Тот погожий день я почти и не помню толком. Осталось под вечер от него какое-то приятное ощущение и все. Сами события того дня потонули в пенящейся реке «Охоты», которая беспрерывно вливалась в меня, да и черт с ними. Когда в фильме «Титаник» тонут статисты – нам их не жаль, мы плачем только над ДиКаприо.
Но потом спустилась ночь. Я, как свихнувшийся кобель, уже обоссал десять тысяч фонарных столбов, малость отрезвел и был более-менее прямоходящ. Через сквер, от Курантов вместе со мной шла бухущая толпа зевак, смотревшая эти треклятые поющие фонтаны, вся в шариках дуделках и мигалках. Можно подумать, что был какой-то праздник, а не ежедневный сеанс свето-музыки и водных свисто-пердящих эякуляций. Хотя, может и был праздник. В последнее время зачастили с народными гуляньями у нас власти и не уследишь даже: то день молодежи, то день строителя, то еще какую-нибудь такую ***ню придумают, что люди на работу скорее пойдут, чем на этот праздник, где только забулдыги и народные самодеятельные ансамбли из старух и детей.
Когда нет празднеств на «площади народных гуляний» возле администрации стоят какие-то деды с транспарантами «Рашников! Верни деньги обманутым акционерам!» и хрюкающим мегафоном, в который ни черта непонятно. Рядом с обманутыми дедами пара ****утых, волосатых нерях – уж не знаю, к какой они партии относятся, но долю уныния этому легальному митингу добавляют. Рядом на все это дело взирают, облокотившись на капот бобика, зевающие менты. Стычек и погромов нет. Может, заберут одного пьяного из нерях да и все. У нас с оппозицией строго.
Я обычно, когда иду по улице - ничего не слышу и не вижу, ибо очки, плеер, капюшон и вообще не заебывайте меня. Но ночь время такое, что одно ухо я на всякий пожарный случай освобождаю от плеера. Вдруг, какой хороший человек захочет у меня сигареткой угоститься, а я его проигнорирую, и он в сердцах, и в надежде разжиться никотином проломит мне голову куском забора? Уж лучше быть начеку.
И тут меня и вправду окликают! Смотрю: друг детства Димас, с женой Аней и сыном! и пошли против течения синючей, улюлюкающей толпы к ларьку.
Не буду давать вам развернутый портрет своего друга Димаса. Портретист я ***вастый, скажу лишь, что этого человека знаю с шести лет. Он был первый мой друган во дворе. Моя семья только приехала в Магнитогорск, я никого во дворе не знал и робко осваивал новые для себя территории, в частности пытался залезть на деревянную статую Айболита, которая сейчас стоит с отрубленным лицом и обгоревшая снизу. Возле этой статуи я с Димасом и познакомился. Мы с ним почему-то начали драться тогда. Не помню, в чем была причина. Потом было много еще веселых моментов и в детстве и в юности. В детстве, например, Димасу бабушка запрещала общаться со мной, потому что увидела как я стою на горке и во все горло матерюсь, совершенно бессмысленно. Просто стоит такой вот восьмилетний Данила во весь рост на деревянной горке и, сложив руки рупором, орет: «ХУЙ-****А-****Ь-****Ь!!!» - зачем? А вот пойди, разбери, я сейчас и сам не понимаю. Может у меня синдром Туррета тогда был или еще что. Хотя мама говорит, что я с годами становлюсь все ебанутее. Она просто многого не знает из моего детства.
Вернулись мы с пивом на лавочку, которую Аня с сыном караулила. Мы лудим пиво, а сынок ее по скульптурам парковым ползает, все хочет себе, видимо, шею свернуть, но у него не очень получается. Все время орет: «Мам-пап смотри, как я могу» и делает какую-нибудь акробатическую ***ню, на которую ему кричат: «Саша, не делай так, ты сейчас убьешься!» - пару раз он, и правда, как-то неловко приземлялся и вопил, за что получал по жопе, замолкал и продолжал делать «мам-пап-смотри-как-я-могу!». А напротив нас, на другой стороне сквера, через клумбу сидит какая-то компания в несколько девок и вокруг них ашот какой-то на велосипеде разъезжает. Одет он не как велосипедист, а типично такой ашотский ашот в брюках, остроносых туфлях и сиреневой с блестючим отливом рубашке. Видимо перед девками выебывается, «аллаху акбар!» и «смерть русским свиньям!» не кричит - да и хуй на него, сидим, пьем дальше, болтаем. Тут из-за кустов вылезает жирдяй в порванной на груди футболке. И ашот выезжает на лесопеде. Я не понял, как они начали драться я видел, что изначально агрессивно настроенный жиробас в порванной майке, тряся титьками, убегал от ашота, а тот бил его кулаком в затылок. Они сцепились, начали друг друга бить по мордасам, жирдяй споткнулся о бордюр и ебнулся в клумбу, потянув за собой соперника. Наш кавказский боец начал лупить сперва рукой по морде жиробаса, а когда тот отпустил рубашку соперника, гиви поднялся и начал жестоко пинать лежащего в клумбе недотепу своими туфлями по башке.
