Которая. роман. ч. 2. гл. 4

Юрий Медных
  Юрий Медных
  гл.4
  На вираже
Подобно временам года, сменились взаимоотношения супругов: Семен, в отрыве от семьи, почувствовал ответственность за нее, а Лида, напротив – словно ей развязали крылья: ей пора приехать с курсов, а от нее и весточки нет. «С чего это Карагачи казались мне райским уголком? – загрустил Семен. – И в городе зелень притомлена зноем. – Понравится ли здесь Лиде? «Вылетай»! – послал телеграмму. – А куда?» И его осенило: в ближайшем дворе за глухим дувалом – забором из глины, спросил у женщины, вышедшей на зов в пестром, заношенном халате, не сдается ли квартира.
– Что ты, что ты? – всполошилась баба, будто он заподозрил ее в воровстве. – Сроду мы энтим не занимамся, – и перебрала по пальцам родню. – Живем скромна, честным трудом, дажа ни у ково не занимам, оно – в глаза лезть.
Семен, пригнувшись, как от удара, выскользнул из калитки и несколько кварталов, боясь оглянуться, уносил ноги. Только под вечер, на окраине, во дворике, переполненном чистотой и розами, ему повезло.
– Проходи, касатик, – предложила комнатку старушка.
«Уютненько», – осматривается скиталец, мысленно отметая хозяйку.
– Тридцать пять рубликов, – словно уменьшая рубли, прошелестела благодетельница. – Вы, я полагаю, семейнай… а маленького не придвидица… а то пойдут, знаете, друзья-таварищи… а с маленьким тожа – писк, пеленки… а мне под старость покой нужен. А вы, я вижу, скромнай.
«Хорошо, что повременили с маленьким», – отметил Семен, досадуя, что квартиранты воспринимаюся, как нахлебники.
– За свет особо, топливо тоже ваша, – накручивает «божий одуванчик», – А вода… в колонке, за аградай.
– Уютненько…, – ответил Семен.
– Да-а…
Семен вернулся в мастерскую: она загромождена, а не на чем взгляда остановить, да и он здесь вне работы неуместен, но не по городу же слоняться – все примелькалось; повертел в руках радиолампу и швырнул в урну – лампа глухо лопнула. «Этак недолго и что-нибудь дельное угрохать – нервы; в мои-то годы? А, черт их знает, в какие они годы и отчего пошаливают? От таких экскурсий, как сегодня, и загавкать можно. Съезжу-ка к дяде Грише; Федор на заводе работает: есть, поди, друзья-знакомые – помогут найти квартиру».

