Остров Мирный

Александр Архипов


ОСТРОВ МИРНЫЙ

Пьеса в двух действиях


Действующие лица:

Капитан Моренко, 38 лет, начальник погранзаставы

Его жена, Даша, 23 года

Старший лейтенант Ребрик, 34 года

Старший лейтенант Андросов, 28 лет

ДЕМБЕЛЯ:

Горбатый, 2 год службы – 20 лет

ЧЕРПАКИ:

Тува, 1 год службы, 19 лет

ДУХИ:

МАЛЁК, 1 год службы, 18 лет

БОТЯ, 1 год службы, 18 лет

ТОЛСТЫЙ, первый год службы, 18 лет

ДЕЙСТВИЕ 1
КАРТИНА I

У входа в здание районного военкомата   спешно переодеваются два парня — стоят на расстеленной прямо на земле газетке. Один, Андрюха, натягивает шаровары, кафтан, берет в руки сувенирную саблю, другой — Петя, в форме времен Великой Отечественной Войны. Он роет совочком в цветочной клумбе, насыпая землю в полиэтиленовый пакет.
АНДРЮХА. Последний раз ты меня в такую блуду затащил. У меня даже военника нет. А если меня того? До кучи?
ПЕТЯ. Пойдешь в стрелецкие войска. Портупею мне подтяни.
АНДРЮХА. Профессию позорю. Я, между прочим, в ДК Культуры  Чацкого играл. И «На дне» репетировал.
ПЕТЯ. Слушай, Чацкий, я не пойму, тебе бабки нужны?
АНДРЮХА. Знаешь мое место болезненное. Нужны. Дай аванс тогда, чтобы проглотить это моральное унижение.
ПЕТЯ. Не дам. Так проглотишь. А то я тебя знаю. Свалишь под шумок — потом скажешь, что ушел в творческий кризис. Вот отработаешь программу, тогда...
АНДРЮХА. Попался бы ты мне на фронте, Петенька...
ПЕТЯ. У нас фронты разные.  Все - шефы идут.
К актерам подходит мужчина в форме майора и женщина в длинном русском платье с кокошником на голове.
МАЙОР. Земли накопали? 
Петя протягивает майору мешочек с землей.
МАЙОР. Молодцы, артисты! Светлану Юрьевну вы, наверное, знаете  — она на общественных началах, из попечительского совета. Давайте, в темпе. Там уже журналисты с камерой приехали.
ЖЕНЩИНА(низким грудным голосом). Вот слова, ребята, они не сложные. Но проникновенные, потому что от сердца. Пока идем, подучите. Я думаю, можно начинать.
ЗТМ
В ряд перед военкоматом выстроены призывники. Они в гражданской одежде, в ногах рюкзаки и сумки. Вспышки фотоаппаратов. Сидит баянист в инвалидной коляске
МАЙОР. Дорогие товарищи призывники! Ребята мои дорогие… Согласно паспортным данным в жизни каждого из вас наступает торжественный день  осеннего призыва в нашу Российскую армию. И сейчас здесь не только мы, сотрудники военкомата, сегодня здесь ваши близкие, старики-родители — чтобы вручить вам драгоценный наказ, идущий от самого сердца.
Выходит Светлана Юрьевна в кокошнике, низко в пояс кланяется.
СВЕТЛАНА.  Вчера, друзья веселые,
Простились мы со школою...
Пауза
Светлана осуждающе смотрит на стрельца Андрюху.
СВЕТЛАНА. Простились мы со школою!
АНДРЮХА. Но вновь пришла учебная пора!
СВЕТЛАНА. Вас ждет учеба трудная...
ПЕТЯ.  А старшина как-будто бы...
Петя, Светлана, Андрей (хором) Учительница первая моя!

СВЕТЛАНА.         И в таежных местах и в степных горизонтах,
                                Ясным днем, темной ночью, и в стужу, и в зной,
                                Результаты труда человека в погонах -
                                Это чистое небо над нашей страной.
Аплодисменты.

АНДРЮХА (шепотом) Кровавые деньги...
ПЕТЯ (незаметно двигает его локтем) Молчи, гад! Давай, Чацкого лабай!

АНДРЮХА.          Ребята из Средней России,
                                Впервые встающие в строй,
                                Надолго родные осины
                                Оставите вы за спиной.

ПЕТЯ. Гражданская юность отстала,
                                Пропала в дорожной пыли.
                                В железное русло Уставов
                                Вы входите, как корабли!

СВЕТЛАНА. А теперь, слово имеет майор Агафонов, который проводит вас тропинкой, которую проложили ваши отцы и деды.

