Глава седьмая

Ксана Етон
       Вот в такую нездоровую обстановку, призванную по идее поднять мой моральный дух (по ошибочному представлению родителей) я и вернулась. В тот год мы по-модному перескочили через один класс, согласно произведенной тогда школьной реформе, и из седьмого перешли сразу в девятый. Кроме путаницы в цифрах, других перемен в школьном порядке никто не заметил. Нам по-прежнему оставался один учебный год до получения свидетельства о неполном среднем, и еще целых три – до аттестата о полном среднем образовании. Кстати, вступить в ряды доблестной комсомольской организации мне так и не довелось. Я была в свое время октябренком, и страшно этим гордилась; потом – пионеркой, но этот факт уже не доставлял мне такого удовольствия, возможно, потому, что приходилось каждое утро собственноручно наглаживать свой пионерский галстук, и так четыре года подряд; а вот когда пришло время приобщиться к комсомолу, нам дали выбор – и это было просто неслыханно для многих предыдущих поколений, воспитанных в партийной идеологии – вступать или не вступать, и я предпочла второе. Из всего нашего класса только один мальчик стал комсомольцем, все остальные воздержались. Вряд ли это являлось каким-то осознанным манифестом, скорее просто банальным нежеланием изучать скучнейший устав и еще кучу чего-то там, тем более что это членство в ближайшем будущем уже не несло в себе каких-либо видимых перспектив.
       Дни мои проходили уныло, все как один похожие друг на друга, я тосковала по утраченной школе, по старым друзьям, и могла замечтаться на каком-нибудь нудном до невозможности уроке так, что полностью теряла ощущение реальности. Училась я по-прежнему на отлично, но учеба уже не доставляла обычного удовольствия, и я стала замечать, что мне все трудней и трудней бывает на ней сосредотачиваться. Просто я утратила мотивацию, смысл всех моих усилий как-то ускользал от меня, меня бесили косность учителей и тупость одноклассников, к тому же я заметила, что мои успехи в учебе чрезвычайно раздражали некоторых – как среди первых, так и среди вторых. А еще многих почему-то раздражал мой не вполне стандартный внешний вид, в особенности вид моих ногтей, выкрашенных то в синий, то в зеленый цвет (причем эти цвета, ввиду отсутствия в продаже в принципе, достигались путем добавления в обычный белый лак для ногтей синих или зеленых чернил).  Это, а еще рваные джинсы, самостоятельно изодранные, замысловатые прически и по-готски подведенные устрашающими черными стрелками глаза, составляли вечный камень преткновения, и родителей постоянно вызывали в школу за мое «аморальное» поведение. А между тем то был всего лишь протест, грубое противостояние навязанным правилам и бесчисленным условностям, от которых я уже успела отвыкнуть за два года вне «тюрьмы», как я мысленно называла эту школу. Короче говоря, случился не самый хороший период в моей жизни, и я по привычке стала искать утешение – где бы вы думали? – конечно, все там же, среди представителей противоположного пола.
       В то время я очень сильно сдружилась с соседской девчонкой Светой. Она немного старше меня, высокая блондинка, с почти сформировавшейся по-женски фигурой, но – туповата, что ни говори, и это очень легко читается на ее миловидном личике. Я снисходительно прощала ей этот недостаток, главным образом потому, что в ее компании очень легко получалось заводить новые знакомства с парнями. Ну, вы же понимаете, почему – броская Светкина внешность притягивала к себе взгляды, а потом уже моя неординарная личность брала свое и, словно заключительным аккордом, довершала начатое.
       Так мы познакомились с компанией мальчишей-плохишей из соседнего района, которые в один из ощутимо прохладных осенних вечеров забрели в наш двор. Мы со Светкой сиротливо сидели на широкой лавке, сколоченной полукругом под раскидистым орехом, и мучились от безделья, тщетно пытаясь придумать, что бы такое предпринять. Они налетели на нас, как стая крикливых ворон, и с похабными ухмылками и многозначительными цоканиями языком стали отвешивать разнообразнейшие и очень нестандартные комплименты, а точнее сказать то, что считали таковыми в силу своего убогого жизненного кругозора. Светка, по причине отсутствия достаточного количества ума и воображения, расцвела как ясно солнце. Я, понятное дело, расцветать воздержалась – их нарочитая наглость и пошлые шуточки были явно не в моем вкусе. Однако, как я скоро поняла, мой изысканный вкус никого особо не волновал. Ко мне сразу же подсел парень, которого все величали смешным именем Афанас (на самом деле, как я узнала вскоре, его звали Афанасьев Вова). По счастливому стечению обстоятельств он выглядел, по крайней мере, самым симпатичным из них. Такой своеобразный бонус от верховного распорядителя бонусами. Подарок судьбы. 
