Юрий Медных
Которая
Часть вторая
1гл. Перелет
Страна в начале столетия перелетела из одной эпохи в другую, очень при этом обгорев и изранясь, а раны потом прижигая порохом, а гангренящие суставы безжалостно отсекая саблями. Нечто похожее, только в значительно меньшем масштабе испытала на себе и семья Пришитовых. Леспромхоз отправил Лиду в Томск, на годичные курсы бухгалтеров со среднемесячной заработной платой, а Семен, сохраняя искорку надежды на свое радиовыздоровление, пристроился на Пристани. Иногда, радуя душу, писк «морзянки» сливается в уме в слова. «Здорово! – радуется радист, – Это же просто! Так слова из иностранного языка становятся понятными без перевода». Радуясь удаче, Семен после работы с бутылкой «портвейна» размечтался в избушке, под «лалеби» и «ноктюрн». Его «Лалеби» поменялась с ним местами – уехала в город, а он остался куликом на кочке – так смотрится избушка на островке. «Ноктюрн» зовет в заманчивые высоты, но хватит ли духу взлететь? Обязательно надо получить высшее образование. И получу! А сам еще в десятом, в вечерней школе. Одиннадцатый вляпали для практики выпускникам, да так и оставили: программу, видишь ли, ломать не хотят, а люди лишний год обивай пороги – вечерники и так работают. Но в Каргаске о высшем и мечтать нечего. В Томск надо перебираться или ездить – на заочное. Но кто в Томске ждет? И на какие шиши? – от организации не направят. Надо думать, много думать.
Семен уволился в разгаре декабря, и в поселке ему больше некуда податься, только в разнорабочие, а этого Семену теперь не пережить: еще из Лесхоза, видно, понаслышке о его радиоспособностях, военкомат, выручая парня, приглашал писарем, но гвардеец гордо отказался – он бы и теперь не пошел в писаря. И как рука судьбы неожиданно у матери объявилась на Юге сестра, считавшаяся погибшей в тридцатые годы. Семен, не раздумывая, решил попытать счастья в теплых краях, разумеется, ни словом не обмолвясь с враждующей матерью. Юг. Тепло. Столица. Институты! – радостно зашумело в голове. Семен срочно, за бесценок сбыл вещи: покупатели налетели на поживу – едва наскреб на билет да на «первое время» на новом месте; самое необходимое утискал в два чемодана, заклеил старые замки бумажками, расписавшись на них, а чтоб поклажа не развалилась в пути, перевязал бечевками. Все это отправил багажом «до востребования», а сам с двумя сумками отправился в путь, в письме сообщив Лиде о переезде. Лида в общежитии над таким письмом мужа только руками развела: некуда возвращаться после курсов – муж сам отправился в неизвестность.
И снова «АН-2» оторвал Семена от родного места, но уже навсегда. Впереди двухчасовая болтанка над белесым однообразием тайги. О том, что ожидает, трудно думать, – легче вспоминается прошлое: путешественник мысленно прошелся по улицам села: вот дом его первой послешкольной подруги – она была именно подругой и никем больше: рослая, стройная, в желтой кофточке и в черной юбке покроя «гофре»; умные, добрые глаза; руки с длинными, красивыми пальцами. Она значительно старше – он облизывался на нее в жажде поцелуя, как кот на сметану. Она могла бы нацеловаться с ним, а потом оттолкнуть, ославив «безграмотным мальчишкой», а в том возрасте отказ девушки особенно болезнен. Они рассуждали о многом и, казалось, умно: любовь – что это? страсть? или своеобразное чувство собственности: только моя! только мой! – а надолго ли: Лена, Валя, Надя… Лида. Почему любовь такая трудная? Много ли счастливых пар на земле? «Ромео и Джульетта», «Легенда о любви», «Табор уходит в небо»… – везде влюбленные гибнут за нее. Может, это и есть любовь – борьба со своими недостатками, слабостями – ради любимой. За любовь надо бороться? Платить жизнью? Выходит, любви в большом недостатке на земле. Понравилась девушка, старайся стать лучше, достойнее – для нее.
Приземлились в Колпашево. «Большая деревня», – вспомнил чью-то заносчивую оценку Семен, беглым взглядом окинув аэропорт. Какой-то «ЛИ» принял на борт и его, Семена. После жестких стульев, привинченных к полу в «аннушке» – в этом самолете, в кресле, зачехленном в белое, тепло, мягко – уютно. Пассажир закрыл глаза, но неопределенность предстоящего спугивает дрему.
