Когда незнакомые видят нас вместе, то обычно принимают за парочку. Раньше меня это бесило, сейчас смирился. Я молчу и позволяю мами купать ее жалкое женское тщеславие в мутных водах человеческого заблуждения… Ей нравится строить из себя девочку, она и одевается как малолетка – в обтягивающие маечки, потертые шортики с бахромой.
- Это твоя ма-а-ама?! – время от времени слышу я чей-то вопрос, обязательно с протяжным «а-а-а». – Клёво!
Да, да, это моя ма-а-ама, и это клёво, ага, но почему-то тянет блевануть.
Она родила меня в 16 лет и сейчас ей 36. Ей нравится, когда ее принимают за мою подружку.
Своим рождением я был обязан мамочкиной пустоголовости. С 15 лет она трахалась во все стороны света, а когда забеременела, поняла это только тогда, когда живот выпер за пределы срока, пригодного для аборта. Пока моя бабуля кудахтала над взбухающим животом дочери, та продолжала прежнюю безбашенную жизнь.
До моего рождения в нашей семейке не было мужчин, и тут явился я со своими несомненно мужскими первичными и затем вторичными половыми признаками, и две женщины не представляли, что со мной делать. В результате они приняли правильное решение и спустили мое воспитание на тормозах. Бабуля работала, а мами то делала вид, что учится, то, что подыскивает мне отца. На деле это означало, что она два раза побывала замужем, а вереницу ее приятелей я даже не берусь проследить. Мне больше всех запомнился Леон, военный в чине майора, бездетный вдовец, который обращал на меня хоть какое-то внимание, во всяком случае, спрашивал, как дела в школе и один раз даже пытался что-то бубнить про идеал Хорошего Мальчика, к которому мне следует стремиться. После того, как я его послал, он отвял. Но все-таки жаль, что мами с ним перестала встречаться.
Личность моего родного отца была для меня тайной. В детстве я воображал его супергероем наподобие Бэтмана. Поумнев, понял, что этот мудила, вероятно, был просто банальным дебилом-двоечником, у которого хватало мозгов совать свой член в подставленные щелки, но не хватало, чтобы знать, что от этого бывают дети. И я забил на папашу.
Сам я учился хорошо без всякого напряга и не нуждаясь ни в чьих нотациях, и этого оказалось достаточно, чтобы поступить в университет на химический.
Квантовую химию нам давал профессор Латур, очкастый модный пижон, возраст – в районе сороковника. Через какое-то время я стал замечать, что он останавливает на мне взгляд, и выражение его глаз мне не нравилось. В них было какое-то озадаченное недоумение. Кроме того, мне не нравился он сам, потому что вызывал во мне неопределенную тревогу. Что-то в нем было не то… Наконец настал день, когда он попросил меня остаться после занятий «для беседы».
Я остался, Латур сел рядом и достал из портфеля какие-то фотографии.
- Я хочу, чтобы вы посмотрели на это, - сказал он, пристально глядя на меня. – И мне интересно, что вы думаете по этому поводу?
Он разложил фотографии на столе. Пожав плечами, я бросил на них взгляд и не смог удержать возгласа удивления. На этих фотках был я: то смеющийся, в обнимку с каким-то парнем, оба в футбольной форме, то на пляже в плавках, прищурившийся от солнца, то просто пялящийся в объектив. Приглядевшись, я понял, что это все-таки другой, но очень похожий, просто поразительно похожий на меня парень.
- Что за хреновина?! Кто это?
- Это я, - просто сказал Латур.
- Вы?!
Он снял очки, и я увидел несомненное сходство и с парнем на фото… и со мной.
- Обалдеть… двойники, - вырвалось у меня.
Он покачал головой.
- Боюсь, что все сложнее… или проще…
Я вскочил со стула.
- Нет!
- Погоди. - Он протянул руку, пытаясь посадить меня. – Расскажи про свою маму.
В общем, всем уже ясно, что этот моносилан в штанах оказался моим папешником. Сцена нашей встречи могла бы украсить собою любой слезоточивый сериал из числа тех, над которыми рыдает бабуля, да вот только я не бросился в его объятия, а он не омочил мою грудь слезами отеческого раскаяния. Все было проще: как только выявилась очевидность нашей кровнородственной связи, я молча покинул аудиторию и прямиком направился в сторону деканата, где написал заявление об отчислении, и через пару недель входил в аудиторию уже другого универа, в другом городе.
Папахена я больше не видел, а мами иногда приезжает ко мне и наводит шороху в кампусе.
- Это твоя ма-а-ама?! – слышу я тогда. – Клёво!
Я молчу.