ну кто тебя тянул за язык? Саму, я не знаю что будет дальше. Я боюсь. Честно... — Лаури уже чуть ли не плакал.
— Лу, милый... Да успокойся ты! Не дрейфь! Всё рассосется. Я не дам тебя в обиду — обещаю! Мы любим друг друга — это главное!.. Я читал в журнале, что в некоторых странах даже женят таких. Уедем туда...
— Ага, ща-а-зззз! — картинно протянул Лаури... — А что она сказала-то? — вдруг пришел вопрос Илонену в голову.
— Ну, разговор был очень трудный. Часа три мы трепали нервы друг другу. И слезы были и мольбы... И она даже пыталась нас высмеять. Но ты же знаешь — я для нее всё, она ради меня в лепешку расшибется. Короче, сошлись в конце концов на том, что с отцом она сама поговорит в Париже — там это сделать будет проще. Думаю и нашу распутную бабушку тоже подключит. А я пока на людях буду вести себя, как... нормальный пацан. Ты можешь приходить к нам домой совершенно свободно, ничего не опасаясь. Ты же ей, Лаури, тоже очень нравишься. Может быть к кому другому она бы и не поняла мою тягу...
— Как это? — не понял Лаури, — Я что и ей тоже нравлюсь?
— Ну не ёрничай! Она любит тебя, как сына... Ну как мать...
— Ну слава богу! Отлегло от сердца. Я уж было подумал... Значит у меня теперь две любящих мамы? — у Лаури наконец-то заиграла улыбка на лице.
— Пока нет. Пока нет... Но кто знает что будет еще в будущем... — как-то загадочно и задумчиво закончил Саму.
Часть IX
— Слышь, Самыч, скока время-то? Мне уже давно спать пора... — вдруг встрепенулся Лаури
— Счастливые, как известно, часов не наблюдают. А сегодня я — самый счастливый на свете! — философски заметил Саму и сладко потянулся под Лаури. Его член тут же напрягся в согласии с остальным телом.
Лаури заерзал, почувствовав под собой горячую пульсирующую свечу и, чтобы избежать неловкости, поднялся, и тоже сладко потянувшись, плюхнулся опять в свое любимое кресло.
— Так мы будем спать или как? — вытянув ноги, опять спросил Лаури.
— Ну естест-но "или как", — улыбаясь манерно сообщил Саму, поворачиваясь на бок к Лаури.
— Тогда давай это "или как" начнем с кино, — предложил Илонен, вдруг вспомнив для чего они вообще сюда пришли, и зажал свое ожившее хозяйство ногами, — И ты мне еще не рассказал, что там за фильм такой необычный?
— О! Это очень редкий фильм! — начал Саму и переместился к Лаури на кресло, обняв его сбоку.
— Я переписал его у одного надежного чела. Он привез его тайком из-за бугра. Там чего только нет! Я уже смотрел два раза. Такого точно больше нигде не увидишь!
— Иди давай врубай уже... Я посмотреть хочу.
И Саму ничего не оставалось, как встать и включить видик.
Пошли титры. Саму медленно подошел к креслу с Лаури, заслоняя собой экран и мешая тому смотреть, чем в ответ получил бурю негодования...
— Зульфия, — притворно пропел Саму, — открой... это самое... Короче, раздвинь ножки. Я сесть хочу...
— Блин, Саму, ну хватит уже дурачиться, там уже показывают. Садись рядом, места навалом... — занервничал Лаури.
— Не-е-ет, я хочу здесь. Перед тобо-о-ой... — тянул своё Саму.
Хабер, мгновенно развернувшись винтом, плюхнулся перед Лаури и прижался к тому спиной. Теперь он вполне был счастлив!
На экране пошли сюжеты... Лаури весь превратился в зрение. Всё тело напряглось и, казалось, от него шли искры. Дыхание то останавливалось, то вдруг учащалось в соответствии с происходившим на экране. Спина Саму отчетливо чувствовала стояк Лаури по всей длине. Он постоянно неосознанно ёрзал сзади, трясь о горячую спину Саму, который и сам был на грани: одновременно от происходящего спереди (на экране) и сзади... Он взял своими руками ладони Лаури и положил себе на член. Лаури, ни на секунду не отрываясь от зрелища, неосознанно, но жадно начал лапать всё, что попадалось под руки. Но Саму вдруг резко убрал руки Лаури, встал и побежал в спальню за оставленным гелем.
