Юрий Медных
гл.10
Пустота
Совсем одиноко Семену в городской толчее. Владимир и Михаил оставили факультет на третьем курсе, каждый по своим причинам: Михаила из-за левых походов жена обуздала, Владимира – нога. Саша перебрался в Ош; Алена перевелась в Ташкент, на философский факультет, Наталья оставила факультет из-за домогательств. А Олега в расцвете молодости задушила астма. Куда податься? Он – учитель без желания и призвания, имеет навыки в радио и счетной технике, а теперь – и по очистке сеток от мусора. Перо его коряво и неуклюже – до ловкачей игры со словом среди пишущей братии ему далеко. И на строке далеко не уедешь – гонорары низкие. Новоиспеченный филолог остался на «береговой».
– Давай к нам в партию, пока рабочим прямая дорога, а интеллигенции – выборочно. И опять же, грамотные люди партии нужны, – агитирует Михаил, как в свою компанию. Семен не клюнул бы на такую удочку, но курс по Истории КПСС и Научный Коммунизм сделали свое – поверил в хорошие планы партии, согласившись, что со злом надо бороться коллективно. Подал заявление в кандидаты, заручился рекомендацией парторга и начальника участка, а Михаил отговорился тем, что они с Семеном мало совместно работают.
Владимир познакомил Семена с очередной симпатюлечкой, вертлявой, среднего роста, с карими выпуклыми газами. Холодновато в пристройке в конце осени, но под музыку из старенькой радиолы, подогревшись белым вермутом, они с подругой обнялись на кровати, под портретом «Неизвестной».
Со стены княгиня Неизвестная
Свысочайше смотрит на меня, –
процитировал Семен из своего опуса, привычно поцеловал девушку в крупные, податливые губы.
– Я хочу тебя, – со страстным шепотом пошел парень в атаку, не испытывая ни малейшего желания.
– Давай, – ошеломила она.
И кавалер, путаясь в одежде, поспешно овладел ею, удивившись своей способности. Проводил до остановки и, вернувшись, заскучал, но выпить больше нечего. А осень хмурится, угрожая близкими холодами.
Направляясь на очередную лирическую охоту, к Семену заглянули приятели и вместе решили, что здесь парню не одолеть зиму. Но возвращаться к Лиде не следует: унижаться, да и ребенок – пискля, пеленки; и уверен ли Семен, что это его ребенок? А Нина – баба азартная, и Семен, одурманенный доводами и зовущей ненасытностью Нины, отдался воле случая.
– Останься до утра, – предложил он подруге при очередной встрече.
– Ты что!? – Папа убьет.
– Не убьет: я поеду с тобой просить твоей руки.
На семейном совете у Нины решили, что парню больше в его лачуге делать нечего, и «молодых» отправили до свадьбы в пригород, к ее деду с бабкой. Тешатся «молодые» у стариков: на сеновале, в рощах – Нина все ненасытнее, а робкую плоть Семена точно подменили. Но вот и в ЗАГС пора. И решил жених, понимая, в какую петлю опять лезет, достойно проводить свою холостое одиночество. Вечером, оставив Нину у родителей, он возвращается к старикам – переодеться. На душе неуютно, как в стране, под руководством постоянно меняющихся правителей после похоронного марша над телом предыдущего, а народ на это иронизирует: «Не Кремль, а дом Престарелых, где всех решили пропустить через главное кресло».
Семен по привычке, перенятой у Владимира, но без его меры и вкуса, по пути познакомился с бабенкой и застрял у нее и до утра, дав понять за бутылкой ее водки, что намерен бросить у нее якорь своих одиноких странствий. А утром ушел переодеться.
На свадьбе Олег, прознав от Владимира о нравственности Нины, поддел Семена.
– Решил связать судьбу с Орлеанской Девственницей?
– У Лопе де Веги за очередной комедией следовала новая.
– А Девственница в курсе?
– Зачем? – улыбнулся Семен.
– Браво! – хлопнул приятеля по плечу Олег и потянулся за очередной рюмкой. – Горько! – заорал он, будто хватил отравы.
– Ну, паразит! – грозит ему жених кулаком, привлекая жирные от закуски губы новой суженой.
Тем временем осенний вечер загустел темнотой, и захмелевший Семен по привычке бродяжничества ищет, где бы прикорнуть: ему и пятнадцати минут хватит, чтобы снова быть свежим, но жена… «Как неуместно здесь это слово – Лида жена. А теперь… эта распутная бабенка… да и я не лучше…»
Прежде ЗАГСа пришлось обратиться к Лиде и в суд: Лида содрогнулась: развод – конец иллюзиям: обрывается ниточка надежды, что муж перебесится и вернется к ней – ребенку нужен отец. Но Лида уже не прежняя: она не может позвать мужа криком в топку печи.
