Палата номер 16. Ч. 1

Леонид Блох
В палате номер шестнадцать отделения хирургии стояло четыре койки. Три из них были заняты старушками. Четвёртая освободилась только вчера. Мироновна, которая лежала на ней, отбыла долечиваться домой. К семье старшего сына.

Оставшаяся компания выздоравливать не спешила. Их никто не навещал, никто не ждал за стенами этой больницы. Не к кому было стремиться пожилым женщинам.

Нельзя сказать, что они были совсем одиноки. У каждой имелись родственники, и даже близкие. Кто-то из них жил очень далеко, а кто-то, хоть и находился где-то рядом, но делал вид, что крайне занят и в будние, и в выходные дни.

Поэтому и не хотелось всем троим покидать свою тёплую, обжитую палату.

Лечащий врач Мария Сергеевна, и сама свежеиспечённая пенсионерка, каждое утро после осмотра, вздохнув, говорила коллегам:

– Да что такое, не пойму. Как соберусь выписывать кого-нибудь из этой троицы, сразу у них либо температура повышается, либо в крови и моче что-то обнаруживается. Загадка да и только. Ладно, пусть полежат ещё.

И они лежали. Ну, как лежали. Про заключённых тоже говорят, что они сидят. Несмотря на физический труд на свежем воздухе в суровых условиях Архангельской и других северных областей.

Самая старшая из компании, Федотовна, давно разменяла восьмой десяток. Она же была самой активной и авантюрной в палате. В юности ей довелось быть связисткой в партизанском отряде, что отложило отпечаток на всю дальнейшую жизнь, большую часть из которой она прослужила на почте.

Две других, Петровна и Семёновна, были почти одногодками, лет по семьдесят с небольшим довеском. Первая – бывшая ткачиха, вторая – переплётчица.

Федотовна организовала дежурства, и троица брала шефство над лежачими больными со всей хирургии. Эдакая народная дружина в помощь медсёстрам в связи с хронической нехваткой в больнице санитарок и уборщиц. За трёхразовое питание и койку в палате старушки мыли полы, перестилали бельё, ходили на родник за свежей водой и в магазин за баранками и чаем, помогали ухаживать за недавно прооперированными.

– Не похожи они на больных, – заявил Марии Сергеевне заведующий отделением. – Не пора ли к выписке готовить?

И лечащий врач тайком попросила Федотовну и её подруг заниматься общественно-полезным трудом только по вечерам и выходным. В отсутствие строгого начальства.

Только она забыла добавить, что ещё и по ночам, помогая, а изредка и подменяя дежурную медсестру, убежавшую на зов о помощи или на призыв любви.

***

Каждый вечер, в девять тридцать, после уколов и таблеток, палата номер шестнадцать читала.

На отделении хирургии, напротив ординаторской, стоял книжный стеллаж. Три десятка потрёпанных книжек издания советской поры, оставленные благодарными пациентами, составляли местную библиотечку. 

Читали Федотовна, Семёновна и Петровна по очереди. Садились на одной из кроватей, рядышком друг с другом, потому что со слухом и дикцией уже было далеко не всё в порядке. Та, что сидела посередине, цепляла на нос очки, а две другие, прикрыв глаза, слушали.

Про революцию, войну, комсомол, первые и последние пятилетки. Про любовь и ненависть, рождение и смерть. 

Социалистический реализм. С мечтой о лучшей жизни. Сегодня – трудно, а вот дети или внуки, или их внуки… Вот они-то точно будут жить так, как мечтаем мы. Ну, или тоже будут мечтать, но мечты их будут намного красивее! Ради этого стоит страдать и терпеть лишения.

Четвёртая, Мироновна, когда находилась с ними в одной палате, в общественной жизни отделения не участвовала. Пока лечилась, в основном лежала, а как выздоровела, её тут же и увезли. Никакой радости у человека от нахождения в больнице! Тупо капельницы, уколы, анализы. Тупо и конкретно болезнь. Конечно, сбежишь при первой же возможности.

Только вчера её выписали, а сегодня положили совсем девчонку, лет сорока пяти, с переломом ноги.

Она и представилась, как девчонка. Алёна. Ну, Алёна так Алёна. Всяких видали. Сразу же под пытливыми взглядами старушек выложила о себе. Сын служит в армии, срочную. Мать пожилая совсем, почти не ходит. Да и что сделаешь, старость не радость. Но сообразила, кому рассказывает, и покраснела.

– Не тушуйся, девонька, – махнула крепкой лапкой Федотовна. – Правда твоя. А знаешь, наше поколение было последним, которое рождено для того, чтобы сказку сделать былью. Все последующие в этой были живут и матюгаются. И что за хреновые, мол, такие сказки вы, старики и старухи, сочиняли! Нашли из чего быль эту самую делать! Вы там фантазировали, а нам в этом жить теперь? Сказочники фиговы. В чём-то вы правы, детоньки. У нас хоть идейность была, а у вас один сплошной материализм. В худшем его проявлении. Сама-то как живёшь, Алёна? Не бедствуешь?

– Не жалуюсь, – пробурчала новенькая, вытаскивая из сумки ноутбук и давая понять, что разговор окончен.

– Не жалуется она, – проворчала Федотовна.

– Гордая, – прокомментировала Петровна.

Семёновна согласно кивнула.

*** 

Алёна так и торчала в своём компьютере, отвлекаясь только на процедуры и еду. Что-то печатала, что-то читала, то хмурясь, то улыбаясь.

Деликатные старушки, ничего не понимающие в современной технике, вопросов не задавали, занимаясь своими делами.

В девять тридцать вечера, как обычно, начался сеанс чтения. Очередь читать была Петровны. Она открыла на заложенной странице очередной роман о буднях бетонного завода, а также о любви крановщицы Любы и сварщика Петра.

Алёна дремала.

«До конца квартала, – начала чтение Петровна, – оставалось три дня. Люба не пришла на свидание с Петей, оставшись на сверхурочную работу».

– О Боже, что вы читаете! – вдруг воскликнула Алёна. – В палате запахло плесенью. Хотите, познакомлю вас с современными авторами?

– Хотим, – строго ответила Федотовна. – Но у тебя ведь и книжки никакой нету?

– Вот! – хлопнула новенькая рукой по ноутбуку. – Здесь столько книжек, что ни в одной библиотеке не поместится.

– Иди ты, – недоверчиво фыркнула Семёновна.

– Честно, – улыбнулась Алёна. – Что пожелаете, то и прочесть сможете. Какую литературу вы предпочитаете, дамы?

Старушки переглянулись.

– На твой выбор, – за всех произнесла Федотовна. – Ты начни, а мы скажем, нравится или нет.

– Ладно, – кивнула Алёна и чем-то пощёлкала. – Вот, слушайте:

«Когда Клавдия проснулась, тело мужа уже остыло…»


(продолжение следует)