Вернувшись в город мы приступили к учебе. На первых же занятиях от деканата нам раздали учебные графики и было сказано: вот ваш катехизис, здесь расписана вся ваша жизнь на семестр, выполняйте. Для всех наступили рабочие будни. Я исправно ходил на занятия, мне все нравилось. График был довольно напряженным, заполненный лекциями, семинарами, практическими занятиями. Опять, как когда то, в школе, мне интересно было узнавать много нового. Меня вдруг стала интересовать история КПСС, прежде всего, как история Родины моей. Правда, в тех сведениях, которые мы получали, не все стыковалось, но возникавшие недоразумения легко объясняли опытные педагоги. Они с великой убежденностью говорили, что колебания в линии партии диктовались условиями строительства социалистического общества и коммунизма, во враждебном капиталистическом окружении. Например, шараханье от военного коммунизма и продразверстки, к политике НЭПа, это гениальный ход Вождя и Учителя, В. И. Ленина. Разгром впоследствии нэпманов, исторической необходимостью развивать социалистическое производство и хозяйство. Нэпманы, дескать, выполнили возложенную на них задачу и стали теперь тормозом дальнейшего развития Великой Октябрьской революции. Коллективизация и индустриализация, как великие победы страны, вставшей на путь социалистического строительства. То обстоятельство, что все эти победы, стоили гигантского количества загубленных жизней, не принималось во внимание. «Лес рубят, щепки летят», вот и все. Это были классовые враги. А классовая борьба оправдывает любые жертвы. Сознаюсь, верил и поддерживал этот звериный подход к выживанию ради великой идеи. Грешен.
На первом курсе, мы изучаем общетехнические дисциплины, то есть идет общеобразовательная инженерная подготовка. Такой подход характеризует нашу советскую высшую школу. Поэтому и обучения длится более пяти лет. Правильно это или нет судить не берусь и не хочу. В начале семестра многие студенты позволяют себе расслабиться, но, как в последствии оказалось, это очень опасно. Скажу лишь, что из двадцати пяти человек в нашей группе на первом курсе, окончили институт всего шестнадцать. То есть отсев составил более тридцати процентов. Угроза отчисления коснулась и меня. Проблемы возникли с немецким языком. В программе обучения, кроме аудиторных занятий, был еще и перевод текстов с немецкого на русский. Мы переводили тексты из газет ГДР, они тогда продавались в киосках. Норма для перевода была конкретная: пятьдесят тысяч знаков за семестр. Для хорошего студента не бог весть, какая нагрузка, но не для меня. Я давно уже забыл, что такое немецкий. Нависла реальная перспектива вылететь из института. Допустить этого я не мог. Помощь пришла, как это часто бывает, неожиданно. Оказывается, жена старшего брата моей жены, Наташа, преподает немецкий язык в строительном институте. Я с ней был, конечно, знаком, но как то, не заходила речь о ее профессии. Вечером, договорившись с ней о встрече, я пришел к ним домой, благо жили они рядышком на улице Миславского, и мы сели за перевод. То, что произошло дальше, поразило меня до глубины души. Она спросила меня, буду ли я записывать перевод или так запомню. Я ответил, что запомню. И началось! Она взяла мою газету, как сейчас помню, это была газета немецких коммунистов «Neues Deutschland», взяла и стала, прямо с листа, читать немецкий текст по русски. Как сейчас выражается молодежь, я был просто в шоке или, как тогда говорили: опупел. Думаю, даже не просто в шоке, а в глубочайшем шоке. Я понять не мог, как это возможно.