– О! пропащий явился! – встретили его в селе, уже проводив мимо собаки.
– Почему, пропащий?
– У нас особых приглашений нет – свой, значит, без зова приезжай.
Семен и не думал о выпивке, но за ужином от рюмки дядиной настойки не отказался, больно уж на душе неуютно.
– Как работа?
– Нормально, когда основная, по радио, но больше по объектам мотаюсь, подручным. И это бы еще ничего, да мало платят.
– Разряд повысить можно?
– Можно, но хлопотно. Да и другое сейчас прижало.
И пошли откровения, пока по телевизору не началось кино. А там и ночь накатилась. Уютно Семену на диване меж свежих простыней – в конторке отвык от этого. Только как же это получается? Освободили же от переподготовки. А в военкомате и разговаривать не стали, и он уже в части. Опостылевший сержант с «салагами» на плацу возится, а он, Семен, как бы в стороне.
– Ты острил, что незнакомо все в армии – первый раз служишь, – язвит сержант, оставшийся на «крупу». – Теперь потренируйся.
– Мне уж и по второму разу «дембель» положен, – кажется Семену, что он навсегда застрял в армии. – Только успел жениться, а с женой почти и не жил. Как-то она теперь там? Ведь из военкомата увезли, попрощаться не дали.
– Подождешь с дембелем, не до тебя: командира нет.
Семен ринулся в канцелярию, а там даже секретаря нет: не то на обеде, не то в отпуске. «Бежать надо, – понял Семен; но найдут – упекут в дисбат; и хоть бы я здесь нужен был, а то слоняюсь как неприкаянный. А! – вспомнил. – Я же десантник!» – раскинул руки и полетел по казарме, но сержант тут как тут.
– Не положено; ходи по полу, как все.
– Пошел ты… – отмахнулся Семен и подошел к окну, распахнул его и понесся над частью, над городом, но его сносит к части, а сержант следом поспевает. И как бы высоко Семен ни взлетел, сержант все равно за ноги хватает.
– Один раз служил – по госпиталям сачковал и теперь не хочешь!
– Отстань, зараза! На «гражданке» никому не нужен, так здесь пристроился. Я тебе не «салага», измываться надо мной.
Семен очнулся и некоторое время остывал от видений. Воскресенье, можно бы и отдохнуть, но, чтобы не надоедать родственникам, уехал в город. По пути прихватил пива, колбасы и хлеба: после одинокой «пирушки» прилег с книгой на стол, размечтался, окутываясь дремой. И опять в военкомате – проходит комиссию на годность к ВДВ. «Ополоумели они, что ли, – соображает бедолага. – Меня же едва не комиссовали после операции; вот именно, едва: в военном билете ни травма, ни операция не указаны. А коли служил в ВДВ, то и переподготовку там проходи. Хруста в коленях врач не «заметил». «Ну ладно, эскулап, принимай выправку – это единственное, что осталось для отстранения». Едва набрав воздуху, Семен сделал видимость полного вздоха, и выдохнул в измерительный прибор, даже закашлялся.
– Подохнешь на первом же прыжке! – провокационно огорчает парня специалист.
«Сам не подохни», – удовлетворенно думает Семен.
Проснулся до рассвета; включил «маяк» и, чтобы лишний раз не нарываться на кривотолки соседей по двору о месте жительства, пролежал до восхода. Днем трудился машинально, ожидая звонка от брата. Зов к телефону воспринял как конец работы и после обеда уехал в Кызыл-Аскер.

У ворот Федорова знакомого братьев встретил собачий лай.
– Проходите, – сдержанно улыбнулся хозяин, придержав пса.
Времянка, невзрачная снаружи, оказалась уютной внутри. «Как наша с матерью избушка», – подумал скиталец.
– Заселяйтесь хоть седьня, – хозяин опять собрал в улыбку морщины. – Я не нуждаюсь, но товарища уважу, да и деньги в хозяйстве лишними не бывают.

К этому времени «СУ-10», куда Семен определился радиослесарем по шестому разряду со ставкой в сто пятьдесят рублей, заполучило радиостанцию стационарного и автомобильного исполнения. Вороненую стойку главной рации расположили в комнатке с окном во двор. На окно Семену поручили поставить решетку, а на дверь повесить соответствующую табличку. Теперь надо распределенные по объектам машины со связью «выловить» и осмотреть. А для надежной централизованной связи с ними нужна высокая антенна; а для настройки рации и текущего ремонта – инструмент, приборы, запчасти. Пока над конторкой, приютившейся в ложбинке, сиротливо торчит штырек «Куликова».
– Связи пока нет, – ответил радист энергичному, лет тридцати, инспектору из Треста. Семен еще не научился дрожать перед сильными мира, скорее, наоборот: сильный – помоги.
– Добывай, – ответил инспектор.
– Сам? – уставился Семен на кучерявого, чернявого, с горбинкой на носу, рослого мужчину.
– Не добрый же дядя. Доставай, хлопочи, налаживай, – делится инспектор нелегким опытом обеспеченца. – А связь чтоб была… к концу недели.
– А почему не завтра?
В ответ, как сделаться самообеспеченцем, инспектор посоветовал обратиться в бухгалтерию. И Семен с чековой книжкой в руках – ею он так и не воспользовался – оформляет, где находит детали, кипы бумаг по безналичному расчету. Для поделки мачты ему выделили железа-уголка и сварщика, разбитного парня, себе на уме. Тот взялся за повременную работу-волынку ради бесконечных перекуров и выпивок. В радиорубку поставили стол, на него – усилитель мощ¬ности «УМ-100». Семен укрепил на крышу гаража репродуктор «колокол», и над управлением зазвучал «маяк». А категорическая табличка на двери: «РАЦИЯ. Посторонним не входить» зазвучала как приглашение для перекуривающих – «это посторонним, а они свои». Но замкнутость озабоченного радиста быстро их выветрила, кроме одного.
– Где у тебя приемник? – ищет глазами Гришка Перцев, худощавый, всегда чумазый водитель «Беларуся».
– Ты на него чуть рукой не «наступил».
– Эт-тот? – щелкнул парень телефонную капсулу, оглушив через усили¬ель из «колокола» территорию.
– Аккуратнее. Диод и резистор я в корпус впаял – на столе лежать не солидно.
– А так солидно?
– Кому какое дело? Должно же у радиста что-нибудь говорить.
Так же решил и начальник, поставив на рацию приемник второго класса. А волынку с мачтой прекратил, переоформив сварщика на сдельную работу, и бригада монтажников за два часа воткнула в небо пику антенны на конце высокой сварной трубы, укрепленной растяжками.

