Итак, завещал мне Александр Солженицын не уходить из жизни, не рассказав, что мне пришлось пережить. И я рассказываю. Например, вот такая ситуация.
Ночной гость.
Зарифмую я свои печали:
Умереть от скромности не модно,
Лучше уж скончаться от труда, --
Женщиною будучи свободной,
Я свою «Надежду» никогда
Не сменю на броские одёжки,
Туфли, кепки, серьги и манто,
Хоть и шепчет разум хоть немножко
Отдохнуть, отвлечься, а не то…
Возраст давит и хваробы жалят,
Но моя «Надежда» верит, ждёт -
Всё ж когда – то труд мой так расхвалят,
А с косой старуха подождёт.
ч.1-я. Ночной гость.
Домофон …ночью!
У входной двери своей, опасаясь незваных прихожан, я вместе со всеми жильцами нашего дома согласилась за некоторую часть своей пенсии повесить так называемый домофон. Такой нервотрёпный инструмент!
Не могу привыкнуть к нему уже три года. Когда он начинает реветь, я кидаюсь то к телефону, то к телевизору. Смешно? Старость – тяжкая нагрузка для журналиста. Мозг – то всё время крутится вокруг того, что было, что есть, и что ещё будет. И всё просится на полосу.
Так вот, вдруг ночью агрегат этот на стене голосом незнакомой женщины говорит:
- Извините за беспокойство, Но до утра я не доживу. Впустите меня. Переночевать мне негде. Я с вокзала…
Мне это явно не понравилось и я раздраженно брякнула:
-- Прекрасное начало для знакомства – вокзал…Но именно это и настораживает, мадам. Мне такие сюрпризы уже не по силам, извините. Я выслушаю вас по телефону, но тоже только утром. А пока вернитесь на вокзал. Там есть комнаты отдыха для путешественников. Удачи вам, пока!
И я отошла от домофона. Улеглась на своей удобной кроватке, приспособленной для моего разбитого Гитлером позвоночника 22 июня 1941 того чёрного года.
Но уже до рассвета не смогла уснуть. Пила корвалол, валерианку, отвар мелиссы – ин помогало. Измерила АД. Уф, под 155! И сердце как овечий хвостик трясётся. Ну, думаю, опять «скорую» вызывать…А это дополнительный стресс. Нет, надо взять себя в ешоф рукавитц и успокоиться, заснуть! Включила автоответчик, уснула под утро.
Но опять…Домофон этот чортов орёт:
Беру трубку. Кто?
. Извините! Это опять я!
И вдруг в 9-00 затрещал мой телефон и уже знакомый женский голос хрипато поведал, что это опять она, ночная моя гостья непрошенная на крыльце…И опять жмёт номер моей квартиры…Пришлось открыть ей входную дверь дома. А уж после этого и редакции.
Не будучи уверена, что гостья не опасна, я, не снимая цепочки с замка, сказала громко:
- Гурон! Место! У нас гости…
За дверью я услышала удаляющиеся шаги и голос женщины на лестнице:
- Да, я боюсь собак. Меня в детстве покусала немецкая овчарка. До сих пор на левой руке шрам от её зубов. Вот , посмотрите!
И очень быстро в щель двери я увидела суконную ткань ярко красного цвета и кончики опухших старческих пальцев. Это было невыносимо больно. В памяти мгновенно промелькнули события тех кровавых дней 1941 года и моя трагедия на шоссе Минск – Москва. Немцы! Бомбёжки, беженцы…
-- Паспорт ваш покажите!
В дверную щель просунулся документ, которому пришлось поверить. Это было удостоверение члена Союза журналистов СССР…
Я открыла дверь:
-- Входите! Собака на балконе.
-- Спасибо! Извините меня, назойливую муху. Я журналист, профессионально нахальная, вынужденно, натура…Вы же это …Мы, очень жаль, не знакомы, но я про вас знаю всё…Пригласите меня на кухню. Я голодная…А у вас хобби – кормить всех своих гостей…
Вот такие пироги с лягушками! – подумала я, вспомнив эпизод из 1942 года. Тогда в наш временный жилой дом вдруг вломился высоченный чужой дядька в длинной ярко зелёной грязной шинели, явно не бойца Красной Армии, непрошенный гость. И из мисочки на полу для козы Зойки драгоценные сырые картофельные очистки, мгновенно исчезли во рту непрошенного гостя…
И вот очередной незваный гость, который хуже татарина.