На следующий день пришел к Лиле Евсеевне Гольдман, нашей преподавательнице по немецкому языку, отбубнил эти тысячи и получил зачет. Угроза отчисления исчезла. Но мудрая Лиля Евсеевна не остановилась на этом. Она повернула дело так, что я начал серьезно учить немецкий. Результаты не замедлили сказаться: на третьем курсе я уже подрабатывал переводчиком в студенческом конструкторском бюро «Прометей». Переводил с немецкого тексты по цветомузыке для знаменитого Булата Галеева, руководителя бюро. Зарабатывал, между прочим, сорок семь рублей пятьдесят копеек в месяц. А если учесть, что к тому времени я получал повышенную стипендию за отличную учебу, в размере семьдесят пять рублей, получается полный оклад инженера в НИИ. Слова благодарности адресую, конечно, Л. Е. Гольдман. Кстати, строгость преподавания очень часто служила хорошим стимулом для студента. В нашей группе учился Миша Кротов. Высокий, даже слишком большой ростом, но очень добрый и симпатичный парень. Умница, из семьи военных, он очень ответственно и серьезно относился к учебе, досконально выполняя все задания. На первой экзаменационной сессии, он пошел вместе со всеми сдавать матанализ. Принимали экзамен Вовченко И.И. и ассисент Першагина Н.В.. Миша зашел в числе первых, а вот вышел, чуть ли не последним, получив то ли четыре, то ли пять. Спрашиваем, что случилось, Миша. Наш Миша, большущая скромняга, отвечает: понимаете, забыл формулу из школьного курса алгебры, пришлось выводить от азов, Вовченко ведь сказал, что нужно знать и понимать, поэтому я и вывел эту формулу, чтобы не оплошать. На этот процесс он потратил около трех часов времени и пошел держать ответ, твердо зная его. И таких примеров множество. Такое упорство в учебе было характерным для студентов нашего института.
Но не только учебой жив студент. На первом курсе, прежде всего, конечно, учеба, но и студенческая жизнь во всем своем многообразии, потихоньку начинает затягивать в свой круговорот. Первым, так сказать, за нас взялся комсомол. К своему удивлению, я обнаружил, что он существует. И не только, а даже и работает. Правда на уровень группы он не опускался, а вот на курсе это была уже организация. Эта курсовая комсомольская ячейка имела все признаки нормальной структуры. То есть, было курсовое руководящее бюро, избранное на общекурсовом собрании, был план работы со всеми атрибутами, полагаемыми для такого документа, причем план вполне реальных дел. А комсомольское бюро факультета, это уже один из органов руководства. Через комсомол шла вся организованная студенческая жизнь, от субботников до фестивалей художественной самодеятельности и спортивных соревнований. Таким образом, вся наша жизнь имела, как бы три стороны. Первая и главная, конечно – учеба. Вторая и не очень активная на первых порах – комсомольско-общественная. И, наконец, третья сторона – собственно жизнь со всеми ее составляющими. Каждый имел полное право и возможность выбирать по своему разумению, какой стороне отдавать предпочтение. Конечно же, было такое право и у меня, и у всех моих товарищей по группе.
Но мы учились первый год, более того, шел первый семестр нашей учебы, все было в новинку и поэтому большинство было настроено на учебу. Естественно мы участвовали в официальных мероприятиях, организуемых комсомолом и деканатом. Компартия не могла пустить на самотек нашу жизнь. Перед институтом ставилась задача не только учить студентов специальности, но обязательно воспитать молодого cпециалиста в соответствии с партийными установками. Для этого существовало понятие общественной жизни вуза. Нас, конечно, не водили, как малышей в музеи и театры, но разными способами старались наши мозги очистить от дурного влияния запада. А жизнь постоянно подкидывала тот или иной повод для подобных процедур. Например, весной 1968 года в Прагу вошли наши войска. Для всего мира события в Чехословакии были пражской весной. Для нас наоборот. Мы защищали лагерь социализма от распада. Мы боролись против ревизионизма и отхода чехословацких коммунистов от ленинских идей и правильного пути в строительстве коммунистического общества. В Праге подняла голову гидра контрреволюции, показав всему прогрессивному миру злобный оскал империализма под личиной либерализации. Такая точка зрения вдалбливалась нам постоянно всеми способами и средствами. Надо сказать многие соглашались с такой оценкой событий, в том числе и я, грешный. Но как ни старались партийные функционеры на корню придушить всякое инакомыслие, совсем закрыть молодежь от «вредоносного» влияния Запада было невозможно. Ни «железный занавес», ни Берлинская стена не помогали. Ведь на дворе конец шестидесятых, а не пятидесятый какой – нибудь. Ансамбль «Биттлз» на пике популярности во всем мире. В студенческих общежитиях ребята в складчину покупают магнитофоны и вот уже из окон их келий