3
В обеденный перерыв, как обычно, мы с Шуриком Полещуком покуривали, разлёгшись на травке под клёнами нашего цехового скверика. Сентябрь был уже на исходе, но солнышко припекало ещё довольно хорошо.
Шура — мой коллега; такой же слесарь-монтажник, — из соседней бригады. Кроме того, он был, в некотором роде, и моим бывшим коллегой, — учился в мореходке, только не в “тюльке”, а в «централке»; но не доучился. Потом подался в рыбаки — в мурманскую “Селёдку” ; а оттуда превратности судьбы занесли его сюда, — на “Палладу”. Так что впечатления от жизни у нас были примерно одинаковыми; чем, собственно говоря, мы сейчас, в очередной раз и делились.
Внезапно за нашими спинами рявкнул тифон, разом прервав послеобеденный кейф.
Бетонная коробка нашего цеха, вместе со сквериком перед ним, располагалась на сужающемся клином мысу; одну сторону которого омывала река, очень широкая в этом месте. А другая его — внутренняя сторона, а также шлюз, запирающий док-камеру, и перпендикулярно ему продолжавшаяся береговая бетонная стенка, у которой стоял достраивавшийся док, образовывали своего рода бухту или залив.
И вот сейчас в эту самую бухту на полном ходу влетел морской буксир.
Чёрный корпус, песочного цвета надстройка, две скошенные фальштрубы, разнесённые по сторонам за ходовой рубкой. И на этих фасонистых трубах — широкие красные полосы с надраенными до умопомрачительного блеска медными серпами и молотами.
Наверное Ассоль так не обмерла, при виде шхуны с алыми парусами, как обалдел я, увидав такого красавца.
— Шурик это что, мираж?!
— Нет, Витя, это “Бизон”, — успокоил меня более уравновешенный коллега.
Шура был хорошо информирован и поведал мне вкратце историю буксира.
Тем временем “Бизон”, развернувшись “на пятке”, стремительно подошел и буквально прилип к причальной стенке в каких-нибудь десяти метрах от нас.
— Ребята примите концы! — крикнул нам с палубы парень, нашего примерно возраста, и выбросил на берег новенький капроновый швартовный канат.
Я бегом бросился к нему и, схватив за огон, быстро надел его на вмурованную в бетон стальную тумбу. Парень закрепил канат за носовой кнехт буксира. Затем такую же операцию проделали мы и с другим, — кормовым концом; и “Бизон” оказался пришвартован к заводскому причалу рядом с нашим цехом.
— Послушай друг, а нет ли у Вас вакантных мест в команде? — с робкой надеждой поинтересовались мы.
— Похоже уже появились. Поднимитесь в рубку, поговорите с капитаном.
Мы с Шурой дружненько перемахнули низкий, по пояс, фальшборт и одновременно оказались на палубе “Бизона”. Двумя короткими трапами: с главной палубы на площадку буксирного устройства, а оттуда на палубу спасательных плотиков, (спасательных шлюпок “Бизону” не полагалось из-за размеров и численности команды). И вот мы уже на крохотном крыле мостика, — у дверей ходовой рубки.
Вообще-то Шура флегматик: такой крупный, полный; похожий на частного детектива Ниро Вульфа, в исполнении киноартиста Баниониса. А тут чего-то разволновался, совсем как я.
Ну мне, мне-то по природе положено; я — холерик.
Ухватившись за ручку, он попытался открыть дверь на себя; но она почему-то и не собиралась открываться.
А за стеклом стоял представительный мужчина и, с невозмутимостью английского джентльмена, наблюдал, как Шура пытается оторвать дверную ручку.
Наконец я догадался.
— Шурик, она, похоже, открывается как дверь в купе!
И точно, дверь съехала назад, а мы предстали перед капитаном “Бизона”.
Он внимательно выслушал кто мы такие; и на наш вопрос нужны ли ему на судне мотористы, или хотя бы матросы задал вдруг неожиданный встречный вопрос, к делу вроде бы ну совсем не относящийся:
— Ребята, а кто-нибудь из Вас готовить умеет?
Шурик, как раз, любил не только покушать, но и всё это и вкусно приготовить; о чём и сообщил капитану.
— Хорошо, тебя я беру, — объявил он моему коллеге, и крикнул в проём квадратного люка в палубе рубки.
— Толя! Поднимись ко мне, я тут тебе дипломированных мотористов нашел; один даже механиком работал.