***
Ночной гость, Супчик…
И я открыла дверь в кухню. Мы уселись за маленький столик, женщина, не церемонясь, взяла из вазы сухарики, жуя их быстро скинула с себя пальто на пол, прошептала:
-- А ведь я тоже Ольга…И мне столько же лет, как и вам. И я ваша землячка. Я из города на Волге, из Горького. Он теперь опять Нижний Новгород. А тогда, в 1930 году…Знаете ли вы, что управлял жизнью граждан этих мест потом знаменитый Ленинградец Жданов. Как его, Андрей, нет, погодите, вспомню. Вот старость что делает!
Мне захотелось узнать эти подробности и я сказала:
- Перейдём в другую комнату! Там справочники, подсобная литература для журналиста…Посмотрите сами, Ольга. Как вас по батюшке?
-- Борисовна я. Да…Папа мой был тогда у этого начальника Облисполкома, как нынче говорят, референтом и телохранителем, и шофёром его чёрного авто, ЭМКи.
- Понятно. Вы пока поройтесь в Большой Советской Энциклопедии, я а разогрею для вас супчик…У меня жестокая аллергия и холодильник пуст. Голодаю вынужденно…И я пошла к плите. А Ольга Борисовна кричала мне из комнаты:
--Да, вот о нём, я сейчас принесу вам том этот!
***
Ночной гость,
. А в томе том...…
Гостья открыла 9-й том Большой Советской Энциклопедии и я прочла:
Жданов Андрей Александрович, годы жизни 1896-1948.
!924 – 1934 секретарь Нижегородского губеркома, Горьковского крайкома ВКПб, секретарь Ленинградского обкома , Член Военного Совета Ленинградского фронта, генерал полковник с 1944г.
Похоронен в Москве на Красной Площади . И всё о нём в этом томе БСЭ. Мне неловко от того, что информация эта не вызвала никакого удивления. Ведь грамотному советскому человеку такое известно. Я молчала. А гостья моя всё гладила пальчиком по тексту и покачивалась в так своим думам.
И тогда, мне, журналисту , не оставалось ничего, кроме вопроса:
- Ольга Борисовна, уж не отец ли он вам?
Не он. А его шофёр…Да, занятная история.
Так расскажите, раз уж дошло дело до 1948 года…Ведь для меня этот года – событие. Про него в моём рассказе тут «Лошадиный суп».
- Вот-вот, как раз тема к застолью с вашим супчиком! Так слушайте тогда. Магнитофон включите. Будут даты, имена, события огромного масштаба…
***
Ночной гость,
Запись на моём магнитофоне…
Гостья распорядилась и я включила свою старенькую «Легенду». И полилась её исповедь.
В тридцатые голодные годы вынуждена была моя мама Надя, 17 - летняя деревенская девчонка с подружкой своей школьной уехать из дома, бывшего тогда села Василёва Слобода, в Нижний Новгород. Устроились они на должность учителей ЛикБеза, Всесоюзной кампании по ликвидация неграмотности народа.
Получили две железных коечки в рабочем общежитии. Голодающее Поволжье…Ни поесть, ни на себя надеть нечего. И вот однажды, возвращаясь с работы, решили заглянуть в ближний гастроном. На экскурсию.
А в гастрономе этом были диковинные продукты из … Как же они тогда назывались - то? Кажется, ТоргСин. Да, это сокращенное название от Торговля с иностранцами. НЭП так называемый.
Только мы дверь толкнули, чтоб войти, а из неё двое мужчин в костюмах явно не рабфаковских. Один , молодой, очень красивый брюнет, держал в руках большой пакет с продуктами, а у второго, постарше, в руках были какие - то розового цвета документы.
Потом узнали мы, что это право на спецпаёк для тогдашних членов правительства.
Молодой сразу заметил нас. Но и друг его тоже не отвёл глаза. Что - то сказал, видать, своё впечатление. Сели они в стоящую у входа в магазин "эмку" и уехали.
