Волна сокращений и жёстких увольнений пронеслась над разваливающейся страной, круша людские надежды, ломая характеры и судьбы. Зацепила она и Марика. Сидел себе щупленький, интеллигентный очкарик в каком-то государственном НИИ, протирал на стуле немодные штаны и получал за это смешную зарплату. Однако никто смеяться и не думал, большинству научных сотрудников в то время именно такие деньги и платили. Хотя голова у Марика была. Не в том смысле, что она присутствовала на тонкой шее, свободно движущейся в слишком просторном вороте рубашки, и обрамлялась копной густых, чёрных и вьющихся волос, а в том самом смысле, что она неплохо соображала. Короче, Марик был умным. Но этот факт на его увольнение, почему то, никак не повлиял.
Так Марик остался не у дел и, хотя с большой неохотой, сел на шею жены. Надо сказать, что с ролью мужа – домохозяина Марик вполне справлялся, и Люба, как жена, была им довольна.
Но однажды сидим мы в отделе, работаем, заходит Марик, садится рядом со своей Любой на стульчик, да так и остаётся до конца рабочего дня. И ведь не без дела целый день просидел: то листочек ей нужный подаст, то чай заварит, то подскажет, как лучше документ оформить. Так и пошло с того дня. Справится Марик с домашними делами и бегом к нам в отдел, на свой «рабочий» стульчик рядом с Любой. Как приложение или нагрузка. Привет из Страны Советов: "Вам сборник Цветаевой? Только к нему нагрузка - брошюра "Коммунизм возводить молодым". Будете брать?" Берём. Сборник - в сумку, брошюру - в мусорку. А Марика мы жалели, неприкаянный он какой то был. Хотя поначалу, конечно, его присутствие сильно раздражало – ни тебе о мужиках потрепаться, ни колготки подтянуть. Потом привыкли и даже пользовались его услугами: Марик подай то, Марик принеси это, одним словом, стал Марик членом нашего женского коллектива, только что деньги за работу не получал, прямо как при коммунизме из брошюры.
Всё когда-нибудь заканчивается, и однажды Марик навсегда оставил наш отдел и волею счастливого случая, который предоставила ему судьба, устроился на большое предприятие, получив весьма скромную должность. Говорят, что к переменам не нужно готовиться, к ним нужно быть готовым. Марик был готов. За время вынужденной невостребованности его ум выносил столько всяких неожиданных и нестандартных идей, что теперь он рожал их, как мать-героиня, одну за другой, удивляя своей плодовитостью начальство. Очень скоро Марик стал помощником руководителя, а ещё через два года, одним из держателей крупного пакета акций своего предприятия, которое вскоре превратилось в Закрытое Акционерное Общество.
Не знаю, кто это сказал: «Мы не можем вернуться в прошлое и изменить свой старт, но можно стартовать заново и изменить свой финиш». Марик стартовал заново. Пышную вьющуюся шевелюру сменила короткая стрижка, подчёркивающая седеющие виски, а вся фигура приобрела как раз ту степень солидности, которая присуща людям деловым и самодостаточным. Вместо Марика, которого мы когда-то знали, появился совершенно незнакомый нам Марк, вызывающий у женщин восхищение, а у мужчин тихое раздражение и зависть. Но, кому много дано, с того и спрос больше.
Кто-то там, в небесной канцелярии, наблюдая земную суету, почему-то выбрал Марка и, как ребёнок муравью, устроил ему бег с препятствиями, увлечённо наблюдая, как он эти препятствия преодолевает. Из нищеты Марк выкарабкался, достаток и успех принял достойно, но вот испытание любовью не выдержал. Любовь звали Инна, и была она вся, как с обложки глянцевого журнала, длинноногая, с узкими бёдрами и нереально большими, марсианскими глазами. Ни дать ни взять ИннаПланетянка. Марку захотелось неземной любви с неземной женщиной. Долго добиваться Инну не пришлось. Она сразу приняла его подарок - изящные серёжки с маленькими бриллиантами, и в ту же ночь трогательно уснула на его крепком мужском плече. "Маленькая, доверчивая девочка", - наивно решил Марк.
В конце концов, он счёл себя «в ответе за того, кого приручил» и одним махом решил уйти из семьи. Сыновья, уже почти взрослые, но не настолько, чтобы понять отца-каскадёра, пытающегося на полном ходу вскочить в поезд уносящейся молодости, хотели прекратить с ним все отношения. Но Люба... Когда Марк стоял на пороге их квартиры, держа в руках сумку с наспех брошенными туда вещами и собирался уйти навсегда, она, неожиданно для него, сказала: «Здесь твой дом и ты всегда сможешь вернуться сюда... если захочешь». Любовь, помноженная на мудрость, минус гордость и самолюбие равно прощению.
Мужчина, которого оставила женщина, как правило, заводит более тесную дружбу с алкоголем. Но мне рассказывали об одном индивидуме, жена которого после развода злобно предрекла:"Ты без меня сопьёшься и сдохнешь где-нибудь под забором, как бомж". Но ему так хотелось сделать всё вопреки её ожиданиям, что вскоре он совсем бросил пить и даже удачно женился, чем несказанно удивил свою бывшую.