Мы с Димасом, как, наверное, и все служившие в этой стране люди, к кавказцам относимся предвзято. Ну, я меньше, чем он. Врожденная, какая-то интеллигентская терпимость мешает мне примкнуть к рядам националистов, но армян все-таки недолюбливаю. Потому что, служа, я повидал их в достаточном количестве и среди солдат, и среди прапоров и офицеров – нигде не встретил хоть одного достойного человека, все какие-то мрази мне попадались. Это просто мой личный опыт, я свято верю, что где-то есть славный, душевный армян, оправдывающий то, что Господь не дал туркам истребить их всех, но пока я такого, увы, не видал и все встречавшиеся мне армяны сплошь барыги и говно. А Димас, тот от дагов в своей «черной» карталинской части натерпелся не дай Бог никому – ему можно. И он, естественно, начал орать: «****ные чурки! Совсем, ****ь, охуели! Жирный, давай, убей эту обезьяну» - он бы, наверное, уже и сам полез в драку, как откуда ни возьмись, появились три довольно увесистых гопника, все как один в шортиках, майках и бритые, крича фразы примерно того же содержания, что и Димас. Ашот понял, что дело плохо и бросился бежать (куда пропал его велосипед, - а может и не его, - я понятия не имею). Гопники, особо не суетясь, а с какой-то холодной сосредоточенностью, будто репетировали это заранее, догнали его, уложили ловко на землю и начали методично запинывать.
Когда же ашота роняли на асфальт, от него таким светляком, красиво, по дуге вылетел сотовый телефон и приземлился без особых увечий метрах в трех от нас. Димас, похоже, только этого и ждал. Он спрыгнул с лавки, подбежал, хвать телефон, сел обратно и, как ни в чем не бывало, продолжил вопить: «Правильно! Так их ****ых чуреков! Совсем уже охуели, блять!».
Признаться, я малость прибзднул, хотя, обычно, по пьяне, я самый непобедимый из смертных. Вдруг этот телефон часть добычи стаи этих бравых бойцов? На «дискавери» показывали, что львы жестоко разделываются с гиенами, покусившимися на их мясо. И как жаль, что я пью пиво из банок. Бутылкой отбиваться было бы легче. Хотя банку можно порвать на две части и этими обрывками располосовать кому-нибудь ****о. Но я же криворукий, и обязательно оторву себе пальцы, пытаясь раскурочить банку. Еще есть клепанный ремень, висящий на одной лямке штанов – и тоже можно нехуево огреть, но и для пользования ремнем нужна некоторая сноровка, а я же, увалень, пока расстегну ремень - уже пропущу триста ударов и выну его уже, наверное, в отделении травматологии.
Пока я мечтал, как буду о****юливаться, экзекуция завершилась и творилось уже что-то вообще непонятное: наш помятый гоги рыскал по слабоосвещенному асфальту в поисках телефона, но удивило меня не это. Вместе с ним, согнувшись пополам, прочесывали территорию и три этих гопника! «Бля, мож в клумбу отлетел? В цветах там вот посмотри. На газоне?» - и наш кавказский друг с ними: «Рэбята гдэ тэлэфон? Я ураныл ево гдэ-та тута вод…». Тут я понял, что вообще ничего не понимаю. Зачем они вместе с ним ищут телефон? Что, бля, происходит?
Ашот так умоляюще просил их найти телефон, что мне его на мгновение стало даже жалко. Не похоже было по голосу, что телефон ему нужен для вызвания своей братвы и дальнейших разборок. Может, ему маме своей ашотской надо было позвонить, или бабушке, которая в горах лаваши печет. У них же, у зверей тоже мамы с бабушками есть. Он чуть не плакал. Когда поиски приблизились к нам, гопники спросили: «Телефон не видали?». Мы нацепили самые удивленные ****ьники: «Не, не, друзья, какой телефон? Не видали». «Ну, чо, нету твоего телефона, братан» - объявили сочувственно ашоту, две минуты назад избивавшие его, поцыки. «Как жэ нэту, вай-вай-вай! Вах-вах-вах!» - сокрушался он. «Сука, черномазые, понаехали тут, блять, со своими телефонами ебучими» - сказал Димас вроде риторически и про себя, но довольно громко – убитый горем урюк повернулся, посмотрел на Димаса грустно и отвернулся, мол, «эх, ты еще тут ». Гопники ушли во мрак. Ашот постоял, повертелся и тоже побрел куда-то. Куда пропал жирдяй и велосипед – даже и не знаю.
В сквере у нас уже год как висит камера наблюдения, а под ней тревожная кнопка с надписью «милиция» - все эти приблуды уже давно болтаются тут. Мы сидели и выпивали где-то еще минут сорок. Никто так и не приехал. Я написал баллончиком «Кривой» на асфальте, и мы тоже разошлись по домам.
Так темно и тихо, что хотелось чего-нибудь эдакое спеть…