Мыши
1.
«Главному врачу детской многопрофильной больницы №13 Семенову Виктору Ивановичу от родителей Пуштановой Г.И., Злотниковой Н.А. Заявление.
Доводим до вашего сведения, что в инфекционном отделении вверенной вам больницы, в четвертом спальном боксе, ходят мыши и пугают наших детей. Просим принять меры. Фото и видеоматериалы у нас на руках».
2.
Виктор Иванович Семенов бежал в ночи из города по широкой отлично забетонированной дороге, не оглядываясь и не смотря по сторонам. Он бежал на тряпичных ногах, и его тряпичные же руки при беге болтались как у сломанной игрушки. Когда, казалось бы, он уже совсем готов был упасть на дорогу, упасть без мысли и без всякого чувства, он увидел впереди под мостом тлеющие и мерцающие в темноте красные угли затухающего костра. Виктор Иванович остановился и не в силах держать прямо голову, свесил её на грудь и поплёлся к костру. Он вдруг почувствовал, что он так устал, так устал! И ему так не хватает тепла!
Подойдя ближе, он различил красные от жара костра лица людей. Они молча смотрели на него, словно что-то выжидая. И только одна женщина приветливо кивнула ему, приглашая сесть на свободное рядом с ней место.
– Вы из города? Садитесь. Будете есть картошку?
– Буду, – сказал Виктор Иванович. Он сел, куда ему сказала женщина, и молча смотрел, как она выкатывает палкой из красных углей печёную картошку. Остальные люди также стали палочками ворошить угли.
– Сегодня сторож на картофельном поле спит, – сказала женщина, – и мы пируем.
Люди молчали и ели картошку. Виктор Иванович ел вместе с ними.
3.
Прочитав заявление о мышах, Виктор Иванович вызвал по телефону заведующего эпидотделением.
Бронников пришёл быстро. С собой он принес пластиковый дипломат, в котором лежала бутылка недорого коньяка, завернутая в несколько слоев старой газетой, чтобы не бренчала в дипломате, пока Бронников идёт по коридору больницы.
– Опять непорядок, Пётр Васильевич, – сказал Виктор Иванович, не сводя с подчинённого пристального взгляда. – Почему в инфекционном отделении разгуливают мыши и пугают больных детей?
Бронников аккуратно, без лишних движений и шума присел на стул, рядом с начальственным столом, и также аккуратно и тихо поставил рядом на пол дипломат с бутылкой коньяка.
– Разберёмся, Виктор Иванович, – пообещал он.
– Конечно, разберетесь – сказал главврач, – я говорю, что непорядок допустили. Ваше упущение породило недовольство больных и как результат – жалобу, на которую мне надо тратить время, брать её на контроль, отвечать…
– Да, – послушно согласился завэпидотделением, – допустил непорядок. Упустил. Буду исправлять. Сегодня же всё исправлю.
Главврач ещё пристальнее посмотрел на подчиненного.
– Но если опять также разберётесь как с кошками и собаками – уволю!
– Нет-нет, – заверил Бронников, – теперь так не будет. Сделаю все тихо.
– Уж постарайся! Это ж надо, бедная жучка в приёмный покой прибежала, от вас спасаясь, под кушетку забилась... А они её на расправу! При всем честном народе! Ладно, медперсонал заступился! А то от позора бы вовек не отмылись. Телевизионщикам только дай повод!
– Нет-нет, – продолжал тихо заверять Бронников, – нет, Виктор Иванович, сейчас сделаю всё хорошо.
Суетясь, он извлёк из дипломата газетный сверток и долго шуршал, высвобождая коньяк.
«Как мышь!» – с неприязнью подумал Виктор Иванович и достал из стола две рюмки.
Когда Бронников ушёл, Виктор Иванович вылил остатки коньяка в стакан и выпил его как квас, несколькими долгими, жадными глотками.
После этого он сделал еще несколько распоряжений, позвонил в администрацию города и выразил своё согласие на покупку томографа, после чего передал секретарше несколько подписанных ещё накануне документов и наказал ей, чтобы его никто не беспокоил. Затем Виктор Иванович отключил телефон и выцепил из связки ключей особый ключ, с широкой узорчатой бородкой и открыл металлический сейф. Вторым ключом, который он хранил в тайнике здесь же в кабинете, он открыл внутренний шкафчик в этом сейфе и извлёк оттуда потёртую кожаную папку красного цвета.
