Всмотритесь в изображение улыбающейся девочки на ломкой целлулоидной плёнке с золоченым узором по краю, наклеенной на толстый картон с ножкой-подпоркой сзади. Этот фотопортрет, по желанию заказчика, переснял с ещё довоенного черно-белого фото, и, не очень удачно раскрасил безвестный кустарный умелец шестидесятых годов прошлого века.
Потом фотопортрет, наверняка, стоял в малометражной хрущёвке на самом почётном месте: под стеклом перед книгами в шкафу. Или же на кружевной салфеточке на стареньком расстроенном пианино. Им очень дорожили. И не потому, что фотография была удачной, а потому что другой просто не было. А когда хозяев фотографии не стало, её по случаю передали в сиреневый общинный дом по адресу Победы,4.
Фотография попала в сухонькие исколотые иголкой руки милой пожилой женщины Асьмины Николаевны, Аси – как ласково за глаза называют её обитатели общинного дома. Совершенно не умеющая отказывать Ася, если попросите, по доброте душевной, отлично подошьёт вам брюки. Или исправит иные мелкие погрешности в вашей давно ношенной, но еще милой сердцу одежде.
Какое-то время портрет девочки стоял на Асином рабочем столе, рядом со швейной машинкой, разноцветными лоскутами ткани и портняжной подушечкой для утюжки.
А потом уже сама Ася, в свою очередь, передала эту фотографию вечно занятым, серьёзным людям, которые собирались в сиреневом доме сделать музейную экспозицию, посвященную людям нашего города.
Фотография в ожидании этого события вновь терпеливо несколько лет стояла в публичной общинной библиотеке перед рядами потрёпанных книг, а затем, в суете и неразберихе очередной кадровой реорганизации, среди других неважных запыленных бумаг была попросту забыта на самой дальней и труднодоступной полке.
Всё бы ничего – ведь мимо стольких важных и не очень важных вещей мы торопливо проходим, порой, даже не замечая их – только разрывает сердце в клочья немудреная надпись на обратной стороне этого запылённого фотопортрета: "Фаня Динабург расстреляна в совхозе им.Сталина с мамой и двумя младшими сёстрами в период оккупации города Запорожье".
…Как известно, немцы большие почитатели порядка во всём. Орднунг – так это звучит по-немецки – для них превыше всего. Солдаты третьего армейского моторизованного корпуса фон Макензена входили в октябре сорок первого в Запорожье в начищенных до блеска сапогах и отутюженном обмундировании. Не все жители города встречали немецкую армию хлебом с солью, но уже вскоре вермахту и его военной комендатуре помогала устанавливать настоящий немецкий порядок городская управа, возглавляемая местными фольксдойчами и украинцами, а также вспомогательная полиция, набранная из местных добровольцев.
Жизнь кипела! Проводилась срочная перепись населения, переименовывались улицы, вводились новые государственные праздники, создавались рабочие места для туземного населения. Контролировались своевременность расчистки улиц, побелки деревьев, вывоза мусора. Возобновляли работу заводы, больницы и школы. Заработал украинский городской театр. Был пущен трамвай. И даже стала выходить, ставшая рупором новой власти, газета «Нове Запоріжжя».
Среди прочих важных вопросов оккупационные власти заботились о воспитании подрастающего поколения украинцев. В газете публиковались четкие указания о поведении детей на улицах. Подростков не пускали в кинотеатр на вечерние сеансы, за нарушение этого запрета полицейский имел право выпороть школьника розгами. А 13 июня 1942 года городская управа обязательным постановлением № 46 ввела «Правила поведения учащихся и детей школьного возраста за пределами школ». Пунктом первым значится, что ученикам запрещено курить. При выявлении нарушения запрета, полицейский обязан отобрать папиросы, записать фамилию и сообщить в школу или родителям. Запрещалось также вести себя грубо, ругаться, стрелять из рогаток, ломать заборы, рвать цветы и бить окна. За кражу следовало задержать школьника, отвести в полицию и применить физические способы воздействия, а уж потом сообщить в школу и родителям. Кроме того, ученикам и подросткам с 12 лет запрещалось ходить по улицам и паркам города в трусах и сарафанах без кофточек.
Где уж на этом фоне было уследить за крайне обыденным событием: к началу весны сорок второго года власти решили упорядочить место жительства оставшегося в Запорожье еврейского населения. Всем евреям, зарегистрированным в Управе и на Еврейской Бирже, а также их незарегистрированным собратьям под угрозой наказания было предложено покинуть свои дома и собраться 24 марта с трёхдневным запасом продовольствия и тёплой одежды у здания управы для последующего организованного переселения. Как говорили тогда – то ли в специально обустроенный посёлок неподалёку от Мелитополя, то ли в чудесную далёкую Палестину. В это верилось с трудом, но так хотелось верить!
…Это значительно позже историки свяжут эту дату с внезапной передислокацией в Запорожье из Днепропетровска отряда печально известной зондеркоманды «Плат», действовавшей в тылах группы армий «Юг». Подсчитают точную цифру собравшихся в тот день евреев. Расскажут, что евреев самого Мелитополя нацисты уничтожили ещё в октябре сорок первого у противотанкового рва неподалёку от Бердянского моста. И даже назовут имена Евдокии Купы и её соседей, Семёна и Лизы Ельниковых, Юхана Бадаре (Беладзе) – запорожцев, посмевших нарушить приказ властей и спрятать нескольких евреев, своих соседей или друзей. А тогда… за каждого выданного еврея полагалась благодарность властей и солидный продуктовый набор. А за не выданного или спрятанного – смерть укрывателю и всей его семье. Попробуй, поспорь с этим весомым аргументом.