Внизу, из каюты, дверь которой была распахнутой, являя нам часть её интерьера, показался плотно сбитый, средних лет мужчина в стармеховском берете; и крутым, узким трапом поднялся к нам наверх.
— Ну и кто из Вас работал механиком; и где? — поинтересовался он.
— В Мурманске, в Траловом флоте, четвёртым механиком на БМРТ, — отрапортовал я, а сердце так и заколотилось в ожидании приговора.
— На каких БМРТ, — типа “Пушкин”?
— Нет, типа “Лесков”.
— Ну что, Анатолий Юрьевич, берём ребят? — спросил капитан.
— Я думаю можно взять Олег Владимирович, — ответил стармех...
Итак, после двух лет работы в аренде “Бизон” вернулся домой. Чего-то там не поделило руководство двух предприятий, и в результате получилось как в детском анекдоте: “Забирай свои куклы, отдавай мои машинки. Я с тобой больше не играюсь.”
Но так как ровно половина экипажа была собственно с судостроительного завода, и большая часть этой половины стояла там ещё и в очереди на квартиру, то никакого резона им переходить на “Палладу” не было.
С буксиром вернулись шесть человек; а в штатном расписании, (или если уж совсем по-морскому — в судовой роли), должно было числиться тринадцать членов экипажа. Так что удачно, и главное вовремя мы с Шурой приняли швартовы с “Бизона”.
Не совсем, правда, гладко прошло расставание с родным цехом. Цеховое начальство, в лице старшего мастера, заупрямилось и ни как не хотело подписывать перевод. Нам, мол, самим нужны специалисты. Мы из тебя мастера сделаем, со временем.
Становиться мастером, тем более со временем, мне почему-то не захотелось, и я с трудом, но всё же уговорил начальника отдела кадров отпустить меня на “Бизон”, — работать по специальности, сменным механиком.
“Бизон” являлся одновременно и буксиром и ледоколом; от него, прежде всего, требовалась сила. Поэтому и машинное отделение у него было как у настоящего “взрослого” парохода. Хоть он почти наполовину меньше СРТМ , зато машина у него в полтора раза мощнее. Потому и машинная команда ему полагалась соответственно мощности силовой установки; и должна была состоять из: стармеха, второго механика, сменного механика и электромеханика. Вот только с четырьмя подчинёнными была некоторая двусмысленность; они одновременно являлись и мотористами и матросами, — этакими двуликими Янусами.
Управляли судном капитан и два его помощника: старший и сменный. Кроме того, имелись ещё в наличии боцман и кок.
Как видим, командиров на “Бизоне” было больше чем рядовых.
Конечно же, самыми видными фигурами на судне были “кэп” — Шулика Олег Владимирович и “дед” — Лещенко Анатолий Юрьевич.
В самом начале пятидесятых годов парнишка из маленького украинского городка, мечтая о карьере капитана дальнего плавания, поступил в херсонскую мореходку. Но международная обстановка распорядилась его судьбой несколько по-другому, чем он планировал. Да разве только его?!
На Дальнем Востоке уже пару лет бушевала “малая” война, которая по всем прогнозам вот-вот должна была перерасти в большую, и даже очень большую. Отцы-командиры,... вернее коменданты,... двух лагерей: капиталистического и социалистического уже почти решились разобраться, наконец, какой строй имеет больше преимуществ? И ставка, в этом споре, была больше чем жизнь... миллионов белых и цветных жителей планеты, — мировое господство.
Западные полководцы на полном серьёзе прорабатывали планы массированных атомных бомбардировок промышленных центров Советского Союза; пока тот ещё не успел нарастить свой ядерный потенциал. Авиабаз вокруг России понатыкано предостаточно; так что грех не воспользоваться такой возможностью.
Да и в Союзе стратеги тоже ведь не пальцем были деланы... Во-первых: от Москвы до Британских морей Красная армия всех сильней. А во-вторых: как выведем свой флот, в эти самые Британские моря; да как шарахнем из орудий главного калибра снарядами с атомными боеголовками по матушке-Европе, — мало не покажется!
Ну а потери — кто их у нас когда считал? На войне — не без убитых. Бабы новых нарожают.
И сгребли из всех мореходок, со старших курсов, будущих Магелланов с Колумбами и отправили в военно-морские училища, — переквалифицироваться в Ушаковых и Нельсонов.
До большой войны, слава Богу, дело не дошло; и молодого, свежеиспечённого младшего лейтенанта отправили служить на Балтику — в бригаду вспомогательных кораблей, базировавшуюся в одном из портов Восточной Германии. Там он и дослужился до командира буксира-спасателя.
