(Рассказ)
Стасик где-то прочитал о нудистах. Прочитал и задумался... А было Стасику пятнадцать лет, в восьмом классе учился.
И захотелось Стасику попробовать самому, – а как это быть нудистом?
Стояло знойное безводное лето, и имелась у Стасиковых родителей дача неподалеку от города. Сел Стасик на пригородный автобус и поехал на дачу.
Дача представляла из себя уголок Эдема, не меньше. Вдоль забора высокими колючими джунглями разрослась малина. Рослая, с кавалерийскими усами, земляника кряхтела под тяжестью огромных, костистых розово-красных плодов, не то что просившихся в рот, а даже умолявших об этом. Крыжовник висел на шиповидных кустах как крупного размера жемчуг. Вишни рассыпались по веткам головами маленьких негритят. Гигантские, с кулак величиной, жёлтые медовые сливы сладко волновали мальчишеское воображение сходством с девичьим задом.
Стасик отпер дачный домик и, раздевшись до трусов, вышел на густо увитую виноградом веранду.
На двух соседних участках не было ни души (дача Стасиковых родителей располагалась с краю от дороги). Только на одном, в глубине, – копошилась какая-то бабка. Но Стасик твёрдо решил стать сегодня нудистом и потому смело спустил с бёдер свои цветные, как у волка в «Ну погоди!», трусы. Сразу стало легко и свободно. Стасику понравилось быть нудистом и он стал нагишом разгуливать по даче.
Однако вскоре к бабке, ковырявшейся на соседнем участке, присоединился мужчина, и Стасику пришлось спешно ретироваться, скрываясь за кустами малины, в дачный домик.
Стасик задумался. Почему, собственно, он должен прятаться от людей на своей собственной даче? Что он такого плохого совершил? Сделался нудистом? Ну и что? Что в этом особенного? Стасик ведь не занимается какими-нибудь там позорными вещами, и не подглядывает за голыми тётками. Он, может быть, загорает!.. Да, загорает.
Стасику понравилась эта мысль, и он снова в чём был, то есть вообще без ничего, вышел из домика, таща за собой раскладушку. Мужчины с бабкой на соседнем участке уже не было. Возможно, они зашли в домик.
Стасик разлёгся на раскладушке лицом вниз на самом солнцепеке и незаметно задремал, пригретый, как печкой, дневным светилом.
Проснулся он от чьего-то голоса. Быстро вскинув голову и поначалу зажмурившись от ослепительного, бившего прямой наводкой в глаза солнца, которое было уже ближе к линии горизонта, Стасик различил сидевшую на заборе девчонку. Первым его желанием было вскочить с раскладушки и со стыдом бежать в домик, но Стасик пересилил себя, вспомнил, что он теперь нудист (тем более, – лёжа на животе, он прикрывал самую интересную деталь своего тела) и остался на месте.
– Эй, чудило, ты чё разлёгся тут без штанов, шизуешь? – весело прокричала с забора девчонка, болтая затянутыми в джинсы ногами. Была она с виду Стасикова ровесница. Лицом симпатична, и на язык – как можно было понять – остра.
Стасику стало неуютно лежать под её пристальными насмешливыми глазами с голой задницей. Он пожалел, что сделался нудистом, но нужно было выдерживать марку до конца, и потому Стасик ответил, напустив в голос как можно больше равнодушия:
– И ничего я не шизую, я просто нудист – слыхала о таких? Уходи, ты мне загорать мешаешь!
– Слыхали... обо всём мы слыхали. И о нудистах тоже. Только нудисты не у нас живут, а на западе, в Соединенных. Штатах, вот! – проговорила, не думавшая уходить, девчонка и показала ему язык.
Стасик разозлился.
– Говорю тебе – я нудист! Исчезни, не то как сейчас встану!..
– Ну встань, встань, попробуй!.. А вот и нетушки, – дразнила его с забора девчонка.
– Тебе что вообще надо? Встану, поколочу ведь! – ершился Стасик, но сам понимал: ни за что не исполнит угрозу, и от бессилия и стыда готов был разреветься.
– Ладно, лежи уж, нудист, – я только водички попью, можно? – уловив его состояние, примирительно попросила девчонка и, не дожидаясь разрешения, спрыгнула в сад.
Стасик невольно вжался веем телом в раскладушку, когда она проходила мимо него к водопроводному крану, который находился прямо на улице возле вкопанной в землю по самые края железной бочки. Послышалось аппетитное журчание воды. Девчонка напилась, но покидать дачу не торопилась.
– Ну что же ты? Давай уходи, я спать буду! – обернувшись, грубо потребовал Стасик.
Девчонка лукаво глянула на его жалкую, злую, огнём пылающую от стыда физиономию и прыснула.
– И что нынче за нудисты пошли? Девушку клубникой не угостят! – посетовала она.
– Даш ты мне, в конце концов, одеться или нет? – потеряв остаток терпения, в отчаянии завопил Стасик.
– А-а так бы сразу и сказал, нудист липовый, – засмеялась девчонка и, повернувшись к нему спиной, разрешила: – Ступай, одевайся, я не смотрю.
Стасик, как ужаленный змеёй, вскочил с раскладушки и опрометью бросился в домик. Стыд, досада на самого себя и злость на упрямую девчонку были столь велики, что, едва натянув трусы, он тут же выбежал обратно.
– Ну, теперь держась!.. По-хорошему не хотела, – крикнул Стасик, замахиваясь на девчонку.
Та, вопреки его ожиданию, не испугалась, не бросилась наутёк, не завизжала. Увернувшись от его кулаков, она сделала ловкую подсечку, и в ту же минуту Стасик оказался на земле. Поднявшись, он снова храбро бросился в наступление, схватил девчонку за шею, намереваясь повалить, и сам не понял, каким образом вновь очутился распростертым у её ног.
– Ну что хватит с тебя, нудист, или ещё хочешь? – спросила та, смеясь.
Позор был полный, благо никто этого не видел. Стасик встал и, зло глядя на свою обидчицу, принялся отряхиваться. Драться ему больше не хотелось.
– Извини, я не предупредила: у меня пала милиционер, приёмчики мне показывает, – сказала девчонка.
Стасик угрюмо молчал и отряхивался.
– Да ты не сердись, слышишь, я никому ничего не скажу, – пробовала загладить вину девчонка.
Стасик молчал и сосредоточенно отряхивался.
– Ну хочешь я тебе милицейским приёмчикам научу? – предложила девчонка.
– Нужно очень, - буркнул Стасик, отвернулся и пошёл в домик.
– А хочешь...
Стасик не расслышал конца фразы. В домике он облачился в брюки и рубашку, причесался и, всё ещё продолжая дуться, вышел. И... не поверил своим глазам!
На раскладушке, в чём мать родила, лежала его недавняя обидчица. Солнце опаляло её стройное, коричневое от загара тело. Только на спине и на ягодицах выделялись узенькие полоски молочно-белой, не тронутой солнечными лучами, кожи.
Капала в бочку вода из неплотно закрытого крана, и со злобным, вонзающимся в уши жужжанием носилась около лица назойливая зелёная муха.
29 июня 1989 г. – 22 августа 1994 г.