Время идет, а Лида молчит. Семен написал ей отчаянное письмо, а потом догадался вызвать на переговоры.
– Че ты кипятишься? – услышал он насмешливый голос.
– Ты почему не едешь? И что за тон?
– Ты соскучился?
– Спрашиваешь!
– А я тебе нужна?
– Лидка! Ты в своем уме? Ее тут жду-не дождусь, а она. Вылетай немедленно! Деньги-то на дорогу есть?
– Ладно, прилечу, встречай.
«Вот это номер! – озадачился Семен. – Меня город отрезвил – я и глядеть на девчат забыл, а она куражится… видно, есть к кому голову приклонить. Это она в отместку за мои каргасокские куражи – в селе ей некуда было податься, вот она и тихонничала, а в городе пообжилась: молодая, интересная, можно за незамужнюю сойти, вот и отпускай жену от себя, да еще в город; значит, она уже далеко не та, не его Лида, – отведала запретного яблока свободы», – Семен поймал себя на слове «отрезвился». – стал трезвым и «отрезвился» – перестал шалить. В одном слове два смысла. А на работе Семен, неожиданно для себя, вроде впервые, заметил Веру, сдобную, молодую регулировщицу контактных стоек. И загорелся да так, что захотелось ее поцеловать; ни с того ни с сего подойти и поцеловать; и подошел бы, да застыдился вдруг возникшего желания большей близости. – ядовитым оказался Лидин укол по самолюбию, а последствия его непредсказуемыми.

– Где же твоя супружница? – поддал перца озадаченному мужу хозяин.
– Что она там забрала в голову? – жалуется парень. – Сегодня разговаривал, вылетает.
– С норовом она у тебя, – недоверчиво собрал хозяин морщины в улыбку.