– Не вздумай на суде расчувствоваться, – настраивает он Лиду. – Для них это очередная комедия, а мы с тобою их ломать уже устали.
– Вы безоговорочно согласны на развод с вашим мужем? – громом грянул стандартный вопрос, кольнув Семена в сердце; и насторожился, и замер мужчина, как охотничья собака на стойке, и забыл о своем предупреждении Лиде. «К черту эту комедию развода – слишком припахивает трагедией. Лидочка! Лидунчик! Произнеси своей милой «розочкой» губ уставшей душе, измученному изменами сердцу необходимое: «Нужен! Как же я без него-то! Он мой! Он в сердце!» – и к черту всех Эльвирок, Вероник, Изольд… – имена для знакомств выдумывают – нет им числа, жадным, капризным, похотливым, разнузданным, охочим до легких забав, дешевых удовольствий, одним на ночь, другим – замуж. Пусть останется Нина со своими приготовлениями к свадьбе: не пропадет – мигом жениха найдет». Подобно витязю на распутье, Семен в нахлынувшем волнении запамятовал, что ему некуда приклониться – жилье ей купили, а о квартире Лиды он и думать не собирался: ему нужна Лида! К сыну он постарается привыкнуть, полюбить его, стать отцом. Это неразрывно, это только с кровью. В глубине памяти проносятся мгновения их трудного счастья и как бы зависают в пространстве. Так с ним однажды было: он одновременно ощущал себя крохотной лохматой точкой и тут же – разрастающейся вокруг нее до беспредельности. Это пугало и зама¬нивало: он позвал Лиду, чтобы она побыла рядом, для контроля.
– Не дури, – отмахнулась она.
А теперь не отмахнуться: ни «точки», ни «всеобъелимости» нет, но есть что-то, обволакивающее сердце болью; если бы Лида почувствовала это внезапное, мгновенное перерождение мужа!…
– Конечно, одной будет трудно – ребенка растить надо, – саданула она мужа в сердце.
«А чего ждал? После многочисленных пакостей ей; конечно, мои выходки под советы досужих кумушек насторожили Лиду на возможность посягательства на долгожданную квартиру, теперь уже – только ее. Эх ты, квартиру тебе спас, а ты опять за свое, – досадует Семен, забывая о том, что его мысли остались при нем, не став словами покаяния. – А чувства ее где? Или их никогда и не было? – но он тут же взглянул на происходящее с другой стороны: А если бы она прошлась по мужикам, как я по бабам?… но в самозащиту память напомнила: «А я тебе нужна? А ты соскучился?» – Нет, не была она в Томске недотрогой, как я здесь тот год – это она здесь остепенилась, захотела стать матерью, стала ею против моей воли. А сколько женщине ждать? Ей нужен ребенок и муж – отец ребенка, а не любовник. И может, подспудное сознание своей обманутости: девушкой ли ее взял и – после Томска – и подтолкнули меня на разгул. А приятели только посодействовали – так пьяница ищет собутыльников, наркоман – сожертву – вместе мучиться». – Все это мгновенно перекрасило его душу из белого в черное, и он с мстительной к самому себе злостью подписал расторгающий их близость документ и удивленно взглянул на Лиду – она больше ему не жена! Они чужие! Это пробрало его до озноба: уж не приснилась ли ему их долгая совместная жизнь? – как воскликнул поэт, – и на что он эту жизнь променял? На случайные связи с расхожими бабенками под туманец от выпитого вина. Дутая ваша философия, господа вечные студенты! – Сейчас они с Лидой разойдутся навсегда по своим, отныне чужим друг для друга дорогам. Страшное, оказывается, это слово «навсегда»: она, уже не его – к сыну, на их квар¬тиру, а он, – «по Сеньке шапка» – к уже противной ему Нине, на ее праздник: заарканенного после веселой, разгульной жизни в девках мужа. Слово-то какое разбитное: в домах «терпимости» тоже «девки».
Нина, его новая жена, ведет его в свою постель: пышную, нарядную, торжественную, будто и правда для первого соития, и в наступившей в доме торжественной тишине легла рядом.
Семен было задремал.
– Давай, – залезла она к нему в пах.
– А… – опомнился молодожен. – Тебе все мало. И усмехнулся про себя: «Как в анекдоте».
Пришлось выполнять супружеские обязанности не десятый ли раз за день. И конечно же, утром никому в голову не взбрело осматривать брачную постель. А если бы это понадобилось, то родня все устроила бы как надо, благо, у государства, особенно, у руководства, можно поучиться и не таким тонкостям.
А неугомонная судьба продолжает шкодничать над Семеном.