Вернувшись, он выдавил гель на ладонь Лаури и взял ее снизу. Сжал в кулак на своем члене, медленно провел по всему стволу, размазывая ароматный кисель. Лаури сразу оживился. Ему понравились ощущения. И он, уже сам, схватившись обеими руками за мечту своих недавних снов, начал нежно. Саму инстинктивно стал двигать тазом. Он стонал и что-то говорил нечленораздельное сквозь стиснутые зубы, откинув голову назад на плечо Лаури, а руками гладил по бедрам Лаури...Ребята переплелись телами и двигались синхронно, каждый добиваясь сразу двух целей — удовольствия для партнера и для себя. Со стороны казалось, что в кресле находилось некое мифическое существо о восьми конечностях, всё шевелящееся и извивающееся. Ради таких минут стоило родиться... и умереть...
Лаури смотрел во все глаза на происходящее с той же жадностью, что и пять минут назад на экран. Его рот был открыт и он то и дело повторял: "Черт,вот же твою мать..."... Сам он был почти за границей, отделяющей реальность от рая... А почему же "почти"?.. Он так возбудился от всего происходившего, что тут же догнал своего друга. Они оба уверенно пересекли ту самую границу и теперь неслись где-то в вышине, невесомые и бестелесные...
— Наверно я умер... — не то подумал, не то выговорил Лаури, придавленный обмякшим телом приятеля.
— И я наверное тоже... — почти беззвучно вторили ему губы Саму.
...Очнулись они не сразу. Сколько прошло времени не знал никто из участников. Никто уже и не интересовался... Им просто было хорошо. Они чувствовали сейчас себя не просто приятелями, друзьями, соучастниками этих первых юношеских утех. Чувство, их объединяющее здесь — в этом кресле — было неизмеримо более высоко порядка. Даже не братство, а, пожалуй, слияние в один общий организм, названия которому еще не существовало. Они даже дышали сейчас синхронно... Спокойно и абсолютно счастливо...
Так и хочется, мой дорогой Читатель, оставить их в этой точке безмерного счастья и покоя. Укрыть от всех бед и невзгод, которые возможно (даже — наверняка) обрушатся еще на них. Так отправимся же в путешествие по изгибам и перипетиям судеб их и других участников "бАндианы", о которых вам еще предстоит узнать...
Часть X
Еще не раз Саму приходилось прерывать показ фильма. То для того, чтобы опять страстно слиться телами, то для перекуса. Не потому, что кино было неинтересным. А именно потому, что происходящее здесь и сейчас было намного лучше.
Что уж говорить о Лаури, если он вообще впервые столкнулся с подобным развратным кино!.. До этого ему на глаза попадались лишь плохого качества маленькие фотки, замусоленные потными пальцами других ребят. Почти всё тут он видел впервые. А о многом вообще не знал раньше и даже не догадывался... Он то и дело дергал Саму вопросами "что" да "почему", мешая тому сосредоточиться и наслаждаться. Чем больше и ближе они общались, тем всё больше и больше им не хватало друг друга... И тем страстнее они набрасывались друг на друга, когда внимание их не было занято экраном. Они уже почти ревновали к телевизору свои взорвавшиеся чувства. И, в конце концов, так и не досмотрев фильм, Саму вдруг сгрёб своего любовника, и, окончательно украв от уже ненавистного видика, утащил на черноту прохладной шелковой простыни в спальню.
Лаури никогда еще не был в этой комнате. И никогда его юное тело еще не нежилось на шёлковых постелях. Тем более такого необычного для него цвета — он всегда думал раньше, что простыни должны быть обязательно белыми (ну на худой конец в цветочек). И куча этих подушечек, разбросанных там и сям... Зачем?.. Впрочем, чуть позже он понял зачем они могут пригодиться. И как раз в постели... А пока он нежился на этой мягкой необъятной кровати, широко раскинув руки и ноги... Совсем, как тот человек из школьного учебника, нарисованный Леонардо да Винчи в круге и квадрате... Лечь можно было как угодно: хоть вдоль, хоть поперек, хоть по диагонали — размеры кровати позволяли.
Пока Лаури осваивался со своими новыми ощущениями, Саму клацнул что-то на пульте и полилась приятная негромкая музыка (конечно же, немецкая). Потом он принес бокал ярко-красного вина и конфеты в ярких обертках.
Лаури перевернулся на живот, положил голову на руки и стал ждать казни... А Саму, весь потный, дрожа от нетерпения, подполз на коленках к парню, и осторожно попытался всунуть. Но тут же отъехал вперед.
— Блин! Больно!.. Давай еще раз, но ме-е-едленней... — огрызнулся Лаури.
Илонен совсем перестал дышать, а стук его сердца, казалось, перекрывал по громкости звучащую музыку. Саму опять подобрался к нему и как можно осторожней и медленней начал надавливать... И опять эта истеричный мальчик резко подался вперед!...