МАЙОР.  Короче, молодцы… Щас, по команде – расползаетесь по автобусам. Едем на сборный пункт, там получаем форму. Кто по дороге нажраться успеет – получает прописку в тигрятнике. Понятно, да?
СВЕТЛАНА. Товарищ майор…
МАЙОР. Что? (смотрит в протянутую Светланой бумажку)
Тут мне подсказывают товарищи… Еще один важный, я бы сказал, патриотический момент. Издревле,  наш Рожновский военкомат поддерживает исторические связи со славными погранвойсками нашей Родины! И по старой доброй традиции, каждый год один из призывников удостаивается чести защищать границы нашей беспредельной Родины...
И в этом году эту почетную обязанность на себе понесет... (заглядывает в бумажку) призывник Сережа Толстов.
МАЙОР. Толстов, выйти из строя!
Строй качается, и выплевывает из себя Сергея Толстова. «Толстого».
МАЙОР. Быстрее, быстрее, Толстов, шевели организмом!
СВЕТЛАНА. Прадед Сережи был храбрым партизаном и привел в плен несколько фашистов разной стратегической важности. За это, призывник Толстов... (пытается перекричать призывников) Ребята, минуточку внимания...
МАЙОР. Ну, рты закрыли, блин, уроды!
СВЕТЛАНА. Так вот, ребята, призывник Толстов награждается службой в Приморском военном округе, Камчатском пограничном отряде! Ура, ребята!
Аплодисменты. Кто — то вяло кричит «Ура».
АНДРЮХА (Пете). Не повезло призывнику Толстову с дедом... Камчатка…Конец географии...
ПЕТЯ. Да, помолчи ты!
СВЕТЛАНА. А поздравить Сережу к нам в гости пришли прославленные солдаты старинной русской армии.
ПЕТЯ. (Андрюхе) Это мы... Что молчишь — текст читай, сука!
АНДРЮХА (торжественно). Сына мы благословляем и наказом наставляем! Даже сну не доверяй, саблю чаще навостряй!
ПЕТЯ. С саблей ты, казак, Сергей! Бей врага и не робей! (шепчет Андрюхе) Что стоишь, придурок? Саблю! Саблю ему дай!
АНДРЮХА. Не дам! Это реквизит! Мне ее в ДК возвращать надо!
ПЕТЯ. Да вернет он! Ему там, в вечной мерзлоте, автомат выдадут!
Андрюха красиво падает на колено перед Толстым.
ПЕТЯ. Ну а я вручу Сергею свою личну портупею
СВЕТЛАНА. А чтобы не забывал солдат отчий дом, вот  тебе... товарищ майор, а где почва?
МАЙОР. А... точно... Самое главное...
Передает Светлане полиэтиленовый пакет
СВЕТЛАНА. Вот тебе, солдат, кисет с частицей родной земли! В добрый путь!
Баянист  в инвалидной коляске начитает играть «Славянку»
Светлана обнимает Толстого.
МАЙОР. По машинам! Родственникам подойти для минуты прощания...
Строй распадается, призывники бегут к автобусам, один Толстый остается на месте  - с саблей в руке.
СВЕТЛАНА.  Сереженька!
ТОЛСТЫЙ. Мама…
СВЕТЛАНА. Ты мне напиши, Сереженька, как у тебя там будет в армии.
ТОЛСТЫЙ. Хорошо, мама…
СВЕТЛАНА. И пришли, пожалуйста фотографию в форме! Ты в форме почти такой же как дедушка будешь! Только без  медалей и протеза. А еще у меня для тебя хорошая новость! У нас в ДК будет работать Лев Борисович, интересный такой человек – он будет вести кружок по бальным танцам.
ТОЛСТЫЙ. Мама…
СВЕТЛАНА. Так все сложилось удачно – я сдала Льву Борисычу твою комнату!
Неожиданно, Толстый, с непохожей на него резкостью,  хватает ее, сильно прижимает к себе.
АНДРЮХА. Сабля!
Подбегает к Толстому, пытается вырвать саблю из рук.
АНДРЮХА. Отдай! Это в армию нельзя, это реквизит!
МАЙОР. Товарищ призывник! Минута прощания закончена, мы ждем вас в автобусе!
Толстый не реагирует, он все так же стоит, обняв мать.
МАЙОР. Как клещ вцепился! Отпусти! Отпусти, я тебе что говорю! Потомок, твою мать! Руки ему выкручивай!
СВЕТЛАНА. Не трогайте моего сына! Не забудь про фотографию, сынок! Мы ее в ДК на доску почета повесим!
Последние слова его тонут в нарастающих звуках марша «Прощание славянки». Толстому выкручивают руки, силой отдирают от матери, толкают, тянут, уговаривают. Но он стоит, как скала, не двигаясь с места. 

ЗТМ

 КАРТИНА 2

На вкопанном в землю большом выцветшем щите надпись: Государственная граница - есть линия и проходящая по этой линии вертикальная поверхность, определяющая пределы действия государственного суверенитета РФ".
Закон РФ “О государственной границе”. Под щитом, на корточках сидит Толстый и  молодой парень в армейской форме. На ногах Толстого кроссовки.  Они курят одну сигарету на двоих: сделав пару затяжек, передают ее друг другу.
МАЛЁК. А ты думал, в сказку попал, да? Я смотрю на тебя, Серый, удивляюсь, как тебя на границу взяли, а? У тебя что, справки нет?
ТОЛСТЫЙ. Справки? Это какой?
МАЛЁК. Ну, что тебе Родину нельзя защищать, что ты того - с отклонениями. По тебе же сразу видно…
ТОЛСТЫЙ. Чего видно?
МАЛЁК. Ладно, проехали. Ты скажи, Серега, тебя в школе как дразнили? 
ТОЛСТЫЙ. Ну,  Толстым дразнили. У меня фамилия потому - что — Толстов. Я обижался.
МАЛЁК. А что обижаться? Нормально. Меня вот Мальком звали, прикинь? Потому что у -меня фамилия – Мальков. Обычная фамилия, наследственная. Дразниться-то чего?
А почему ты в кроссовках, не в сапогах?
ТОЛСТЫЙ.  Размера моего на складе не нашлось. Когда нам всем форму выдавали, прапорщик бегал-бегал, то одни сапоги принесет, то другие. А меня нога, это…сорок пятый размер.  Прапор потом наругался на меня, говорит  - специально, что ли ноги себе такие наел? А я же не специально, что сорок пятый…
МАЛЁК. Ну, это ты зря… Без сапог в армии нельзя.  А тут тем более! Да сам увидишь: с океана воздух соленый, потому что вода рядом, от твоих кроссовок только шнурки останутся. Импортные?
ТОЛСТЫЙ. Что?
МАЛЕК. Кроссовки? У меня тоже импортные были. Зарубежного производства. Батя, когда я в учагу поступил, купил мне. У нас, в поселке ни у кого импортных не было, только у меня. Завидовали, конечно… Бабы тащились просто.
Толстый. Почему?
МАЛЕК. Дурак ты. Женщины с ума сходят, когда мужчина ухоженно одет.
Пауза
МАЛЕК. Что - то ты ничего не понял, как я посмотрю. В армии, шустрить надо, шу-устрить! Я вот, за эти дни, уже просек, что к чему. Главное – принцип понять: служить нужно в массе, чтобы тебя не видно было. Меньше на глаза дедам появляйся или шакалам…
ТОЛСТЫЙ. Шакалы – это кто такие?
МАЛЁК. Ну, офицеры местные. Их тут, трое, на заставе: один, короче, замполит, старлей Андросов.
ТОЛСТОВ. Он — это... На военкоматчика нашего  похож. Я, вообще, сначала испугался просто: одно лицо... Только без усов... Может, брат его?
МАЛЕК. Чудак ты,  Толстый! Мы что сюда приехали? Лица рассматривать? Или Родину защищать?
ТОЛСТЫЙ. Я всегда на лица смотрю. А еще на руки. На женские люблю руки смотреть. Они все разные такие! У мамы они одни,  у Анастасии Николаевны другие... Она, когда руки вот так замочком сложит — значит, сердится, а еще, бывает, пальцы поглаживает... Это она когда думает о чем-то своем...
МАЛЕК. Это кто такая?
Толстый молчит
МАЛЕК. Баба твоя?
ТОЛСТЫЙ. Да нет, что ты! Учительница. По литературе была.
МАЛЕК. Ну ты даешь, отец. Ты что —  учительницу свою? Вы хоть это — делали? У нас такая класснуха в учаге... Двадцать три года! Многие пацаны хотели ее.
ТОЛСТЫЙ. Ничего мы не делали! Она даже не знала, что я на ее руки смотрел. Я незаметно...
МАЛЕК. Не, Толстый, ты какой-то того, с придурью. Если с бабой ничего не делал, зачем ее руки рассматривать?   
Короче, слушай про замполита.  Парни говорят, любит за жизнь поговорить. Обратиться так, как равноправный, скажет: «Сынок, как служится тебе сынок? Все ли хорошо, сынок, не обижают? Пишут ли из дома?».
ТОЛСТЫЙ. Мать пишет. А еще я Анастасии Николаевне одно письмо написал. Только она не ответила.
МАЛЕК. И правильно сделала. Я б тебе тоже не ответил.  Если б ты на мои руки пялился. Второй шакал – старший лейтенант Ребрик, серьезный мужик, говорят. Бьет больно…
ТОЛСТЫЙ. Не хочу я тут… Плохо тут…
МАЛЕК. Дурак что ли? Ну, валяй, плыви! Куда с острова –то удерешь? Тут до берега километров шестьдесят, наверное.
ТОЛСТЫЙ. А вода холодная?
МАЛЕК. Ты что, Серый? Всерьез чтоли? Я же так километры прикинул– теоретически. Давай, лучше служить, как нормальные. Ты смотри насчет побега даже не помышляй! А про капитана слышал? Тут, еще капитан есть, начальник заставы. Батя. Слушай, Серег, дай еще одну сигаретку, а?
ТОЛСТЫЙ лезет в карман, достает сигарету, МАЛЁК прикуривает не спеша, делает несколько глубоких затяжек.