…Холодным мартовским днём бесконечная колонна стариков и женщин, за подол которых держались маленькие дети, под охраной вооруженных полицейских побрела узкими окраинными улочками к выезду из города. У бывшей больницы Бера, уже давно ставшей роддомом, по улице Артёма колона замедлила свой ход. Полицейские прикладами винтовок выталкивали из здания беременных евреек. Вырывали из рук плачущих нянечек новорожденных младенцев и словно поленья бросали на подводы в конце колонны. Рыдающих матерей-рожениц ещё больных и слабых избивали прикладами и тоже бросали на подводы.
Женские крики из колонны: «передайте нашим, когда они возвратятся, и расскажите им о наших страданиях и невинной смерти» безответно растаяли в морозном воздухе.
Многочисленные свидетели, стоявшие вдоль дорог, равнодушно провожали шествие, встретившись же на мгновение взглядом со знакомыми, отворачивались или опускали глаза, а некоторые даже просили у идущих, снять и отдать им тёплую обувь или что-либо из одежды – мол, всё равно в дальних краях это уже не пригодится.
Евреев вели мимо завода «Коммунар», через Калантыровку по улице Чапаева, на юг, к пригородному совхозу имени Сталина. Именно там, ещё летом сорок первого года многие из шедших в колонне копали противотанковые рвы, так и не защитившие город. Теперь этим рвам, а не мифическому поселению у Мелитополя предстояло стать для них последним приютом.
…Когда стемнело, многие видели возвращение подвод с одеждой из совхоза имени Сталина без людей. Это был первый день массовых расстрелов жителей Запорожья, продолжавшихся до последних дней оккупации.
… За двести метров до рва палачи остановили колонну, приказали людям раздеться и лечь на землю. Затем по четыре-пять человек подводили на край оврага и в упор расстреливали. Часть обречённых на смерть людей заставляли ложиться на трупы во рву и с высоты стреляли им в затылок. Расстрелянных было столько, что по свидетельству очевидцев, весь ров был заполнен трупами. Не удовлетворяясь только расстрелами, палачи натравливали на людей своих собак-овчарок, которые рвали куски тела живых людей, привезённых на расстрел. Детей бросали в яму на трупы убитых родителей живыми, после чего закапывали землёй.
…Составленное в апреле сорок четвертого года врачебно-медицинское заключение акта «Чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию разрушений, грабежей и убийств, учиненных немецко-фашистскими захватчиками и их пособниками в городе Запорожье», которое было сделано на основании изучения эксгумированных трупов, гласило: из общего числа в более чем 43 тысячи человек расстрелянных и замученных запорожцев, севернее и северо-восточнее совхоза имени Сталина во рву и карьерах было уничтожено тридцать шесть тысяч человек.
Раздетые трупы жертв хаотически сбрасывались в ямы и засыпались тонким слоем земли, навозом, отбросами, бытовыми и хозяйственными отходами и даже трупами животных. Среди трупов мужчин, женщин и стариков со следами огнестрельных ранений и повреждениями черепа и остальных костей туловища тупыми предметами, обнаружено большое количество трупов детей от грудного возраста до пятнадцати лет. «До семилетнего возраста у трупов редко удавалось обнаружить трещины костей черепа, а в основном кровоизлияния в кожу и мягкую ткань головы, что даёт право предполагать, учитывая и следственные данные, что дети, в основном оглушенные, сбрасывались в ямы и заживо хоронились».
…В шестьдесят четвертом году прошлого века останки погибших из многочисленных разрозненных могил перенесли в одну большую братскую. И даже поставили скромный памятный знак безымянным запорожцам - жертвам нацизма. Кем были эти люди, мы уже не узнаем никогда. Документы, доказывающие личность погибших не были обнаружены.
Не все убитые за два года оккупации у совхоза имени Сталина были евреями, лежат там и тысячи представителей иных этносов интернационального Запорожья. И патриотов, с первых дней установления «нового порядка» выступивших против нацизма, и даже тех, кто, в марте сорок второго равнодушно провожая двигавшуюся на юг еврейскую колонну, никак не думал, что спустя время дойдёт очередь и до него. Лежат там тысячи невинных, но лишь евреев убивали только за то, что они были евреями.
Давно на месте старого памятного знака установлен барельеф работы скульптора Бориса Раппопорта: невинные светлые души детей, устремлённые ввысь…
И даже в наши смутные времена иных ценностей братская могила запорожцев в памятные даты становится местом массового паломничества.
Всё так, как и должно быть: никто не забыт и ничто не забыто.
И всё же на сердце не спокойно: конечно, нельзя делить жертвы ни по национальной принадлежности, ни по степени вины, но почему-то особенно хочется вспомнить о маленькой девочке по имени Фаня. Девочке, которой, как и сотням других запорожских детей, оставшихся навсегда во рву у совхоза имени Сталина, никто не захотел и не смог помочь в последние мгновения короткой жизни.
...Из десятков тысяч уничтоженных тогда запорожцев известны фамилии, а изредка и имена лишь 2278. Из них 296 детей. А фотографий этих людей и того меньше. Имена девочки Фани и ее семьи в этих неполных списках, опубликованных в Книге Скорби Украины по городу Запорожье в 2000г., не значатся.