звучат голоса Пола Маккартни, Джона Леннона и «плачет гитара» Ринго Стара. А наиболее продвинутые идут еще дальше, достают записи и слушают хард – рок в исполнении новой группы «Led Zeppelin». И этот вал западной музыки, а также и сопутствующая атрибутика, в виде плакатов, одежды и англоязычного сленга все более и более захватывает студенческую молодежь. Официальная советская эстрада не выдерживает мощной конкуренции. Она присутствует лишь на экранах телевизоров, да на радио. Даже вокально – инструментальные ансамбли вынуждены включать в свой репертуар западные хиты, правда предварительно сделав перевод на русский язык. Лишь отдельные исполнители оставались на слуху и их песни еще звучали с магнитофонных записей. Исключение составляют барды, представляющие, в основном, так называемую, туристскую песню. Юрий Визбор – несомненный флагман этого направления. На радиостанции «Юность» он изобрел новый вид передач: репортаж с песней. Не без его участия в продаже появился новый «журнал с дыркой» - «Кругозор». В Москве даже сделана профессиональная запись этого барда – исполнителя. В течении часа он поет песни Булата Окуджавы, а также и свои. Сергей Никитин, Булат Окуджава, Виктор Берковский - эти и другие имена популярны у туристов, их песни звучат из уст молодых людей под гитару в походах и на молодежных посиделках. Но всех затмевает неистовый бард с хриплым голосом и, как позднее оказалось, великий поэт В.Высоцкий. Его песни непременно присутствуют у каждого владельца вожделенного воспроизводящего устройства. Его ругали и всячески стремились притеснить, но даже и гонители тайком слушали этого гения нашей современности. Забегая вперед скажу, мне посчастливилось в семидесятых увидеть и послушать его вживую и даже обменятся парой слов. Удивительный, очень сильный и одновременно добрый, мягкий человек. Еще одной характерной чертой того времени были искренние разговоры в кругу друзей. Их тематика далеко не совпадала, а зачастую прямо противоречила официальной точке зрения. Так вот мы и жили: на трибуне, на собрании говорили одно, на кухне в тесном кругу другое.
Кстати, с сентября месяца, сразу после поступления в институт, мы всей нашей семьей вместе с моей мамой, переселились на жилье к моей теще, на улицу им. К.Маркса в бывшую конюшню, в которой она жила с Мишей, его женой Валей и их сыном Павликом. Вся квартира по площади занимала три лошадиных стойла, переделанные под две комнаты по десять – одиннадцать метров площади каждая, кухню метров шести и узкий коридор для входа. В этих «апартаментах» мы очень дружно жили компанией из восьми человек. А что? Восемь человек, вместо трех лошадей, это очень правильно и практично, даже круто. Тогда это было нормально. Впереди ведь светлое будущее. А еще, в утешение, главное и вечное для нашего народа: «Лишь бы не было войны». Помните?
От моего теперешнего жилья до основного здания нашего факультета, на площади Свободы, было ровно семь минут хода по этой же улице им. К.Маркса. Для меня это было очень удобно. Но моя жена работала в Дербышках и ездила туда каждый день на автобусе. Дорога занимала очень много времени, она сильно уставала. На эту работу устроил ее старший брат Александр Гаврилович, работавший там, в училище, преподавателем физкультуры. В училище учились ребята из окрестных деревень и для них были построены общежития. Родилась идея, поселится нам туда. Для этого меня, как студента, по совместительству устроили ночным комендантом в это общежитие. В результате нам на законных основаниях выделили для жилья комнату, в которую мы незамедлительно поселились вместе с дочерью и моей мамой. Комендант я был, конечно, ни какой, но на это смотрели сквозь пальцы. Главное, мы жили в нормальном здании, комната хоть и маленькая, но тепло и светло, а работа у жены под боком, с дочкой нянчится бабуля – мама моя, все в порядке: учись Юра.
И я учился. Разобравшись с немецким языком, успешно пройдя все этапы семестра и сдав зачеты, вместе с нашей группой приступил к первой экзаменационной сессии. Первый же экзамен показал, что нам предстоит очень напряженный труд. Экзамены принимали всерьез и сдать в течении месяца все пять, оказалось очень трудно. Экзаменационная сессия напоминала кросс по пересеченной местности, своеобразное ралли на выживание. Наш группа после первой же сессии заметно «похудела», отсеялись за неуспеваемость несколько человек. Они не смогли выдержать этой гонки. Жалко, но что поделаешь, в КАИ шутки с учебой не проходили. Отчислен был и мой ровесник Виктор, в аксакалах остался я один.
Второй семестр и весеннюю сессию мы сдавали спокойнее, уже зная, ожидающий нас уровень требований. Обкатанные годом учебы и довольные, мы отправились на летние каникулы. Кстати, вопреки «мудрой» присказке, вынесенной в заголовок, мы даже не похудели за тот год. А впереди нас ждал отдых.