МАЛЁК. Вот… Капитан – это отдельная песня. Парни рассказывают, один раз, короче, полигон, на стрельбы ходили. Так Батя  дает команду, чтоб все на землю упали. Падаем. Тогда он поверх голов из автомата очередь: бабах, бабах! Типа, проверял, кто четко лежит, как положено, голову правильно пригнул, а кто нет. Пацаны говорят, даже и не знают, чтобы было, если бы кто-нибудь неправильно.
Пауза
Жена у него красивая. У капитана. Ты, если увидишь, что она мимо пошла, глаза в землю и не смотри на нее. Потому что увидит Батя, что пялишься на его бабу, все, кранты. Пацаны говорили… Слушай, Серег, а ты женщину любил когда-нибудь? Кроме своей Анастасии Николаевны? По-настоящему, физически?
ТОЛСТЫЙ. Зачем?
МАЛЕК. Зачем… Ну, не знаю, зачем. Для удовольствия, наверное. С тобой говорить, как ваты поесть. Зачем, почему… Да ты не обижайся, дай сигаретку еще… Пойду я….
Малек встает, с удовольствием разминает затекшие ноги.
МАЛЕК.   Бывай, старичок!
Уходит. Толстый остается один. Он подходит к берегу океана, пробует воду наощупь.
ТОЛСТЫЙ. Холодная... Когда бабушка умерла, она такая же холодная была. Все живое — теплое, а мертвое...
Неожиданно, со злостью колотит по воде руками. Летят брызги — Толстый весь мокрый.
ТОЛСТЫЙ. Ненавижу холодное! Мама, я домой хочу.  Ты зря сказала, что мою комнату квартирантам сдашь! Это же моя комната, а не чья-то...  Как я домой приеду, если там чужие люди будут? Приеду — а на моей кровати спит кто-то. И обувь в коридоре чужая. И запах. И еще — они мыло никогда на место класть не будут. Как ты меня учила.
Садится на землю, плачет.
ТОЛСТЫЙ. Мама, тут везде железом пахнет, как от машины дяди Коли — того, с работы твоей, который всегда по воскресеньям приезжал, помнишь? Ты меня всегда еще гулять тогда выгоняла.
Пауза
Я теперь понял, мама, почему ты так делала. Понял — ведь я теперь большой, мне форму выдали, только вот сапоги не нашли  -  ноги у меня не того размера. Вы с ним целовались, правда? С дядей Колей? 
Только ты это зря делала. У дяди Коли твоего — руки некрасивые.  А еще у него своя жена есть, я знаю. Помнишь, мы их в парке как-то встретили, и ты еще такое лицо сделала, как - будто не знаешь его. И мне приказала молчать.
Пауза
Извини, мама. Мне нельзя говорить такие вещи плохие. А если увидишь Анастасию Николаевну, передай, что я ей больше не напишу.  Никогда не напишу. Никогда!
ЗТМ
КАРТИНА 3
Большая комната, увешанная плакатами патриотического содержания, в углу свалены какие-то тряпки, стоит барабан. Сидят солдаты, по комнате взад-вперед расхаживает старший лейтенант Андросов.
АНДРОСОВ (тычет указкой в географическую карту, висящую на стене). Вот здесь, товарищи, и проходит водная граница Российской Федерации, которую мы призваны защищать. Вот- обратите внимание на эту точку – здесь замер в стратегическом ожидании боевой коллектив нашей погранзаставы острова Мирный. Безопасность, мирный сон и покой россиян в ваших руках, товарищи! Ведь мы так не кто, мы – щит Родины! В первую очередь, товарищи, вот наш потенциальный главный противник (тыкает указкой в сторону США). Вам может показаться, какое дело им до нас? И вроде далеко им до России, какой смысл воевать? Отвечаю: видите, сколько у нас квадратных площадей? Большой соблазн для агрессоров. Они же, товарищи воины, живут по простой морали – «На чужой каравай – рот разевай».
С другой стороны, возьмем Китай. Тоже наш опасный противник и враг. Потому что в Китае проблема с демографией: уже деваться им на своих площадях некуда. Вот и начинают, исподтишка, посягать на отдельные участки нашей Родины: Дальний Восток, Приморье. У нас как люди размножаются? В арифметической прогрессии. А у них в геометрической!
АНДРОСОВ (хватает мел, подбегает к доске, которая висит рядом с картой, начинает рисовать). Вот, товарищи солдаты, вот этот кругляшок, это русская женщина, а этот кругляшок, это мужчина. А вот эти два кругляшка – это китайцы. Значит, вот как размножаются русские: у них рождается один кругляшок…
В комнату входит старший лейтенант Ребрик. Солдаты  вскакивают с мест и встают по стойке «смирно».
РЕБРИК (орет). Воины, смирно! А что мы тут, расслабляемся, сынки? Там катер пришел, с продуктами. Картошки одной мешков тридцать, я что ли таскать буду, пока вы тут с политикой своей…
АНДРОСОВ. Можно я хоть молодых оставлю, для беседы.
РЕБРИК. Поговорите, поговорите.
АНДРОСОВ (торжественно). Вновь прибывшим для прохождения службы оставаться на месте.
РЕБРИК. Остальные, мамонты, бегом на берег, кто последний - три наряда на камбуз. Понятно, да? Бегом, марш!
Солдаты выбегают из ленинской комнаты. В ней остается Андросов, ТОЛСТЫЙ и МАЛЁК.
АНДРОСОВ (подходит к доске, стирает тряпкой график). Садитесь, ребята, садитесь… (ТОЛСТЫЙ и МАЛЬКОВ садятся). Ну что вот он понимает? Это же важно очень! Знать, кто, понимаешь, главный агрессор! Как там полководец Александр Невский говорил? Кто не с нами, тот против нас!
Мальков и Толстый молчат.
АНДРОСОВ. А… Ну, как служится вам, сыночки? Из дома пишут? Дедовщины в подразделении нет?
ТОЛСТЫЙ (вскакивает с места). Так точно, товарищ старший лейтенант – пишут! Никак нет, товарищ старший лейтенант, никакой дедовщины нет!
АНДРОСОВ (с досадой). Да ты, сиди, сиди… А тебе как служится тебе, сынок?
МАЛЁК. Хорошо служится, товарищ старший лейтенант!
АНДРОСОВ (Садится за стол, напротив Малька, роется в бумагах). В общем, почитал я тут на досуге твое личное дело… А ты что правда, в театральном учился?
МАЛЁК. Да не… В кульке я учился. Бывшее культпросветское училище. Даже не институт никакой.
АНДРОСОВ. Ну, знаешь, тут такие бойцы, которые в жизни других книжек кроме «Уголовного кодекса» в руках не держали. Так что, считай, что закончил. Я вот тут думал – думал… (пауза). Знаешь, у нас тут на острове, с культурно-массовым досугом страсть как плохо. Ну, телевизор в клубе есть, ну, я хоть просвещаю людей, рассказываю им знания различные. Но чего – то не хватает! И вот я думал-думал (пауза). Короче, через месяц, для всех наших войск наступает очень важный день – День Пограничника.
Пауза
В общем, я тут думал-думал… (пауза) И придумал. Надо нам, рядовой Мальков, к Дню Пограничника спектакль поставить на темы военно-патриотической жизни. Чтобы, так сказать, слезой всех прошибло! А поскольку ты театральный закончил, ты пьеску ставить и будешь…
МАЛЁК. Так меня с первого курса поперли, товарищ старший лейтенант…
АНДРОСОВ. Да, какая разница! Учился ведь? Учился? Значит, что-нибудь слабаешь. Вот послушай, что я придумал (роется в бумагах). Короче, тут у нас в клубной библиотеке, книг, где пьесы вообще нет. Только Шекспир и Рустам Курмангалиев – пьесы из татарской жизни. Я бы этого Максуда лучше бы поставил, уж очень мне не хочется Шекспира трогать, там же в стихах все – не поймет народ. Но с Максудом облом вышел – там вся книжка на татарском языке напечатана, а я по татарски не умею!  Значит, делать нечего, думаю, Шекспира придется ставить. Ох, и намучился я, пока прочитал ее, там же все по-старомодному, в поэзии все написано! Сначала, решил, про короля Лира ставить - читали ты про него?
МАЛЁК. Читал, товарищ старший лейтенант.
АНДРОСОВ. Прочитал я, значит, про этого короля и понял – устарела пьеска, устарела! Не про короля ее надо ставить – про Россию! Улавливаешь метафору, рядовой?
ТОЛСТЫЙ. Никак нет, товарищ старший лейтенант.
АНДРОСОВ. Ну, мне то мозгов хватило – уловил. Там дело в том, что этот Лир все свое движимое и недвижимое имущество разбазарил, все по рукам пошло. Я сразу подумал – это же про нас! (кидается к карте) Ни Украины, ни Белоруссии, ни Молдовы, ни Узбекистана. Все гадины утащили, как у бедного короля Лира. Так что, по нашей пьесе, Лир должен победить! Иначе, хоть тресни, не патриотично получается! Ну, как тебе идейка?
МАЛЁК пожимает плечами
АНДРОСОВ (удрученно). Вот и охладел к Лиру. Нет, думаю, не поймет народ, не поймет. Надо какую-нибудь уж очень простенькую пьеску – чтобы до всех дошло, даже до ума старшего лейтенанта Ребрика. И вот пошел я по принципу простоты. Думаю, что же самое элементарное у Шекспира? Знаешь?
МАЛЁК пожимает плечами
АНДРОСОВ (торжественно). А я додумался! Про Джульетту! Читал? Ну, там, где парень девку любит, а потом они умирают?
МАЛЁК. Я фильм смотрел, товарищ старший лейтенант…
АНДРОСОВ. Но, понимаешь, опять мне не хватило патриотичности. Думал я, думал и понял: а ведь это тоже про Россию! Вот, возьмем, мы к примеру этих…(смотрит в шпаргалку). Монтеки…. По сценарию автора они враждуют с… (смотрит в шпаргалку) с Капуллети. Так вот, предположим, к примеру, что Монтеки – это Украина, А Капуллети – это Белоруссия. Соответственно, что получается, секешь поляну?
МАЛЁК. Не допирает пока, товарищ…
АНДРОСОВ. Там еще герцог есть, ну, который всех мирит. Так это Россия. Которая, как бы говорит в конце: вот, ребята, без меня вы перегрызетесь все, без России – никуда! Я еще такую развязочку эффектную придумал: герцог, значит, говорит: айда, ребята, давайте под мое крыло, будем строить единое такое содружество независимых государств. Они обнимаются, короче, звучит российский гимн, и все встают. И, тогда, по-моему, все поймут, о чем Шекспир написал. Ну, как, впечатляет сверхзадача? В общем я так решил…Ты нам это спектаклец и сварганишь. Как режиссер типа.
МАЛЁК. Ух, товарищ лейтенант, как это вы придумали!
АНДРОСОВ. Ну дак…
МАЛЕК. Боюсь только, не потяну, товарищ лейтенант. Рад бы – не потяну! Меня же почему из училища выгнали? За полную неспособность. Я вам весь театр испорчу. Давайте, я лучше, как все. Просто служить буду, Родину Вам охранять.
АНДРОСОВ. Ну как так…Очень плохо, Мальков, очень плохо! Ладно, силой заставлять не буду. Но минус тебе за пассивность напишу, так и знай. Ну а ты, как тебя, Толстов?
ТОЛСТЫЙ. Я? Да я театр не очень-то… У нас только ДК было – мать у меня там работает.
АНДРОСОВ.  А ты не дрейфь, Толстов  - талант это дело наживное. Может, ты у нас Ромео сыграешь? Для раскрытия, так сказать, внутреннего потенциала?
ТОЛСТЫЙ. Я? Я Ромео не умею…
АНДРОСОВ. Научим. Армия, сынок, ведь для того и сделана, чтобы учить и просвещать, понял?
ТОЛСТЫЙ. Тогда сыграю…
АНДРОСОВ. Вот и замечательно! Теперь, Джульетту осталось найти. С этим у нас загвоздка, с женщинами у нас на острове практически туго. Сперва я даже на материк хотел позвонить, чтобы нам артистку из драмтеатра прислали. Но потом подумал: своими силами обойдемся. В общем, поговорю с нашим капитаном, с капитаном Моренко, если он разрешит, жена его, Даша сыграет. А ты что, в кроссовках, кстати? Товарищ рядовой, почему форма на ногах неположенная?!
ТОЛСТЫЙ. Я это… Размер на складе не нашли…
АНДРОСОВ. Так надо найти! Запомни, рядовой: в армии нет такого слова – «нет». А почему?
ТОЛСТЫЙ. Почему?
АНДРОСОВ. Потому что, нет для наших солдат ничего невозможного! Что ж ты, сыночек дорогой мой, устав нарушаешь? Это только у вас все с вешалки начинается, а у нас – с сапогов.