А потом Никита Сергеевич Хрущёв решил вдруг, в одностороннем порядке, слегка разоружиться; и сократил вооруженные силы страны на один миллион триста тысяч солдат, матросов, сержантов, старшин, офицеров,... а вот про генералов и адмиралов не знаю.
Старшему лейтенанту Шулике повезло. Он не был артиллеристом или минёром; его профессия была двойного действия. Штурман-судоводитель пригоден и на “гражданке”.
В Калининграде — бывшем Кенигсберге, как раз к этому времени открылась новая контора под названием “Морагентство”. Среди же морской братии она прозывалась “Золотой рыбкой”. Контора как контора; клерки за стойкой, картотека с личными делами водоплавающей братии: капитанов, помощников, механиков, радистов, мотористов, матросов... Вот только собственных пароходов у неё не было.
Пароходы эти, вообще-то говоря пока что только строились; а их будущие перегонные команды — из картотеки “Морагентства”, сидели по домам, — по городам и весям, и занимались своими личными, семейными и прочими делами.
Но вот, наконец, где-то там, — в Штральзунде, ГДР-овские корабелы спустили на воду и достроили несколько логгеров — небольших рыболовных судёнышек, получивших у наших рыбаков неофициальное название: “Месть за Курскую дугу”.
Теперь их необходимо перегнать из Германии в Мурманск, Владивосток, или Петропавловск-Камчатский.
Телеграммой, из мест обитания, в Кенигсберг... тьфу ты чёрт... в Калининград вызывается нужное количество моряков-перегонщиков.
Там их разбивали на команды и отправляли в Штральзунд. И вскоре небольшая флотилия траулеров отправлялась в порт приписки, имя которого красовалось, у каждого из них, на корме, пониже названия судна. Шли не спеша, с заходами в иностранные порты, — для бункеровки водой и топливом.
Приведя траулеры в порт назначения, и сдав их рыбакам, обратно — в Калининград возвращались самолётом. Получив в конторе зарплату за рейс и чеки ВТБ — взамен остатков неиспользованной в инпортах валюты, моряки “Морагентства” разъезжались по домам; до следующего рейса.
Уволенного в запас Шулику в “Морагентство” приняли охотно. Специфика его прежней службы мало отличалась от того, чем ему нужно было заниматься теперь. И стал Олег Шулика, так же как и другой отставник — будущий замечательный писатель Виктор Конецкий, перегонять новенькие, с иголочки, СРТ на Крайний Север и Дальний Восток...
А потом судьба привела его туда, где он начал свою морскую карьеру, — в Херсон.
“Дед” же наоборот, — был коренным херсонцем. Военное детство в оккупированном немцами городе. Потом призыв на Черноморский флот, и восемь лет матросской службы. Так долго служили когда-то при царе; да ещё при Иосифе Виссарионовиче Сталине, после войны.
Зато “дед” попал не куда-нибудь, а в БЧ-5 “Джулио Чезаре”, то бишь “ Юлия Цезаря” — трофейного итальянского линкора, — ставшего “Новороссийском”.
Старшине второй статьи Лещенко тоже повезло,... даже больше чем старшему лейтенанту Шулике. В середине октября 1955 года он попал в первую партию демобилизованных с корабля матросов.
А в ночь на 29 октября, стоявший на рейде, в Северной бухте Севастополя, линейный корабль “Новороссийск” взорвался и затонул, перевернувшись кверху килем. Погибло более шестисот человек.
В следующем 1956 году Юрий Лещенко поступил в Херсонскую рыбную мореходку, на судомеханическую специальность; через четыре года её закончил и попал по распределению в Мурманский тралфлот. Там он отработал положенные, за бесплатную учёбу, три года; соскучился по югу и вернулся в родной Херсон...
Когда капитан завода “Паллада” Олег Владимирович Шулика подыскивал себе опытного стармеха, на строившийся в Ленинграде буксир “Бизон”, ему посоветовали взять на эту должность Анатолия Юрьевича Лещенко — начальника испытательной партии дизельного цеха судостроительного завода.
--------------------
"Селёдка" - "Мурмансельдь"
СРТМ - средний рыболовный траулер-морозильщик.
чеки ВТБ - чеки Внешторгбанка СССР
СРТ - средний рыболовный траулер.
БЧ-5 - боевая энергетическая часть на корабле.
Продолжение следует.