Семен же, продолжая хлопоты о семье и прознав, что Управлению нужен кассир, как говорится, одной рукой застолбил у начальника это место до конца недели, а другой вцепился в аэропорт. Лида прилетела в пятницу, на исходе дня, и два вороха новостей, перегорев, уложились во взаимное:
– Здравствуй!
– Привет! А я не хотела ехать, – ошарашила она мужа.
– Почему? – изумился он.
– Девчонки говорят: «Святой он у тебя, что ли? Если в селе гулял, то за год… в таком городе…
– В каком, в таком?
– В южном, знойном.
– Дуры твои девчонки. А ты сама-то способна соображать: в селе у меня неразбериха была, еще до тебя начавшаяся – едва расхлебал. А теперь ты у меня одна, единственная. А вот я у тебя теперь один ли? Поехали домой.
– У тебя и дом есть? – пропустила она его «шпильку», и это больно задело мужа.
– Дом не дом, а квартиру снял – времянка двухкомнатная; кровать панцирную купил; о бутылки запинаюсь – сдать не соберусь.
– Запил с горя?
– Молочные, а ем на подоконнике.
Подошли к калитке.
– Спокойно, Джек, – погладил он овчарку, придерживая за ошейник. – Хозяйка приехала. Лид, проходи вон в ту дверь. Не пес, а Цербер, я тебя с ним познакомлю.
– Дядь Вань! Лида прилетела! – радостно крикнул он в окно.
– Лидок, вот наш особняк.
– Отдельно – это хорошо. Где руки помыть? – вошла она. – Хозяин! – улыбнулась жена.
«Знакомые, родные губы «розочкой»! – сияет Семен, любуясь женой.
– Сейчас, полью над ведром.
Постучав, вошел хозяин.
– Здравствуйте. А я уж подумал, что он обманул меня, что женат, – и вышел, пожелав спокойной ночи.
Как же! Спокойная она у них будет!
Утро застало их в объятиях друг у друга. Встали. Семен восторженно и ревниво, словно тихий уют может быть соперником, любуется Лидой: глубоко запахнутый цветастый халат красиво облегает худенькую фигурку. Лида то плывет, то порхает из кухоньки в комнатку, разбирая свой чемодан – осваивается хозяйка. Семен обнял ее и покрыл поцелуями.
– Увидят же… – она склонились над своим чемоданом.
Есть в вещах что-то загадочное – каждая о чем-нибудь напоминает, будоражит воображение – ревниво косится он на незнакомые, приобретенные без него. А после полудня прошлись по магазинам. Вернулись домой с продуктами в новой кастрюле. После позднего обеда, затянутого до вечера: от «четка» на двоих захмелели и улеглись, жадно ласкаясь.
– Не отпущу больше никуда! – неистовствует Семен, – Какая ты!…
– Какая?…
– Ласковая… нежная… жаркая…
– А ты… тоже… и какой-то…
– Какой?…
– Безумный, что ли… неудержимый… необузданный…
Утомленно разнежась, обнаженные, раскинулись на простыни, ревниво осматривая друг друга.
– Я тебе место кассира припас, завтра же и перехватим его, не передумает же начальник за выходные.
– Зачем же сейчас об этом? – прижалась к мужу Лида. – Завтра, дорогой, завтра…
«Завтра», имелось в виду, в понедельник. А утром было воскресенье, и счастливая пара пошла по городу.
– Осень, а у вас жарко.
– Теперь уж, милая, у нас.
– И зимой у… помнится, здесь тепло было.
– В костюме ходил, а тетя за это укоряла, мол, форшу.
– Небо высокое.
– Посмотри, на какой высоте облака.
– И верно. А я чувствую, что просторно, а почему? А ты сразу: «облака».
– И в Сибири свежее.
– Холоднее.
– Нет. Летом свежее. А здесь духотнее.
– Не замечал.
– Там же лес хвойный, смолистый, а здесь листва.

В понедельник молодые разбежались к начальнику отдела, а угодили в лапы другому – по кадрам. И кадровик, показывая свою значимость, продлил переживание супругов еще на трое суток, пока Семен не отремонтировал ему телевизор.
На рацию заглянул Перцев.
– Дрянь дело, – рассудил Григорий, узнав, что Семен устроил рядом с собой жену.
– Почему? Вместе веселее – посоветаться можно.
– Вот именно…
– Ты чего не в духе?
– Тут взбеситься впору: помнишь, я говорил про девушку?
– Ну?
– Вот тебе и ну. Женился я на этой… женщине. Детей усыновил. Вот тут она себя и показала. Теперь хоть в омут.
– Так серьезно?
– Невмоготу: подал на развод, а она мне алименты пришила.
– Д-да-а-а, не позавидуешь.
– Подал на пересуд… выгорит ли что…
– У нее совести, что ли, нет?
– Куда хватил. Откуда у фурий этот дефицит? И представь: с этакой Золушкой да еще бы и на работе вместе.
Семену и приятеля жаль, и Лиду такой представить не хочется. Но в памяти свербит: «соскучился?», «а нужна я тебе?»