Самолет разворачивается на посадку в Новосибирске: Семен приник к иллюминатору – архипелаг красиво мерцающих утренних огней. «Вот я и вырвался из своей глухомани, а ведь можно было и самому решиться, так нет же, обстоятельства понадобились. Значит, сам-то – ноль без палочки». И все-таки, кажется: зайдет он на вокзал, а Наташа – ему навстречу: «Прилетел, дорогой! Вырвался из берлоги! И тут же, переведя дыхание – Что же ты, Сеня? Я же полюбила тебя. Поверила. А ты…»
Потолкавшись в очереди у кассы, взял билет на самолет до Фрунзе и поехал в маршрутном автобусе на другой аэропорт через огромный Новосибирск, зимний, неуютный. Белая громадина самолета, похожая на акулу из учебника, выросла в корабль. «Лайнер» – звучит обворожительно, музыкально – неужели на такой и его, Семена, гражданинишку заштатного впустят? На них, наверно, только правительство летает», – подъезжает Семен в спец.автобусе к аэротрапу.
– Живее, гражданин, проходите в салон направо, на любое свободное место, – поторапливает стюардесса зазевавшегося пассажира. «Опять по-Гоголевски», – мелькнуло в памяти Семена.
И снова в пути. «Вот это полет! – тысячи метров над облаками без единой ухабинки в воздухе, – восхищается десантник. – Так и во всех случаях жизни: приучат человека жить абы-как – по обстоятельствам, чтобы он воспринимал их как норму, а он увидит кусочек нормальной жизни, цивилизованной – и онемеет: «для него ли это? Имеет ли он на это право? Терпи, серость, живи для БУДУЩЕГО».
Семен вынырнул из дремы от голода, а стюардесса разносит обед; пассажир прикинул: кусок курицы, стакан лимонаду, три шоколадных конфеты, два кусочка хлеба; цены, конечно, ресторанные – и вежливо отказался, сглотнув слюну. А когда заметил, что никто не рассчитывается, понял, что обед входит в стоимость билета, но уже собирают посуду; обругал себя в уме «деревней», вспомнив, как в армии, перед телевизором старался вести себя достойно, полагая, что с экрана его тоже видят.
Зашли на посадку, и тело напряглось – только с парашютом за спиной это исчезает, когда высота за тысячу метров – в случае чего, парашют успеет раскрыться – так инструктировали.
«Ого! – ощутил Семен ласку теплого утреннего воздуха Юга. – А в Новосибирске мороз. Новые запахи. Горы в снегу – рукой достать, а в городе тепло – Юг!» Около вокзала толпится транспорт: не ошибиться бы – на свой сесть. Незнакомые названия на двух языках, много невиданной одежды; чужая, какая-то гыркающая речь. «Освоюсь – научусь», – загадывает новосел. Умостился на автобусе со всей своей поклажей «до востребования» – некому подсказать, что багаж можно получить потом, и опять же – экономия. Деньгами распоряжалась Лида, а теперь самому приходится. Уже с десяток Каргасков проехали, не ошибиться бы остановкой.
– Подскажите, пожалста, когда будет Кирзавод, – скороговоркой, «по-городскому», попросил кондуктора, назвав Кирпичный завод Кирзаводом.
И остановки через три кондуктор нарочито громко объявила:
– Пивзавод. Молодой человек, ваша, – добавила она.
Семену показалось, что она сказала не совсем то слово, но ей лучше знать, выгрузился, уже протискиваясь с багажом. Как объясняли попутчики, согласно названного Семеном адреса, перешел наискосок перекресток, дождался другой свой номер и с поклажей едва втиснулся в него.
– Кирпичный! – объявила кондуктор, когда проехали еще полгорода.
«Какого опять дурака свалял! – расстроился путешественник. – Если бы не случайное совпадение в расположении остановок, куковать бы с вещами посреди ГОРОДА. Сенька ты и есть Сенька: по Сеньке шапка. Хоть пересадки теперь не делать – уже сделал!»
– Мне, пожалуйста, «Красную Зарю» подскажите, – отбросил парень свои деревенские хитрости в игре под городского.
Замелькали глинобитные и кирпичные одноэтажные дома; на «коньках» крыш резные петушки, кони, флюгеры. Местность открылась, как на ладони, а в городе, среди высоких зданий, Семен чувствовал себя, как на дне чего-то.
– Заря, – объявила кондуктор.
– Товарищ кондуктор, мне Красную Зарю.
– Она у нас одна.
Новосел, навъючась грузом, дотащился по грунтовой дороге улицы до дома с нужным номером, протиснулся между домом и оградой из штакетника во дворик, где и столкнулся с незнакомым сухопарым дедком, вышедшим на лай посрамленно поскуливающей из будки собаки.
– Как же ты через Жульку-то прошел? – поздоровавшись, удивился дедок. – Она же злющая.
– У нас в Сибири этого добра хватает.
А город приготовил новоселу свои испытания.