— Ну что опять не так?!.. Я ж еще ниче не сделал... — возмутился Хабер, — Ты лучше посильнее прогнись и расслабься. А то трясешься, как на кресле гинеколога, и зажимаешься. Так мы никогда не начнем... И не кончим... — добавил он.
И опять повторилось всё сначала... Только теперь Саму проявил решительность, вцепился руками в бедра Лаури и все-таки вошел. Оба замерли, осознавая знаменательность события. Потом Лаури опять начал постепенно двигаться вперед, но услышав сдавленный стон Саму, остановился и подался назад. Член Хабера внутри встретила горячая мягкость утробы.Ощущений была масса! И все — запредельной приятности... Такой нестерпимой истомы Лаури не мог вытерпеть долго. И второй раз за эту ночь опять улетел в рай... Опять стены услышали юношеский фальцет стона, переходящего в пугающий хрип зверя... Наконец, протяжный стон оборвался и Лаури тряпкой упал на Саму практически без сознания...
А Лаури всё это время был уже не сказочной избушкой, а казнимым стрельцом, насаженным на кол. Он, изо всех сил, стиснув зубы, мужественно терпел всю эту пытку... Пытка, впрочем, довольно быстро кончилась и мучитель безвольно рухнул, не выдержав удовольствия. Лаури осторожно выпрямил ноги и руки, раскинув их по простыне и остался в такой распятой позе, придавленный своим мучителем... Но таким бесконечно любимым и родным...
Время опять остановилось... Жили лишь голоса музыки, неспешно лившейся из динамиков. Но слушать ее было некому. Ребята спали, измученные водопадом новых впечатлений и чувствований... Сверху это выглядело весьма забавно: на черном квадрате кровати раскинулось светлое тело паренька, а из него росло четыре пары рук и четыре пары ног... Как многорукий Шива...
Часть XI
...Первым очнулся Саму. У него затекло всё тело... Он заёрзал, осторожно пытаясь выползая из-под живого горячего, сладко сопящего одеяла.
Когда он вернулся обратно, Лаури сладко потягивался, глядя безмерно счастливыми и преданными глазами.
— Ну что, герой-любовник, оклемался уже? А я думал тебя удар хватил от счастья... — Саму уже пришел в себя под душем и теперь опять мог балагурить.
Он рыбкой нырнул на кровать рядом с Лаури, положил ему руку на грудь и, заглядывая в глаза, тихо поцеловал в висок. Ему просто хотелось поваляться с ним рядом, обнявшись, и ни о чем не думать. Просто наслаждаться этой близостью родного человека... Странно, но у Лаури в голове были точно такие же мысли. Они теперь и мыслили синхронно... На этом квадрате черного шелка посреди бесконечной и пустой Вселенной раскинулись два безмерно счастливых тела. Пустой — потому что не было наверное больше на свете НАСТОЛЬКО счастливых душ и никто им был больше не нужен...
Судьба щедро одарила этих двух сорванцов, этих двух юных Ромео своей любовью и вниманием. Но счастье — вещь такая хрупкая и переменчивая... Впрочем, об этом пока рано...
— А почему только один рюмк? А мне?.. — протянул обиженно Лаури со своего черного ложа.
— Я поделюсь с тобой, мой воробушек, — томно проворковал приятель.
Он оседлал Лаури, не выпуская бокала из рук, и медленно, со вкусом отпил под его завороженный взгляд. Потом набрал в рот следующую порцию ароматного напитка и приблизил свои губы к Лаури... "Так вот почему бокал был один", — догадался Илонен и больше не смог ни о чем думать, потому что его разум отключился. Осталось только ощущение небесного нектара во рту, мягкость желанных губ и, позже, пляска двух языков... Так, глоток за глотком это красное содержимое бокала переходило сначала в рот к Саму, а потом уже в рот Лаури. Как будто старший отдавал свою алую сладкую кровь младшему... Это было похоже на ритуал породнения. Только вот в такой необычной форме...
Наконец, бокал был отброшен и губы Саму поползли мимо шеи к розовым сосочкам... Как же нежно и ласково они дотрагивались до кожи.. С какой любовью и в то же время осторожно мягкий кончик языка кружил вокруг этих розовых трогательных кружочков... Саму даже легонько попробовал их на вкус и чуть-чуть сжал зубами. Лаури, до этого лежавший в полном столбняке от необыкновенных ощущений, даже прогнулся и заныл от удовольствия. Ему не были еще знакомы эти изощренные ласки. Вибрации то и дело пробегали от сосков к низу живота, растекаясь там теплом и возбуждением, и опять возвращались к соскам... Всё более и более усиливающееся удовольствие заставляло выгибаться тело в струнку. Саму прекрасно всё чувствовал, сидя на нем верхом, и пытался еще больше его возбудить, елозя и двигая тазом...