И хоть нет уже с 4 -го октября 2006 года моей дорогой мамы Нади, мне снятся давние разговоры с ней. И эта загадочная история толкает меня на тревожную поездку в город Горький, который опять стал Нижним Новгородом.
Итак, я до сего дня помню, как она пела мне весело лёгкую песенку про эти магазины, а главное, про документы на право в них заходить:
Что дают? Где дают?
Платья, штанишки!
Платья, штанишки!
По ордерам? По ордерам?
Нет, нет! По книжке!..
Вот это про те ТоргСины. Но главное, что про мужчину с теми важными такими документами, который постарше, потом мы узнали, Он оказался…Ждановым Андреем Александровичем. Ведь это же надо такое везение! Уму не постижимо, такая встреча!
***
Да. В тогда с 1924 - го до 1934 - го года он был секретарём Нижегородского ГубКома партии большевиков, а потом секретарём Горьковского КрайКома ВКПб. Вот какая по тем временам шишка! А парень с пакетом -- его личная охрана, шофёр и, как ныне говорят, его референт. Видать по всему, парень грамотный. И проворный…
Прошло несколько дней после той встречи, и мы забыли про неё. Но однажды, вернувшись с работы, видим на тумбочке между нашими кроватями пакет…с диковинными продуктами! И ни записки при нём, ни свидетелей его появления тут нет…
Мы упали на кровать мою, со страхом думая, что делать. И что будет. Не зная, для кого из нас этот дар, поделили мы его на двоих и стали ходить возле того ТоргСина. Ждали тех законспирированных мужчин. Но не видели их больше ни разу там.
А через неделю вдруг опять на нашей тумбочке межкроватной оказалась пара белых чёсанок. Это такие валяные сапожки, на кожаной подошве с каблучком, модные тогда и очень дорогие.
Ещё через неделю тот парень молодой, что был с этим высоким начальником в ТоргСине, пришел в нашу комнатку декабрьским вечером и сказал: -- Я тебя люблю! Будь моей женой!
А мы сидели с подружкой рядом на своих железных койках. И не понятно было, кого он замуж зовёт…Подружка моя Нюра несколько секунд глядела на нежданного жениха. Потом резко встала и вышла, очень громко хлопнув дверью.
Короче говоря, в мае 1932 года появилась в Горьковском ЗАГСе запись о регистрации брака…пухленькой блондинки и черноглазого красавца…А 7 января 1933 года родилась от любви этой пары девочка. И начались беды её.
Потому что родители жениха не признали невесту достойной их сына…Отец жениха этого был исполнительным директором Банка, вроде как администратором его. Это по тому времени подпадало под раскулачивание, вроде как он был врагом народа. И уже в сентябре 1933 года всю его семью выслали в Архангельск.
И девятимесячная эта девочка оказалась в изгнании вместе со своею несчастной беззащитной мамой в чужом, далёком от родины городе. Их поселили в 20 - метровой комнатушке, где ютилось 10 таких же бесправных граждан, сосланных властью советской.
Холод , голод, тиф и безысходность заставили маму этой девочки спасаться своими силами.
И, завернув свою крохотную девочку Олечку в какие-то тряпки, без документов, без билета она втиснулась в общий вагон поезда, неизвестно куда следующего.
Через неделю, пережив всяческие мучения, ей удалось добраться до родины своей, в село Василёво, к маме Марусе.
После всех мучений девочка стала болеть. Перенесла почти все детские хвори. Вся в модной тогда золотухе, она, бережно закутанная в платочек, ходила со своею любимой бабушкой по воду. Ловила пробегающих мимо кошечек и укладывала их спать…
А через некоторое время пришла к ним гостья. Это была та Нюра, которую моя мама уже не надеялась увидеть. Её держал за руку высокий губастый негр в красивом ярком свитере и модных брюках.
-- Оля, это мой муж, Скотт Кольхаун - гордо сказала мамина подруга Нюра.. Мы уезжаем на его родину, в Штаты. Пришли попрощаться.
И она оставила маме , подруге детства свой новый адрес на случай, если тут опять прижмут власти…Адрес манил, дразнил, но...
Потом я узнала, что родственники папы моего живут в США, в г. Чикаго. Приезжали они в Россию, звали маму туда к себе. Богатые они. У них птицефабрика своя. Да что уж тут об этом! Чужие мы...Вот и всё.…
***