В тундре погибель на каждом шагу тебя поджидает. Ну, не тебя, так соседа твоего. Сколько смертей охотников, рыбаков, их жён и детей за свою недолгую жизнь довелось Женьке перевидать – не приведи Господь! И когда в посёлке жила, и когда с мужем в тундру перебрались. Вот вроде вчера, звонким октябрьским днём, Матвеич — рыбак с Порогов - в гости приезжал, хохмил, чай пил, пошвыркивал, а сегодня кричит по связи его напарник:
- Борт надо! Милицию из города вызывайте, Матвеич застрелился!
Просто всё: поехал с утречка уток пострелять, бросил в лодку на банку – по привычке – стволами к себе старенькую курковку. До того старую, что ложа и цевьё где гвоздями сколочено, где проволокой скручено – на честном слове ружьецо держится. Вот это слово Матвеича и подвело. Увидел, знать, мужик стайку уток, рванул ТОЗовку на себя, сорвались курки, и всадил Матвеич себе в упор в живот хороший заряд дроби. Спохватился напарник не сразу (ну, уехал на охоту и уехал!) – к вечеру только нашёл Матвеича в прибитой к берегу лодке, припаянного к дюралевому днищу собственной кровью…
А замерзает народу! А тонет! А в пьяных драках сколько мужиков друг друга режут-стреляют! Начнёшь вспоминать – жутко становится: целый посёлок можно было бы людьми этими населить.
Но куда деваться – смерть есть смерть. Только смириться – один выход. Но как смиришься, если в гибели человека есть и твоя вина? Не год, не два будет мучить совесть – всю жизнь…
***
…Афоня с ручья Хайрюзового пришёл чуть прихватило озеро, по чёрному, прогибистому льду. Худой, голодный. Напарники его по открытой воде в посёлок уехали, а он отказался, буду, говорит, на точке зимовать. А как зимовать, если продуктов никаких – всё за лето подъедено? Добытчик из Афони неважный: сам ростом с ребёнка двенадцатилетнего, веса в нём – собака тяжелее, больной – открытая форма туберкулёза. Ни охотиться, ни рыбачить. Мужики держали его на точке как сторожа да кашевара. Голод не тётка - прибежал к соседям. А у соседей в тот год тоже житьё не сладкое – продуктов только продержаться, покуда горные речки встанут, чтобы на «Буране» в посёлок выбраться. Сахар, мука, крупа – всё на подсосе. Дети уж забыли, когда хлеб с маслом видели… Рацион – одна рыба. А тут Афоня – тощий, а ест за троих здоровых мужиков. Живёт день, два, неделю… Сергей, Женькин муж, не выдержал, говорит ему:
- Иди на Пороги, по льду 30 километров быстро пройдешь. Туда на днях борт за рыбой прилетит, заберёт тебя в посёлок.
Ушёл Афоня. Думали, улетел. Вдруг через неделю возвращается. Говорит:
- Не хочу в посёлок, своего-то жилья там нет, а родственники меня гонят, не нужен я никому. С вами жить буду!
А как жить, если самим есть нечего? Тут Женька не утерпела, говорит Афоне:
- Ты - взрослый мужик, почему мы тебя кормить должны? И больной, а у меня дети маленькие, и живём все в одной комнатушке, совесть имей, уходи.
Пошмыгал Афоня носом, повздыхал, а на следующее утро собрался и отправился восвояси…
Через месяц наконец-то угомонились подо льдом непокорные речушки, замёрзли накрепко перекаты – Сергей отправился в посёлок, продуктов купить. Заехал по дороге к Афоне. Еле разглядел избушку в тальниковых зарослях – ни дымочка, ни следочка – девственно чистый снег вокруг. Толкнул хлипенькую дверь и ахнул – лежит Афоня на нарах, под засаленным одеялом чуть угадывается иссохшее, промёрзшее тело - давно, знать, умер…
Ближе к весне, по крепким настам, собрались в посёлок. Женька и дети, закутанные в парки, разместились на нартах. Погода хорошая – ясно, тихо и морозец лёгкий – только и ездить. Рванул снегоход - лишь снежная пыль за санями… Часа через полтора проезжали мимо Харюзового, мимо занесённой снегом кособокой Афониной избушки, в которой всё ещё лежал невесомый от лютых морозов, никому не нужный, забытый всеми, умерший от голода, безысходности и бессердечия маленький мужичок. Отвернулась Женька, прищурилась от летящей в лицо искристой пыли - кто бы мог подумать, что так всё обернётся…
Лишь в мае, когда начались оттепели, прилетел вертолёт – забрал покойника.
…Легко летит «Буран» по утрамбованному ветрами снегу. Над головой - синее небо, лёгкие облачка, солнце бьёт в глаза такое весеннее-весеннее – только живи и жизни радуйся…
2002 г.
Фото из Интернета.