       Тогда я еще не знала, что уже через несколько недель об этом самом Афанасе  буду думать именно так – как о нежданном подарке судьбы, думать всерьез, без капли первоначальной иронии. Но пока я опасливо отодвигалась от него, всем своим видом пытаясь дать понять, что назойливое внимание меня сильно бесит, хотя никакие мои брезгливые гримасы и язвительные реплики не могли остановить потока его напрочь лишенного остроумия красноречия.
       - Какая милая малышка! И как нас зовут? Нет, не отвечай, дай угадаю… Наташа? Лена? Ира? нет?.. неужели Анжела? Вероника? о, придумал, Алиса! – он удовлетворенно разулыбался, чрезвычайно гордый полетом своей фантазии.
       - Все равно не угадаешь… - презрительно процедила я.
       - Да ладно, угадаю, спорим? А если угадаю, че мне за это будет? Поцелуешь меня? Можно не в губы, - он по-дурацки хихикнул и принялся перечислять все известные ему женские имена. Естественно, моего имени среди них не оказалось.
       - Не, ну я так не играю! Не Фрося же ты? или Фрося? – и заржал натурально как конь, а я смотрела на него зачарованно, как можно смотреть только на что-то либо нереально прекрасное, либо же полностью выходящее за рамки твоего понимания.
       Здесь, несомненно, было второе. Он виделся мне каким-то инфернальным идиотом, хоть и весьма привлекательным. Надо сказать, позже я поняла, что со своим первым впечатлением, как ни странно, ошиблась.
       - Нет, я не Фрося… ха-ха-ха, - нарочито грубо, копируя ржание, передразнила я его.
       - Бля, а кто же ты? Узнаю я сегодня имя самой прекрасной в мире незнакомки или нет? –  кажется, в ход была пущена тяжелая артиллерия, когда наша затянувшаяся игра в кошки-мышки уже начала меня порядком веселить.
       - Меня зовут Мила, - сжалилась я.
       Он недоуменно вытаращился на меня и переспросил:
       - К-как? Во блин… да ладно, ты шутишь…
       Но глянув оценивающе на мое каменное лицо, тут же протянул лениво и с издевкой:
       - Не-е, не шутишь… Кто ж тебя так обозвал?
       - Да пошел ты, придурок!
       Я стремительно вскочила и, не собираясь дожидаться пунцово раскрасневшуюся и ужасно занятую новым знакомством Светку, еще раз послала его, на всякий случай, чтобы не увязался следом, а потом убежала домой. Наверно, это было глупо и трусливо, но почему-то я поступила именно так… Не от горькой же обиды за недооцененность моего красивого, как мне всегда представлялось, имени?
       Уже на следующий день моя подруга начала уговаривать меня встретиться с вчерашними ребятами снова. И поскольку мое отношение к этой затее выражалось категорическим несогласием, она ныла и ныла, капризно надувая свои красивые пухлые губки и чуть ли не постанывая жалобно, упрекала меня в черствости и эгоизме, и еще в целой куче разных, не факт что имевших место, моих по отношению к ней неблаговидных поступков, так что я в конце концов сдалась. В самом деле, легче уступить, чем бесконечно выслушивать это нытье и обидные обвинения в несуществующих грехах. Скрепя сердце, я поинтересовалась, где и когда, ибо была совершенно уверена, что у нее точно назначено свидание с одним из членов этой шайки недоразвитых переростков (им исполнилось уже лет по семнадцать-восемнадцать, они все окончили школу и учились в бурсах, вот-вот ожидая повесток в армию). Так и оказалось. Его звали Шефом. Она торжественно сообщила мне это, а также время и место, и с сияющим радостью личиком убежала домой прихорашиваться, почти щенячье повизгивая от восторга. Я вспомнила этого Шефа, двухметрового скелетообразного детину с гнусавым голосом и прической Джона Леннона, обреченно передернула плечами в предвкушении новой встречи, и тоже поплелась домой выбирать подходящий гардеробчик…               

2011