КАРТИНА 4
Вечер. На плацу марширует шеренга солдат в трусах и сапогах. Идет вечерная поверка личного состава заставы. Мимо строя взад-вперед прохаживается старший лейтенант Ребрик.
РЕБРИК.  Носок тянем, сволочи! Головы! Головы равнее, бегемоты!
Застава – построиться. Старший сержант Горбенко, выйти из строя, провести вечернюю проверку.
Старший сержант Горбенко проводит вечернюю проверку.
ГОРБЕНКО. Карашпаев...
Из строя доносится — Я
ГОРБЕНКО. Строгалев... Толстов... Не слышу, Толстый!   Шпигель...
в ответ — Я...Я....Я...
ГОРБЕНКО. Товарищ старший лейтенант, вечерняя поверка закончена, старший сержант Горбенко.
РЕБРИК. Закончить вечернюю проверку. Напоминаю, слоняры, после отбоя по части телодвижения не совершаем, спим в строго установленных местах. Горбатый!
ГОРБЕНКО. Я!
РЕБРИК. Молодых на кухню за жрачкой не посылаем. Кого замечу  -  будет нещадно оттабуречен. Понятно, да?
ГОРБЕНКО. Так точно, тащ...
РЕБРИК. Застава, равняйсь, смирно, вольно, разойдись!
К Ребрику подбегает солдатик и что-то говорит ему на ухо.
РЕБРИК. Черт... Оставить команду разойдись. Застава — равняйсь, смирно! Так, слоны, труселя подтянули! Батя идет!
 (оглядывается по сторонам)
А на плацу что у нас? Что за бардак вообще?! Мусор! Карашпаев! Тува! — убрать! Бегом, животное лесное!
Из строя выбегает Тува, бережно, двумя пальцами поднимает мятую бумажку, уносит.
На плац прибегает старший лейтенант Андросов, на ходу застегивает пуговицы на рубашке.
РЕБРИК. А вас-то что принесло?
АНДРОСОВ. Батя... Приказ товарища капитана Моренко.  Велено прибыть!
РЕБРИК. Ну, прибывайте... Раз приказ. Пуговичка у вас на воротничке оторвалась...
Андросов испуганно хватается за воротник.
АНДРОСОВ. Да только что была... Где ж она...
Наклоняется, ищет пуговицу на асфальте плаца.
По шеренге прошелестело: «Батя идет!»

