(Навеяно картиной художника Comeille de Lyon)
- Осторожней, графиня! Не порвите рукав! Жанетта не успевает собирать лоскуты наших одежд по углам этой головы. Найти бы достойного покупателя на бронзу – ни дня бы она тут не лежала…
Маленькая процессия следовала внутри огромной головы Марса, служившей прихожей в доме художника не по здравому домовому устройству, а по наследству от итальянского скульптора Бенвенутто, вынужденного бросить недоделанную скульптуру. Бедняге пришлось спешно покидать Францию, спасаясь от неожиданно востребованных долгов, но более весомой причиной бегства явилась угроза суда за «растление» малолетки – рыжей бестии, совратившей не только итальянца, но и половину обитателей ближайшего аббатства. Вот так - сколько верёвочка не вейся, а кому-то приходится отвечать за чужие торопливые грехи юности, наивно воспринятые на старости лет как дар божий.
Шустрый паренёк, сын хозяина мастерской, следовал во главе шествия и покинул голову Марса первым. Он галантно, прямо чрез правую ноздрю, протянул руку графине, семенившей ножками в окружении служанок, поддерживающих её одна за локоток, а другая за кончик платья, звеневшего плотной материей по оловянным сосулькам, усеивавшим пол. Ещё долгое время добрые соседи бежавшего мастера, шурша этими жертвенными останками, будут вздыхать о своей посуде, навеки влитой в чудовищный образ божественного воителя.
Неприятности домового путешествия вскоре закончились. Просторная зала второго этажа, выходившая распахнутыми окнами, словно на балкон, на дубовый переход, соединивший нижние и верхние трабули, гостеприимно встречала графиню светом и простором. Открылся во всей красе фантастический вид на старый город, прилепленный к берегу Соны и составленный здесь бесчисленными садами и виллами богатых горожан.
Графиня, несколько возбужденная предстоящим сеансом, зная свою нестойкость перед чарами мужского искусства, невольно наметила путь отступления, ведь при желании, минуя Марса и, следуя крытыми переходами, можно было быстро добежать до монастыря Сен Жан, но лишь при условии, что месье Шемарье, мажордом архиепископа, не позабыл отворить дверь, запиравшую улицу.
- О, графиня! Ожидание вас было лучшими часами моей жизни! Не повредил ли вас Марс – проклятое неудобство, но не съезжать же из-за какого-то Марса с Rue Saint Jean! Прошу вас садиться, сейчас Жанетта принесёт вино и закуску – сеанс не займёт много времени, но даже его вы потратите с удовольствием, обещаю! Ваших служанок отпустим прогуляться – тут чудесный выбор шёлковых лент на ближайшем рынке.
Корнель говорил, но не переставал размахивать шляпой у ног графини Луизы де Рю-ширь-ширью, якобы выказывая нижайшее почтение, а на самом деле стараясь стряхнуть кусочек олова, повисший на самом носу её длинной и острой туфельки. Наконец, это удалось, и круглый шарик закатился под кучу хлама у стены мастерской. Пора приняться за дело.
Сангиновый карандаш художника – контэ, - тонко чирикая, летал по холсту, в тон воркующим пташкам за окном, графиня прислушивалась и лениво перебирала засахаренные фрукты, не все были ей знакомы, но были так вкусны! они слегка хрустели пряной сахарной корочкой и растворялись во рту – колониальные деликатесы входили в моду.
Скучно не было, но только до первого крика петуха – так часы на башне отметили два часа по полудню. Спасало положение то, что графиня находилась в счастливом неведении: позировать очень тяжело, но ещё тяжелее художнику – вот кому следует посочувствовать! Как же она заблуждалась!
«…ещё немного поломаю комедию, отмечу выражение лица и можно заканчивать, остальное допишет сыночек – он делает успехи! Хорошо, что оставил ему подмалёвок портрета герцога де Гиза, оживлю потом, после его трудов, глазки графини лёгким движением кисти и – получай денежки! Лишь бы не платила новомодным чеком, аристократы любят заменять деньги бумажками и расписками. Сам чёрт подсказал ей нацепить рукава с шариками меха горностая – придётся и с ними потом повозиться, ничего, хвосты кроликов заменят натуру. Однако, она скучает, надо заставить её рассказать о себе: эта тема всегда интересна дамам.»
- Графиня, давно мечтаю вас спросить, учтите, только в желании всецело вам угодить и выполнить портрет в наилучшем своём умении решаюсь, вы позволяете? К чему такая спешка? Граф прибывает в Лион лишь в конце месяца со свитой королевского поезда, его заказ легко может быть выполнен к тому времени и вашему терпению не будет испытания в заботах о встрече.