На планерках у начальника дым коромыслом; за словом в карман не лезут и женщины: некогда отыскивать в многотысячном лексиконе нужные, яркие слова, берут подручные – самые соленые. А вопрос раскален: в связи с расширением производства не могут прорабы решить: кто – строитель, а кто – монтажник, и Трест разделил их на два Управления. Лида осталась на левой части территории – в «СУ-10», а Семен на правой – в «СМУ-7».
У радиста при настройке аппарата на новую антенну вышел из строя блок ВЧ, а где взять лампу антикварной марки? Помогла частным образом одна из автобаз, сбагрив незадачливому специалисту бросовые лампы в обмен на пачку новых мощных транзисторов, и у новичка назревают крупные неприятности: рацию решили сократить; надо отчитываться по финансам. «Так вот за какие промахи отца засудили!» – с ужасом понял Семен и, превосходя себя в проворстве, откуда что у парня взялось, быстро передал рацию ничего не ведающему механику, а с него взятки гладки – спишет, не впервой.
Зашел попрощаться Перцев.
– Вот и уносит тебя судьба заблаговременно от жены, – невесело шутит Григорий.
– Куда теперь? – приуныл Семен. – По Сибири мыкался, теперь здесь…
– Наведайся в радиоателье, это рядом.
– Не шути так: там мастера, а я только рации жечь мастер.
– Радиола – не рация – натаскаешься: голова есть, руки на месте.
– Спасибо, утешил, – усмехнулся Семен.
Спасибо – не спасибо, а жить надо, и не как-нибудь – жена рядом. Решился Семен испробовать удачу еще раз.

– Какую аппаратуру знаете? – принял его в скромно обставленном кабинете начальник, мужчина лет тридцати пяти.
– Радиоприемники, магнитофоны, проигрыватели, – припоминает Семен, с чем сталкивался.
– А как транзисторная аппаратура?
– Нет, – оробел парень.
– На них у нас отдельная бригада, – успокоил начальник. – Та-ак, – изучает он Трудовую книжку новичка. – У вас шестой разряд.
– Да, – опять насторожился парень – «не сдавал же на него, а по месту присвоили».
– Ничего против не имею, но вы, как я понимаю, прежде в ателье не работали.
«Куда он клонит?» – переживает Семен.
– Мы могли бы вас взять по шестому, но у нас ребята… есть и асы… работают по пятому – план меньше. А вы можете… сразу не потянуть.
– Я ни на что не претендую, – обрадовался парень.
– Вот и хорошо. Возьмем вас по… четвертому. А покажете себя…
– Конечно! – согласился Семен, радуясь и полученной работе, и возможности освоиться.
Но опыт к новичку приходит коряво и не спешит нарастать. Спасибо ребятам – помогают, мимоходом подсказывая неисправность. Новичок поражается их проницательности и злясь на свою бестолковость – с первым приемником до обеда провозился. Тут же подошел мастер с бланком наряда, показав, как заполнять. Работа оценена в четыре рубля, двадцать копеек – не густо для плана. Семен вопросительно посмотрел на мастера.
– Пожалуйста, – показал тот рукой на переполненные стеллажи.
И руки, не обретя уверенности, набирают скорость.
– Пришитов! С первым тебя повтором, – отечески сочувственно подал мастер парню возвращенную аппаратуру.
Семен, едва взглянув на монтаж, понял, что не по его вине возврат, но ремонтировать этот аппарат надо в первую очередь и бесплатно – гарантия же; специалист, значит, должен был предусмотреть. Семен заметил, что ребята берут аппаратуру поновее. «А старая чем прови¬нилась?» – озадачился он. Но усложненность монтажа и низкие расценки за ремонт быстро просветили его. И если первый заработок огорчил своей мизерностью, то второй и третий, когда он поднажал, обнадежили: Семен по пути домой купил белый кухонный стол и на себе, как прежде кровать, доставил на место.
– О! С покупкой! – отметил хозяин не то с одобрением, не то с насмешкой за способ доставки.
Зато жена в восторге:
– Сеня! Стол! Настоящий кухонный стол! – придя домой повисла она у мужа на шее. – Аккуратный, белый, немаркий. – Конец обедам на подоконнике. И опять на себе?
– На грузовое такси денег не хватило.
– Подождал бы меня, вместе бы сходили.
– Тогда бы сюрприза не было.
– И столешница есть! – вилки ложки положить.
Потом, после семейного совещания Лида взяла напрокат холодильник, и на кухне домовито зажужжал, красуясь молочной облицовкой объемистый «Мир» – можно запасаться продуктами.
А однажды в ателье кто-то привез телевизор «КВН» – антикварную диковинку – всей мастерской обступили его. А домой, отдав за аппарат четвертак, увез Семен, ведь это «ископаемое» еще и показывало по своей единственной программе.
– Для таких вещей такси надо брать, – ворчат пассажиры в троллейбусе.
– Груз дешевле такси, – усмехается Семен.
Восторгов хватило на целых три вечера: Семен – пытаясь поймать еще один канал, полез перестраивать контуры, и к концу недели они с Лидой видели на экране какие-то тени, а закончил службу их телевизор тумбочкой под умывальником.
Семен научился определять неисправности «на лету» – у ребят есть что перенять: Серега за минуту отыскивает поломку отверткой; Никита на столе устраивает отремонтированной аппаратуре «землетрясение».
– У кого есть схема проигрывателя? – спрашивает кто-то из новичков.
– А на утюг схемы не надо? – острят в ответ.
– Ребята, кто отремонтирует паровозный гудок? – невинно интересуется «Бес» – виртуоз ремонта Бессонов, из бывших радиохулиганов.
В цехе сдержанное молчание.
– И я не возьмусь, – продолжил он. – Не мое это дело. Но любой кочегар лезет в радио с видом знатока, а потом несет аппаратуру с раскуроченными потрохами к нам.