На плацу появляется капитан Моренко.
МОРЕНКО. Здравствуйте, товарищи!
Здравия желаем, товарищ капитан!
МОРЕНКО (Ребрику) А что вы вечернюю проверку не начинали еще? (смотрит на часы) Согласно распорядку дня через тридцать секунд должны начать.
РЕБРИК. Так точно! Еще не начинали, товарищ капитан! Двигаемся строго согласно распорядка!
Смотрит на часы. Выдерживает паузу ровно в тридцать секунд.
РЕБРИК. Застава, равняйсь, смирно! Старший сержант Горбенко, выйти из строя, к вечерней проверке приступить!
ГОРБЕНКО. Алтуфьев
ИЗ СТРОЯ. Заступил в наряд по охране государственной границы.
ГОРБЕНКО. Борисенко
ИЗ СТРОЯ. Я!
ГОРБЕНКО. Ежов
ИЗ СТРОЯ. Я!
ГОРБЕНКО. Жестков!
ИЗ СТРОЯ. В наряде на кухне
ГОРБЕНКО. Иванов
ИЗ СТРОЯ. Дневальный по кубрику.
На плацу появляется Карашпаев. Он нерешительно замирает на месте.
МОРЕНКО. Оставить проверку. Рядовой Карашпаев! Ко мне!
Тува подбегает к Моренко.
МОРЕНКО. А почему мы отсутствуем, Карашпаев? В лесок по нужде бегали?
Андросов угодливо смеется, но осекается после взгляда капитана.
ТУВА. Никак нет! Бумажка выкидывал!
МОРЕНКО. Упал.
Тува падает на руки.
МОРЕНКО.  Десять раз отжался. Пошел. Раз – два.
ТУВА отжимается, считает. Раз, два, три…
Отжался, задумался…
ТУВА. Сетыре…
Долгая пауза. Кажется, Моренко задумался о чем-то. Но никто не решается его потревожить.
ТУВА. Пять, шесть, семь, девять…
Задумался.
РЕБРИК. Слышь, там, на земле. Восемь в русской арифметике после семи идет. Сначала начал…
ТУВА. Раз, два, три…
МОРЕНКО. Значит так, бойцы. На заставе «Ласточка», у соседей, с материка, один  красавец в петлю полез. Не перенес, так сказать, тягот военного быта и службы. Сейчас месяц в госпитале отлежится и домой поедет. Скорым дембельским поездом. Со справкой в кармане.
ТУВА. Сетыре…
Пауза
РЕБРИК. Вот, скотина какая!
ТУВА. И пять, и сэсть.
МОРЕНКО.  Сейчас на «Ласточке» комиссия с Москвы, головы полетели, хороших людей подставил, засранец. Зря его из петли вынули. Я это к чему веду, воины...
Всякие там телоубийства — это пожалуйста, это личное дело каждого. Но в свободное от службы время. Старший сержант Горбенко!
ГОРБЕНКО. Я!
МОРЕНКО. Сообщите коллегам, когда у военнослужащего свободное от службы время?
ГОРБЕНКО. После дембеля, товарищ капитан!   
Моренко молча кивает головой.
ТУВА. Десять! Десять, товарищ капитан! До десяти досчитал.
МОРЕНКО. Молодец какой. Встать в строй. Андросов, завтра расскажи о суицидах, о прочем, беседу проведи...
АНДРОСОВ. Уже в блокнотике записал!
МОРЕНКО. Комик ты, Андросов. Все - то у тебя не как у людей: ручечки — блокнотики... Запомните, бойцы! Никого вынимать не будем! А если надо — потуже затянем. У меня все на сегодня. А что поверку-то не проводите? Личному составу отдыхать пора — завтра им Родину защищать. Продолжайте...
ГОРБЕНКО. Коростылев!
ИЗ СТРОЯ. Я!
МОРЕНКО. Сначала поверку начните, как положено.
Уходит с плаца.
МАЛЕК (восхищенно толкает Толстова в бок) Вот — настоящий Батя. Я под взглядом его мужественным чуть не обоссался.
РЕБРИК. Отставить базар! Застава, равняйсь, смирно! Старший сержант Горбенко, выйти из строя, к вечерней проверке приступить!
ЗТМ
КАРТИНА 5

