Я всегда оказывался в неподходящих ситуациях. Теперь, думаю, оттого, что мои родители очень уважали воспитание.
Я был крупный, очень сильный, ловкий, но довольно бестолковый мальчик.
Воспитатели вечно всё путают, отчего мою бестолковость принимали за неловкость. Воспитатели борются с недостатками. Чтобы я вырос ловким, меня отдали заниматься акробатикой. Причём, не какой-нибудь другой, а прыжковой.
Тренер по акробатике, осмотрев меня, сказал, что для прыжковой дорожки я не гожусь, а вот, как силовик в паре – такому цены не будет! Тренер был простой человек, он не думал о воспитательном процессе и поставил меня в пару с человечком, который мне страшно понравился. Человечек был тоньше и ниже меня, очень гибкий, но коротко стрижен и одет так, что я принял его за мальчика. Но это была девочка, которая, как все девочки, раньше понимала смысл различий между полами, и нашла моё с ней обращение дурацким и нахальным. Но она терпела меня, потому что хотела стать знаменитой цирковой актрисой, а сильнее меня для поддержек – никого не было, если не считать тренера.
Про поддержки и девочку я родителям ничего не сказал, это была моя тайна, потому что я в эту девочку влюбился. Я не очень понимал, что влюбился, потому что мне было всего восемь лет, и я был не слишком просвещён по части чувств. Но я бежал на тренировки, чтобы держать её на плечах, а потом, когда она выходила в стойку на руках, упираясь в мои руки, я мог глядеть на её лицо, и она ничего мне не могла на это сказать, потому что Сам тренер говорил, что так и надо.
Однако, родители узнали, что воспитательный процесс ведёт меня не туда. С тренером поговорили, он пожал плечами и определил меня на дорожку.
Человечка стал держать другой мальчик, старше меня на два года.
Прыжки мне не давались. Особенно плохо было с каскадами. Разбегался я очень хорошо, как ветер, а потом было всё плохо. Помнится – могу ошибиться в деталях, - помнится, было такое: рандат, фляк, двойное сальто назад, снова фляк с пируэтом и сальто вперёд. Вся беда была в том, что я всё время смотрел на человечка, того самого стриженного человечка, который работал в паре с мальчиком-переростком в дальнем конце зала. Пока я бежал, она была передо мной. Но, когда я начинал подскакивать, переворачиваться и вращаться, она терялась из виду и я крутил головой, чтобы увидеть её снова. Из-за этого кручения, поведение моего тела в воздухе становилось непредсказуемым, оно, это тело, выделывало что-то такое, отчего тренер приходил в подавленное настроение и называл меня недотёпой. Особенно он грустил, когда я завершал каскад далеко в стороне от дорожки, по пути сбив или придавив кого-нибудь из незадачливых товарищей.
Она, конечно, на меня не смотрела, да и на что было смотреть?!
В один горький момент, получив от тренера очередной укоризненный взгляд, я вдруг понял, что в хаотических движениях моего тела в воздухе скрывается некоторая спасительная возможность. До сих пор у меня всё выходило не так, как надо, потому что как надо не получалось. А теперь я сделаю совсем, как нельзя делать, но сделаю не чуть-чуть, а во всю силу. Я сделаю не просто плохо, а абсолютно плохо, я сделаю СОВЕРШЕННО плохо!
Идея МОЕГО каскада родилась сразу и целиком и я ощутил её всем телом. Оставалось дождаться очередного рутинного выхода на дорожку. И вот!
Так высоко и пружинисто я не прыгал никогда в жизни! Так легко я не вращал себя никогда! Мои ноги крутились в одной плоскости, туловище в другой, а неспортивно отставленная попа всё время находилась в центре этого взвихренного мироздания.
Я закончил каскад.
Наверное, целую минуту в зале висела тишина, потом тренер заржал как конь, а за ним стали смеяться все. Все-все, и она! Это был мой триумф!
- Ну, блин! – Сказал, забыв о воспитании тренер, когда закончил смеяться, - У тебя же талант! Ты же самородок! А я тебя в силовики! Нет, теперь ты у меня на ковре станешь знаменитым на весь Союз, а то и на весь мир! Скажи спасибо родителям!
В силовики меня не вернули, а девочка, в которую я был влюблён, сказала, что мне надо стать клоуном.
- Жалко, - подумав, добавила она с присущей ей простотой и искренностью. – Вот жаль! Когда я вырасту, я выйду замуж только за акробата-силовика, так всегда бывает в цирковых семьях.
Я почему то не стал благодарить родителей за их прозорливость.
Но я научился потешно падать, как будто споткнулся или подломилась ножка стула, или я наступил на банан или…я нашёл тысячи поз, от которых все хохотали до визга и икоты. Мне даже казалось, что я живу внутри комедии положений. Ну, в самом деле, любовь – это когда ты тянешься, тянешься, тянешься и вот-вот, вот-вот дотянешься, и тут кто-то невидимый дёргает тебя за заднюю ногу, и ты совершаешь удивительные невозможные и несуразные вращения в воздухе. Несуразные, потому что упал, невозможные в воздухе, - потому что – любовь!..
И почему я не стал клоуном?
Не знаю!