Виктор Иванович развязал тесемки папки и достал из неё общую тетрадь в клетку. Эта была его «Повесть временных лет». Он писал её без малого два десятилетия. Каждый день он выделял для этой повести ровно тридцать минут. Больше не получалось. Поэтому эти тридцать минут он старался использовать с толком. Записать какую-нибудь умную мысль, толковое соображение или просто –вписать хотя бы один риторический вопрос, который вмещал бы в себя всю философию проходящего времени. Виктор Иванович всегда придерживался графика, поэтому стоило ему раскрыть тетрадь и взять ручку, как тут же появлялась мысль, которую следовало записать.
Сейчас, однако, как не смотрел он на синие клеточки в тетради, мысль не шла. Из головы никак не исчезали слова из заявления родителей-жалобщиков: «Ходят мыши и пугают наших детей».
Когда-то, когда он только начинал свою взрослую жизнь, ему казалось, что он сможет совместить свою врачебную деятельность с писательской. Как Чехов, Булгаков, Вересаев, Аксёнов, Цыпкин, наконец...
Виктор Иванович просидел за столом до конца рабочего дня, но никакая умная мысль ему в голову так и не пришла.
Нет, подумал он, не стоило всё-таки соглашаться на покупку томографа. Было очевидно, что навязанный горздравом томограф был устаревшей модели. Кроме того он в несколько раз превышал стоимость самой современной модели. Совершенно очевидно, что чиновник из горздрава получил взятку за это сделку.
Да, натворил ты бед, Виктор Иванович! – снова подумал Виктор Иванович и пошёл домой. Свою машину он оставил в больничном гараже. Он был не совсем трезв, поэтому за руль садиться не стал.
Пока он стоял на остановке общественного транспорта, то вспомнил, что завтра ему предстоит явиться к главе местной Думы и отчитаться, как он подготовился к предстоящим выборам в местную Думу; выполнил ли он поручение об обеспечении стопроцентной явки сотрудников больницы, проголосуют ли они как нужно?
Это неприятное для себя дело он откладывал до последнего, и по правде говоря, ничего не сделал.
"Что я скажу там завтра?",– подумал Виктор Иванович, как я там отчитаюсь? «Хошь не хошь, а под общую дудку пляши! Если хочешь работать дальше» –вспомнил он слова руководителя Думы.
Да, натворил ты бед! – снова подумал Виктор Иванович, и ему остро захотелось зайти в магазин, напротив остановки. Там он купил двухсотпятидесятиграммовую фляжку коньяка и выпил её в несколько глотков за остановкой общественного транспорта у замусоренных и обломанных кустов шиповника. С закуской связываться он не стал.
"Да, натворил ты бед!", – в который уж раз сказал себе Виктор Иванович и пошёл в сторону дома, не дожидаясь автобуса. Спешить ему было некуда, жена отдыхала где-то на курорте в Турции. Поэтому-то он так жадно пил коньяк, спешил напиться, пока она не вернулась.
Дома он долго не мог заснуть, всё вспоминал, как долго и упорно он поднимался по служебной лестнице. Он перестал быть врачом, не говоря уж о том, что окончательно зарыл в землю свой писательский талант. А ведь подавал надежды! И всё коту под хвост! Ради какой-то администраторской должности! И то, с которой завтра, наверное, придётся распрощаться!
Так он лежал всю ночь, засыпая на какие-то мгновения, чтобы резко вздрагивая, снова очнуться и остаться один на один со своими мыслями.
В какой-то момент он услышал какую-то возню на кухне. Он насторожился – возня не прекращалась.
«Ходят мыши и пугают наших детей», – вспомнилось Виктору Ивановичу. Он нехотя поднялся с постели и поплёлся на кухню.
То, что он там увидел, потрясло его до глубины души.
За столом на табурете сидела гигантская серая мышь, облачённая в его домашний халат и строго смотрела на него огромными блестящими глазами. Напротив, у раскрытой двери холодильника, стояла вторая, такая же большущая мышь, на которой был халат его жены. Первая мышь, шевеля своими длинными усами, что-то сказала на каком-то тарабарском языке второй мыши. Та, схватив стоявшую в углу кухни швабру, стала больно бить Виктора Ивановича по голове. Она гоняла его по всей квартире, пока Виктор Иванович не выбежал на улицу и не побежал вон, прочь из этого города.