Дом капитана Моренко. Сам капитан, мужчина лет сорока, сидит за столом, ждет, когда жена принесет ему ужин.
МОРЕНКО (громко разговаривает, на первый взгляд – сам с собой) Я говорю, за ними за каждым индивидуально надо следить, чтобы какой-нибудь номер не выкинул. Вот возьмем к примеру урода этого – Ребрика. Он же спит и видит, чтобы меня съесть! У него там, на материке, какие-то подвязки имеются, в штабе, чуть - что у меня тут случится – он же первый прискочит с докладом: так мол и так, капитан Моренко распустил личный состав, примите меры. На место мое метит, урод. А что мне мое место? Пожалуйста, забирай. Не нужно мне мое место: каждый день тридцать рыл строить – что за удовольствие? (Даша, его жена, девушка лет двадцати пяти, ставит перед ним тарелку с супом). Суп с чем?
ДАША. Рассольник
МОРЕНКО (размешивает сметану в тарелке). Потом другой придурок – Андросов этот. Ну, клоун в форме, честно слово! Наберут дураков в погранвойска, хоть вешайся! Что мне с ним делать? Я к нему подхожу, говорю: ну, что ты, урод, делаешь, тебя же даже духи не уважают, что ты форму позоришь? А он мне говорит: товарищ капитан, говорит, я тут книгу про Суворова читал, там написано, что офицер должен быть отцом солдатам. Идиот, говорю, только книжки читать и умеешь. Ты хоть раз в ряху солдатам бил? Ты на плацу их дрючил? Ты в марш-бросок с ними бегал? Отец... При таком отце все сынки разбегутся. Ну и что, что остров – все равно разбегутся. Уплывут по Тихому океану к маминым пирогам. Да…. (Моренко сьедает первую ложку супа)
Пауза
МОРЕНКО. Холодный.
ДАША. Что «холодный»?
МОРЕНКО. Суп холодный.
ДАША. Остыл, наверное.
МОРЕНКО убирает руки от тарелки
ДАША. Сейчас, Витя, горяченького налью, из кастрюли.
МОРЕНКО. Не надо, такой доем. А ты что, не знала, что муж домой придет? Не могла ему суп толком разогреть?
ДАША. Да знала я, просто остыл.
МОРЕНКО. Остыл? Сейчас проверим. (подходит к кастрюле, трогает ее бок). Кастрюля холодная. Тебя, наверное, дома не было, пришла только что? Куда ходила, супруга?
ДАША. Да никуда я не ходила, дома была.
МОРЕНКО. Что ты врешь мне. Меня не один солдат обмануть не может, сразу вижу
 – где врет. Что ты мне заливаешь, а?! Куда ходила, говори!
ДАША. Ну, я только днем ходила, в клуб.
МОРЕНКО. Что смотрела? Время точное говори, во сколько в клубе была, я проверю.
ДАША. В 14:30 я из дома вышла, там была минут через десять. Там солдаты  пол мыли, прибирались. Я села, включила телек.
МОРЕНКО. Что ты врешь мне! Что глаза прячешь! Любовника завела, пока муж на службе?!
ДАША. Так вы все на службе, некого заводить.
МОРЕНКО. Ты еще мне похами тут. Думаешь я не знаю, что ты с половиной заставы переспала? Чем я тебя не устраиваю, чем? Вроде аппарат работает, все нормально, остальные бабы не жаловались. Мало меня, боевого опыта еще хочешь набраться? Говори, что молчишь?
ДАША молчит.
МОРЕНКО. Думаешь, я с бабой справиться не смогу? С заставой справляюсь, в тридцать рыл, а с одной такой пигалицей не смогу? В глаза смотри, что глаза отводишь?!
ДАША закрывает лицо руками.
МОРЕНКО. Что рожу спрятала? Я тебя насквозь вижу. Ничего, ничего, поймаю – обоих тут же грохну. Поняла меня, нет? (бьет Дашу кулаком в живот, Даша оседает на пол, видно, что от удара у нее перехватило дыхание)