Сноровка у Семена растет, а небрежность в погоне за плановым рублем, еще быстрее: по выполнению плана он догоняет асов, а по повторам сам ас.
– Чье это!? Не удосужились завернуть ни одного винта! «Ригонда» вывалилась на руки! – возмущается на выдаче приемщик.
– Неси Пришитову, – не глядя, определил мастер.
Руководство решило повоспитывать сотрудника, показав ему хотя бы часть того, что он теряет из-за своей спешки: радиомеханику выплатили четверть премиальных, причитающихся по его выработке, и Семен с Лидой купили в кредит телевизор и за наличные – шифоньер; довезли покупки на тележке хозяина, благо, магазин недалеко – всего три остановки.
За день в цеху набирается изрядно заявок, и механик приобщился ходить по ним после работы – пригодился постепенно сэкономленный запасной комплект радиодеталей. Но ремонт на дому отличен от ремонта в мастерской.
– Мастер пришел! – встречают специалиста хозяева, в основном нацмены, и вся улица ожидает своей очереди, а хозяйке дана команда главы семьи: готовить ужин. Приходится увиливать от таких застолий, часто ссылаясь даже на выдуманные заявки, иначе можно по иной дорожке покатиться.
– Выпью я у вас стопарь, да у соседа вашего, а третьему соседу буду пьяный ремонтировать? Ведь и вы бы мне пьяному не доверили.
И с уважением отдает хозяин свои рубли, искренне интересуясь, не мало ли?
   
Лида расцвела от таких успехов мужа, ежедневно пополняющих скромную семейную кассу, даже на женские пустячки тратиться стала. Но азарт одержал над Семеном верх, и руководство решило ради престижа ателье расстаться с механиком. После разговора с начальником «по душам» механик ушел по «собственному желанию». И началась у него иная, совершенно неожиданная «одиссея»: прослышал он о существовании РВЦ. «Радио-вычислительный центр», – обрадовался Семен, и пошел туда. В отделе механики разговорился с энергичным, молодым, стройным, среднего роста мужчиной, с плавной, покачивающейся походкой, с карими проницательными глазами и с бархатцой в голосе. Ивану Александровичу Бродному приглянулся парень, а его Трудовая книжка сыграла решающую роль: парень знаком с техникой, значит, и эту осилит, – знакомит начальник новичка с техникой. Семена же оглушили стрекочущие механизмы, называемые перфораторами – он впервые их видит. «А где же радио?» – озадачен он.
– Иван Александрович, как расшифровывается ваше предприятие? – догадался спросить Семен.
– Республиканский Вычислительный Центр.
У Семена и челюсть отвисла: на его месте ушел бы почти любой, мол, не туда попал, но не в натуре Семена отступать, даже если он случайно взялся за дело, а Семен решил, что уже взялся, если завел детальный разговор, вроде он уже пообещал, что будет здесь работать. Таким же он знает себя и в магазине, и на базаре: спросил цену, значит, надо покупать, потому и цен не спрашивает, а тщательно их высматривает или ждет, когда кто-нибудь спросит. Семен горячо нырнул в новое дело, не задумываясь: хватит ли воздуха, чтобы вынырнуть.