Бывает, когда жизнь втягивает тебя в события, которые кажутся тебе довольно обычными. А потом, спустя какое-то время, выясняется, что события эти были, скажем так, рубежными.
Речь пойдёт о «демонстрациях трудящихся на Красной площади». Так в советское время называлось праздничное действо у стен Кремля, проходившее, как минимум, два раза в год – 1 мая и 7 ноября. Частью ритуала были и прямые репортажи по радио и телевидению.
Радиорепортажи, к которым имел отношение я, велись из студии на третьем этаже ГУМа. В обычные дни она была закрыта и вступала в действие в дни парадов и демонстраций. Оформлена и оснащена студия была достаточно скромно, но зато из больших окон всё происходившее на площади было отлично видно. Думаю, не хуже, чем с Мавзолея, который был напротив через площадь.
Репортажи с таких событий не были моей журналистской специализацией. На Всесоюзном радио, в том числе на «Маяке», были ребята, которые прекрасно с этим справлялись. Но когда я стал политобозревателем с «радиоуклоном», решили привлечь к этой работе и меня. Впервые это произошло 1мая 1991 года. Вела репортаж моя опытная коллега, а я должен был высовываться с мини-комментариями на темы, связанные с происходящим. Но главную сенсацию нам комментировать не пришлось. Мы просто не получили о ней информацию.
Репортаж регулярно прерывался бравурными музыкальными паузами. В одной из них, когда микрофон был выключен, и мы с коллегой могли обмениваться мнениями, вдруг с площади где-то под стенами ГУМа раздался сильный хлопок.
- Кажется, стреляют, - удивилась коллега.
- Не может быть, - возразил я. Наверное, колесо лопнуло.
На надувных колёсах возили громоздкие установки с лозунгами и портретами – непременный элемент праздничного оформления.
Потом мы услышали шум, беготню на нижних этажах ГУМа. Ну, а объяснения получили по окончании демонстрации, причём сугубо неофициально, без права сказать об этом в эфире.
Оказывается, один экстремал-одиночка стрелял по трибуне Мавзолея и целил в Горбачёва. Но, посколько сумел проникнуть с ружьём только в самую дальнюю от Мавзолея колонну, то, конечно, промахнулся. А выскочившие из ГУМа военные вместе с линейными на площади быстро скрутили стрелка и потащили внутрь здания. Эту возню мы и слышали.
Позже сенсацию спустили на тормозах, объявив стрелявшего психом. Политический террорист-одиночка – такое определение мне кажется более точным. Хотя, конечно, это был дилетант, который затеял стрельбу через площадь. А может быть действительно псих?
Тем временем, жизнь страны продолжалась. Ближайшие полгода были насыщены событиями до предела. И путч, и форосское «сиденье» Горбачёва, и переход инициативы в руки Ельцина, и запрет КПСС. И, тем не менее, демонстрацию 7 ноября не отменили. На «Маяке» был подготовлен сценарий, заказаны каналы из других городов. Всё шло своим чередом, но чувствовалось какое-то особое напряжение. Как-то всё сложится?
За пару дней до репортажа вдруг выяснилось, что моя коллега, работавшая в эфире в мае, взяла больничный. Я не был уверен в её болезни, потому и не называю фамилии.
Начальство пригласило на беседу меня.
- Придётся репортаж вести тебе. Схему ты уже знаешь, всё на мази, города заказаны, в политических лозунгах разберёшься.
Я понял, что меня проверяют на прочность. «Мол, одно дело – выступать, комментировать, а попробуй-ка провести двух-трёх часовой репортажик ».
Пришлось попробовать. В целом, всё прошло нормально. О том, где и сколько народу меня слушает, старался не думать. Больше всего напрягали прямые включения городов и республик - как там и что? Но особых сюрпризов не было. Зато в Москве палитра лозунгов и настроений была богаче, от советских стандартов осталось немного.
Неожиданность, не предусмотренная сценарием, произошла в конце. Уверенный в себе Ельцин, пытавшийся быть уверенным Горбачёв и иже с ними вдруг спустились с трибуны Мавзолея и присоединились к демонстрантам. Ход был эффектный. Меня он, во всяком случае, вдохновил на импровизацию:
- Это символично, - «запел» я, - всегда они, власть, были там , наверху, а мы, простые люди, внизу. И вот впервые они на одном уровне с нами, на равных… Ну, и далее в том же духе.
Тогда меня за находчивость в редакции похвалили. Но позднее я понял, что с восторгами поторопился.То, что произошло на Красной площади, было политическим жестом. По сути же, отношения власти с народом тогда и в последующие годы изменились мало.
А если что и изменилось, то это назначение Красной площади.
Сюда пришли концерты, гулянки, здесь заливается каток, с Васильевского спуска стартуют автопробеги. Из страрых торжественных традиций остались только военные парады. А демонстраций на площади больше нет. Скажу осторожней: пока нет. Так что мне довелось вести репортаж о последней демонстрации на Красной площади, то есть оказаться на одном из рубежей, обозначивших смену эпох. Может быть, я опять тороплюсь с оценками?