МОРЕНКО. Что ты мне тут комедию строишь? Думаешь, я своей силы не знаю? Я ж легонечко, в воспитательных целях. (садится за стол, начинает есть суп, Даша, продолжает сидеть на полу)
МОРЕНКО. Ну, иди сюда. (Даша не двигается, Моренко встает из-за стола, подходит к ней, садится рядом на корточки). Ну, тяжелая у меня рука, что поделаешь. Не сдержался. А ты тоже, что доводишь меня? Не видишь, муж усталый со службы вернулся, измученный, довели там меня всякие уроды. Ладно, ладно, не плачь, не плачь (гладит Дашу по голове) Ладно, знаю, не гуляешь ты, но ведь в мыслях было, было? Я ведь знаю, было? Так это все у тебя от скуки. Так это все у тебя от скуки. Что ты все этот телик смотришь, там же одно и тоже показывают? Вот, возьми, книжку почитай или что-нибудь по дому сделай. Если в жизни занятие найти, знаешь, как интересно будет! Вот, короче, хочешь в театре играть, хочешь?
(ДАША кладет голову на грудь капитана). Подходит, короче, ко мне сегодня долдон наш – старлей Андросов, говорит: «так мол и так, разрешите к празднику постановку театральную организовать. «Ромео и Джульетта», практически по Шекспиру в моей, то есть в его восприятии. А вашу жену, то есть тебя, хотим на главную роль пригласить. Я, конечно, его сначала технично на хер послал, а сейчас думаю, мне то какое дело, нехай ты делом займешься, все меньше дурных мыслей в голове будет. Будешь в спектакле играть, нет? Давай, слезы вытирай, ставь суп разогревать и давай хавать. Джульетта.

КАРТИНА 6

Ночь. Спят в кубрике. В окно проникает свет прожектора от смотровой вышки – он шарит своим лучом по океану. Кто -то беспокойно ворочается, стонет во сне, кто-то жизнерадостно похрапывает. Не спит в ожидании скорого дембеля сержант Горбенко.
ГОРБАТЫЙ. Э, Тува! Спишь? Тува!
Тува просыпается, поднимается с койки
ТУВА. Что?
ГОРБАТЫЙ. Ты, индеец, майку мне постирал?
ТУВА. Стираль
ГОРБАТЫЙ. А «хебе» мне постирал?
ТУВА. Стираль.
ГОРБАТЫЙ. А себе?
ТУВА (цокает языком, отрицательно трясет головой). Не стираль.
ГОРБАТЫЙ. Чмо ты, Тува. Сколько служишь, индеец?
ТУВА. Одинсать месясь.
ГОРБАТЫЙ. Чмо ты, Тува. Ты за это время хоть мылся?
ТУВА. Мылься, мылься. Четыре раз мылься.
ГОРБАТЫЙ. Какой ты все-таки, аксакал типичный, Тува! Я вот, на гражданке, когда после смены приду, вымоюсь обязательно в ванной, а утром – под душиком, и ведь добровольно, сам! Нет, мать, конечно, в детстве, зубы чистить заставляла, а потом вырос, осознал – чистым всегда приятнее. Даже вот когда в кровать ляжешь – совсем другое ощущение у тела, чем когда так бухнешься. Ниче, Тува, сделаю я из тебя белого человека.
Пауза
ГОРБАТЫЙ. Тува, поругайся по-нашему.
ТУВА. По-русски?
ГОРБАТЫЙ. По-русски.
ТУВА ( улыбается) Про маму?
ГОРБАТЫЙ. Про маму, про маму.
ТУВА (тщательно выговаривая слова) Уепваямать!
ГОРБАТЫЙ. Молодец! Научился! Сначала совсем по-русски не понимал. Этого толкни! Новенького!
Тува будит Толстого
ТУВА. Вставай! Денис приказал!
ГОРБАТЫЙ. Слышь, Толстый… Сюда подойди… Да подойди, не бойся.
ТОЛСТЫЙ ПОДХОДИТ К ШКОНКЕ, НА КОТОРОЙ ЛЕЖИТ ГОРБАТЫЙ.
ГОРБАТЫЙ. Ты о чем сегодня с замполитом трындел?
ТОЛСТЫЙ. Что?
ГОРБАТЫЙ. Проснись, чудо! Зачем тебя старлей к себе вызывал? Андросов?
ТОЛСТЫЙ. Спектакль он хочет сделать для праздника. Я там главную роль, как артист, играть буду.
ГОРБАТЫЙ. Ты? И кого ты изображать будешь?
ТОЛСТЫЙ. Этот… Как его… Ромео.
ГОРБАТЫЙ. Тува! Ботю разбуди!
Тува будит Ботю
ТУВА. Вставай! Денис приказал!
ГОРБАТЫЙ. Ботя — тазик готовь! (Толстому) Еще раз, дух, не вкурил — какой Ромео? А что ты так стоишь расслабленно? Смирно!