Женщина же, которую разлюбили, начинает думать, что она не достойна никакой любви вообще, даже к себе самой. И тут же перестаёт себя любить. Она выходит из дома небрежно одетая, кое-как причёсанная, с лицом, напоминающим графический рисунок, без единой краски. Если вообще выходит. У меня, например, была знакомая, которая, после того, как от неё ушёл любимый мужчина, целых два года на улицу не выходила. Хорошо ещё, она с мамой жила, было кому за продуктами сходить, а то бы, наверное, с голоду умерла и до самого своего последнего мгновения считала, что жизнь дерьмо. А жизнь, между прочим, штука переменчивая.
После того, как Марк ушёл, Люба ходила на работу с лицом, напоминающим бледный графический рисунок, и, казалось, забыла дорогу в парикмахерскую. Но постепенно мы стали замечать изменения в её внешности, решили, что, наконец, у Любы появился ухажёр, и тихо радовались, обсуждая её новую стрижку или неожиданно возникший маникюр. В последнее время Люба часто брала несколько дней за свой счёт и куда-то поспешно уезжала. Но однажды, она пришла в отдел и тяжело опустившись на стул, расплакалась.
"Не отпустили, говорят конец квартала, отчёт... а он меня ждёт, я ведь
обещала... тюрьма не санаторий... я котлеты приготовила, драники... его любимые привезти хотела, а теперь... что?" - Люба вынула из сумочки носовой платок и стала вытирать быстро набегающие слёзы.
Мы переглянулись: наша Люба влюбилась в зэка?
"Ой, девчонки, ничего вы не знаете... Я ведь простила своего Марика, в жизни всякое бывает. Жалко его, вот и поддерживаю..." - и Люба рассказала историю, произошедшую с Марком после их разрыва.
Жизнь с Марком показалась Инне счастьем. Но счастье, как деликатес, его нельзя есть ложками, а желательно потреблять понемногу да и то, не слишком часто, иначе оно приедается, теряет свой вкус и становится привычным, как хлеб.
Инна не работала и занималась в основном собой, потому, что Марк нанял домработницу, лишь бы любимая не надорвалась, поднимая кастрюли и размахивая веником. Spa салон и косметолог, рестораны с кулинарными изысками, поездки в Европу и жаркое солнце экзотических стран – скоро всё это стало будничным и уже не радовало, как поначалу. Хотелось чего то, что согрело бы душу, а не тело. Ребёнка, что ли родить?
Но вместо ребёнка у Инны появился любовник, молодой и красивый. Стриптизёр элитного ночного клуба, он приходил к ней домой, и они кувыркались в большой супружеской постели, сознательно игнорируя вероятность случайного возвращения Марка и испытывая от этого смесь удовольствия и страха. Адреналина вырабатывалось столько, сколько разве что во время прыжка с парашютом или во время занятий любовью где-нибудь в туалете сверхзвукового лайнера, особенно, если в дверь нетерпеливо стучат.
Любители острых ощущений нашли то, что искали! Марк, действительно, застал их однажды, неосторожно уснувших после долгих любовных утех. Сначала он пребывал в ступоре, а через несколько мгновений, уже в состоянии аффекта, резанул обоих большим кухонным ножом для резки мяса. Слава богу, без летального исхода... Но срок Марк получил и отбывал его в колонии, в маленьком провинциальном городе. К нему Люба и моталась раз в месяц, возила домашнюю еду, и всякий тюремный дефицит. Теперь она жила только этим. Сыновья выросли, вышли из-под опеки, и Марк стал её самой главной заботой.
Скоро, по амнистии, Марк вышел из тюрьмы. Худой, с серым лицом и потухшими глазами, он вернулся домой, туда, где его любили и ждали. Люба долго откармливала мужа домашними пирогами, отогревала свитерами, любовно связанными ею из мягкой мериносовой шерсти и поила настоями трав, повышающими иммунитет.
Постепенно Марк расправился, ожил. А когда старший сын привёз им на время внучку Варечку, потухшие глаза Марка засветились особой радостью. Люба продолжала работать, а Марк весь день оставался с малышкой. Для Варечки в её пять лет не существовало прошлого, она видела своего деда таким, каким он был сейчас: умным, весёлым и очень добрым. Таким она его любила, а уж он в ней и вовсе души не чаял.
Каждую субботу Марк брал нежную руку внучки в свою широкую мужскую ладонь, и они шли в парк. Накатавшись вдоволь на всевозможных аттракционах, наевшись мороженного и накормив в пруду уточек, Варя вытягивала пухлые губы трубочкой и начинала канючить: «Дед, я ещё на «Ладье» хочу, ну пожалуйста»... Марк начинал было говорить о том, что пора домой и что бабушка уже, наверное, ждёт, но, взглянув в доверчивые внучкины глаза, послушно шёл покупать билет на «Ладью». Ну, ведь, должен же он, в конце концов, кого-то баловать. Рядом с внучкой Марк ощущал себя совсем в другом, новом качестве, теперь он был не мужем, не отцом, не любовником, а только Варечкиным дедом, и, главное, что ему это очень нравилось.