- О нет! Заказывал портрет граф, так было удобнее, но по моей просьбе. Мой образ мечтает узреть мой родной дядя, он партнёр дома Анго, ведь наш род тоже из Дьеппа. Судьба занесла дядю в Новый Свет, он на свой счёт содержит отряд арматёров – достойнейшие люди! – графиня вздохнула.
- Он никогда меня не видел и деловая совесть не позволяет ему оставить мне своё состояние, даже не полюбовавшись на племянницу. По слухам, в Луизиане у него есть жена, но разве можно считать женой индейскую женщину, пусть и дочь вождя, но всё ж… оставлять ей наследство, как-то не шарман…
- … и не говорите…, скво! - какой уж тут шарман! А что? Здоровье дядюшки, не приведи Господь, внушает опасения?
- Никаких особенных, но пули не выбирают, а тем более испанские шпаги и английские палаши – всё может быть при его работе…
Корнель невольно ткнул себя в грудь кистью – пачкаясь киноварью, он радовался, что его работа не связана с холодным оружием. Радовался он недолго, графиня начала бледнеть и сползать с кресла.
- Ах, кажется, я не переношу авокадо в тыквенном соусе, мне дурно…
- Жанетта! Негодница, где ты пропадаешь! Беги в больницу за лекарем, да не забудь попросить его захватить травы и нюхательную соль!
Пока Жанетта бегала в больницу, графиня несколько пришла в себя – за отсутствием иных средств, Корнель, пользуя графиню, использовал молодое Божоле – действовало оно весьма успешно.
- Боюсь, графиня, авокадо не виновен, думаю, всё дело в тугом корсете, в следующий раз оставьте небольшое пространство для лёгочного движения, а то не ровен час…
- Ах, я совершенно пришла в чувство! Продолжим наше занятие, маэстро, я в нетерпении увидеть портрет… Что за грохот мне слышался и почему дрожал весь дом?
- Проклятые ткачи нарушают постановление Совета городских старшин перетаскивать тюки лишь по ночам. Вверх – вниз, вниз - вверх! Так мне и клиентуру можно потерять, простите, графиня, за неудобства!
Разговор прервался. В мастерскую вбежал лекарь Франсуа, к груди он прижимал полотняный мешок, вероятно с лечебными травами, служанка Жанетт плелась сзади. Бедняжка согнулась под тяжестью плетёной бутыли – видимо врачеватель Рабле решил до конца не рисковать положительными свойствами трав, и подстраховался молодым Божоле.
- Я вижу, всё счастливо обошлось, лёгкое недомогание в сочетании с внезапно приступившей меланхолией, - решительно, как свойственно врачевателям, поставил Рабле диагноз. Впрочем, его решительность быстро перешла в светскость и он добавил к диагнозу:
- Месье Корнель, я взял на себя смелость угостить вас с графиней своим вином, его мне прислал Панург – нет человека на свете, который лучше б разбирался в вине! Доверимся ему! Но предупреждаю: если Марса на этой неделе не переплавите во Франциска – в любого, можно в первого, а можно и во второго, я никогда не переступлю порог вашего дома!
Пока все чрезвычайно активно доверялись господину Панургу, брошенный на пол между компанией и неоконченным полотном мешок вдруг зашевелился и из него выполз великолепный экземпляр нильского крокодила средних размеров, меж его зубов торчала какая-то доска.
- Чего ты стоишь? – Сердился Рабле, - лови момент! Какое редкое выражение лица у графини, это настоящий лечебный шок, ничем иным такого не добиться, кроме как крокодилом из Роны! Пиши шедевр! – Рабле оглянулся на крокодила, но не успел толкнуть приятеля в сторону подрамника – он сам свалился в обморок.
Жанетта моментально сориентировалась, подскочила к телу, расстегнула ворот камзола и начала массировать впалую грудь врачующего филолога, в тоже время Корнель с помощью воспрянувшей духом графини вливал ему в глотку Божоле.
- Эх, ещё бы знать, какое вино ему больше помогает – собственное, принесённое или моё? Ничего, попробуем и того и другого, хотя писателям обычно больше помогает чужое.
Через несколько минут Рабле, проглотив почти барделец, счастливо очнулся, но во взгляде его появился немой упрёк – он уставился на подозрительно сытого крокодила.
- Друзья! Это было первое издание 1532 года моей великой книги с дарственной надписью издателя, самого Клода Нурри. Мир полон загадок – как она могла оказаться в пасти у крокодила?
- По-моему, простейшим образом - также как сам крокодил оказался в Роне, - молвила задумчиво графиня.
День подходил к своему завершению. Белые тучки, словно шарики из меха горностая, спешили убраться в альпийское ущелье, черепичные крыши передавали друг дружке мячики теней, к пристани подходили галеры – они везли ковры, мебель, всякие припасы и портреты фрейлин королевы – всё необходимое для прибытия в Лион королевского двора.