Христианка.
Анка стояла голая посреди церкви. Стройное тело купалось в золоте. Золотым было всё: нимбы святых смотрящих с икон, подсвечники и медовый воск свечей, солнечный свет струящийся откуда-то сверху из древних окон, рыжие распущенные волосы, стекающие на изящную грудь и даже оранжевые стринги смотрелись жёлтым листом из райской осени (если конечно в раю может быть осень…), прилетевшим на помощь Еве.
Несколько дней назад я приехал к настоятелю подмосковного храма отцу Сергию. Маленький, пожилой, толстый человек посмотрел на меня по-мальчишески озорным взглядом и спросил,
- Чего хочешь?
- Мне человека покрестить надо...
- Как зовут?
- Анна.
- Подруга?
- Да нет, скорее сестра...
- Аааа, ну тогда приводи, - улыбнулся он.
И вот сейчас я стоял в сторонке восхищался удивительной красотой и гармоничностью происходящего и краем ума думал, плохо это или хорошо, что я не предупредил батюшку о том, что она не носит белья.
А ещё я вспоминал жаркий оранжевый огонь сентябрьских заполярных сопок и невещественную чистоту северных озёр. И свою отчаянную юность. И всех кого любил. Кого предавал. Кому причинял боль.
Я стоял посреди этих воспоминаний и чувствовал, как вместе с золотым светом в меня просачивается прощение. Очень трудно было выйти к этому свету из своей тьмы. И не вышел бы, наверное, никогда, если бы не захотел спасения для этой рыжей бестии, больше чем для себя.
Я стоял и улыбался. И на мою улыбку мне отвечали все, кто смотрел на меня со старинных икон, огоньки свечей в подсвечниках и даже оранжевые стринги новой христианки Анки.
Ислам.
Ислам был маленького роста, наверное, метр шестьдесят, не больше. Но назвать его маленьким, глядя на бугры мышц, язык как-то не поворачивался.
Да, его так и звали Ислам. Не знаю почему. Наверное, в Дагестане у этого слова есть ещё какой-то смысл кроме названия одной из мировых религии.
Ислам сделал ещё с десяток выходов на турнике, вкрученном между косяками в душевой, и спрыгнул на пол. Заметив мой взгляд, Ислам улыбнулся и изрёк с характерным акцентом,
- Что Йога, а ты сколько выходов сдэлат можиш?
- Три или четыре, - ответил я.
Ислам усмехнулся.
- Аааа ты навэрно, силу духа воспитываеш, - не то спросил, не то констатировал факт, мой старший по вахте.
- Я какда был духом, как ты, мне приходылось драться каждый дэнь, о сыле духа некагда било думать, - сказал он, глядя мне в глаза.
Я знал историю родной части, и знал, что это правда.
- Ладно, иды подкынь, а я угля завезу.
Ислам был моим «дедушкой», и в его обязанности входило приглядывать за двумя «духами» на смене в аэродромной кочегарке. Не писанный армейский закон позволял Исламу вообще ничего не делать, лишь бы вода в трубах была горячая. Зима на заполярном аэродроме холодна. Как он этого будет добиваться, командованию части интересно не было.
Но Ислам, несмотря на высокий статус «деда» негнушался катать БКТ (Большую Кочегарскую Тачку) в снаряжённом состоянии весившую, наверное, килограмм 300. Вот и сейчас, размявшись, Ислам накинул на себя робу и пошёл завозить уголь на смену. А я пошёл подкидывать в топки.
В тусклом освещении, с пляшущими на стенах тенями, кочегарка казалась не то подземельем языческих троллей и гномов, не то христианской преисподней. Чем она казалась мусульманину Исламу, я не знаю.
Я размахивался Большой Совковой Лопатой, смотрел на языки пламени в топке, так похожие на арабскую вязь, и думал:
Ислама били каждый день на протяжении года, пока он не стал карасём. Как он сумел пройти через всё это и не стать злобным зверьком, каких я уже успел повидать во множестве? Я не знаю. От этого маленького крепкого мусульманина веяло такой верой… Верой в то, что всё уже написано. А раз так, то нет никакого повода беспокоиться.
Я никогда не видел, что бы Ислам молился. Он просто жил, качался и катал большие тачки с углём, так как будто вчера никогда не было, что будет завтра совсем не важно, неважно даже будет оно вообще или нет. Я до сих пор благодарен ему за то, что он объяснил мне, что такое предначертанное.
Бодхисаттва Дана
Она идёт со мной рядом.
Она слушает.
Она наливает мне чай.
Она сидит напротив меня.
Она смотрит, как я смотрю на закат.
Она слушает мою музыку.
Она смотрит моё кино.
Она готовит мне лапшу.
Она рожает мне детей.
Она едет со мной в машине.
Она спит со мной на полу.
Она ждёт меня.
Она верит в меня.
Она прощает меня.
Она гладит мою руку.
Она любит меня.
Иногда я думаю, что она – это я.