ТОЛСТЫЙ встает по стойке «смирно». ГОРБАТЫЙ не вставая с койки бьет ему ногой в грудь.
ГОРБАТЫЙ. Какой Ромео? Ты что, воин, ты потерялся? Ты где? В оперном театре? Индеец, сделай скальп!
ТУВА берет в руки табуретку, держит ее сиденьем вниз на уровне головы Толстого.
ТУВА. Ты что мне тут умничаешь? Тут я буду умничать! Сколько служишь, дух?
ТОЛСТЫЙ. Один месяц.
Разбегается, бьется головой о табуретку в руках Тувы
ТУВА. Вот! А я одиннадцать месясь Родину защищаю. Когда полтора года буду защищать – тогда твоим дедушкой стану.
ГОРБАТЫЙ. Слушай, Толстый, а Ромео - это про что? Ты рассказывай — рассказывай, да дело не забывай делать! Побежали лоси!
Толстый разбегается, снова бьется головой о табуретку, которую держит в руках Тува.
ТОЛСТЫЙ. Да я не знаю точно… Про любовь вроде. Пьеса такая – «Ромео и Джульетта».
ГОРБАТЫЙ. А, вспомнил, вспомнил. Фильм такой есть. Хватит с тебя. (Тува опускает табуретку) И зачем спектакль делать, если фильм уже есть? Смотрит на наручные часы. Ботя, тазик!
Ботя лезет под шконку, достает оттуда таз, наполовину заполненный водой. Берет с тумбочки чайник, доливает кипяток. Пробует пальцем воду. Пододвигает тазик к шконке, на которой лежит Горбатый. Тот спускает ноги со шконки, закатывает штаны, спускает ступни ног в таз. Ботя стоит рядом, держит в руках вафельное полотенце.
ГОРБАТЫЙ. О, какое удовольствие от жизни…Вот я раньше думал: какие удовольствия бывают? Ну, выпить, ну, там, понятно, с женщиной. А тут главное счастье – кипяток! Тепло! Вечером ногу из сапога извлекаешь – так операция медицинская, нога неживая прямо! Портки размотаешь, там песка знаешь сколько? Песок этот проклятый ненавижу просто! Он с берега летит, понимаешь, ветер его несет, всюду, зараза лезет, за шиворот, в сапоги! И холод! Ненавижу просто! Ботя – фен включи!
Горбатый поднимает ноги над тазом, Ботя обмахивает полотенцем ему ноги.
ГОРБАТЫЙ. Ботя, быстрей! Что — электричество кончилось? Давай, сынок, давай, давай! Будет и твое время — у тебя свой фен появится. Закон равновесия в природе! (Толстому) Куда уставился?
ТОЛСТЫЙ. Никуда...

ГОРБАТЫЙ. Что ты врешь? Я же все вижу. Еще раз посмотришь — в дыню прилетит, усек, дух? Это мой организм — нельзя на него смотреть. Только когда я разрешу. Справку выдам с печатью.
ТОЛСТЫЙ. Понял...
ГОРБАТЫЙ. Сделаю себе наколку... Вот здесь... (показывает  на руке) «за тех, кто на границе». А здесь — группу крови набью. А вот здесь — напишу «Ленка». (смотрит на Толстого) Я не понял... Ты что-то сказать хочешь?
ТОЛСТЫЙ. Нельзя на руках писать... Потом не смоется. У дяди Коли буквы были — так не смывались. Если что напишешь, так это навсегда.
ГОРБАТЫЙ. Придурок... Для этого и пишется — чтобы навсегда! Все — кубрик спит! Тува — свет вырубай!

КАРТИНА 7

Казарма. Ночь. На корточках сидят МАЛЁК и Толстый, курят одну сигарету на двоих. Говорят шепотом.
МАЛЁК. В общем, не обижайся, Серег, дурак ты. Зачем в спектакле согласился играть, а? Я ж говорил,  в массе надо служить, не выделяться. Теперь не завидую тебе: и от Горбатого получать будешь, от капитана тоже прилетит. Тихо! Горбатый! Нет, спит вроде…
Пауза
Думаешь, я почему стал старлею врать, что я к театру неспособный? Чтоб не выпячиваться. Откажись, пока не поздно еще. Приди к старлею, скажи, так мол и так. Шел, шел, подскользнулся, упал, башкой ударился. Теперь, голова болит постоянно. Не могу я вашего Ромео играть, хоть тресните! Понял?
ТОЛСТЫЙ. Угу.
МАЛЁК. А…, ничего ты не понял! Ты что, дурак совсем? Как тебя в армию взяли вообще? Ой, дурак…Ты, Серега, не обижайся, я же добра тебе желаю. Откажись. А ты че, сапоги до сих пор не нашел себе? Ты че в кроссовках? Я ж тебе говорю – от соли они развалятся. Блин! Ну, влетит же тебе, Серега! Какой-то ты человек к армии неприспособленный!
ТОЛСТЫЙ. Угу.
МАЛЁК встает.
МАЛЁК. Дурак…Письмо домой написал?
Толстый отрицательно мотает головой.
МАЛЕК. Я ж тебя просил, Толстый! Напиши, что тебе стоит-то! Пусть тебе сигарет мать пришлет, сладкого! Эх, ты! Ромео.
Плюет на окурок, бросает его на землю, уходит. Толстый остается сидеть на корточках.
ЗТМ
КАРТИНА 8

Гарнизонный клуб. На сцене пара стульев, изображающих балкон, стоит Ромео - ТОЛСТЫЙ и Джульетта – Даша. В руках они держат тексты. В правой руке толстого металлический штырь, изображающий шпагу. Перед ними расхаживает старший лейтенант Андросов.
АНДРОСОВ. Ну вот не нравится мне, как ты, Сережа играешь. Нет, как актер, может быть и хорошо, но патриотизма, патриотизма не хватает. А ведь Шекспир, Сережа, потому и гений, что его можно шиворот-навыворот переворачивать. Вот, допустим, говоришь ты фразу… сейчас найду, вот: «Но тише! Что за свет блеснул в окне? О, там восток! Джульетта – это солнце». Ну понятно, про че говоришь, про любовь там, е-мое, но ты мне контекст добавь! Что у нас на Востоке? Правильно – Китай! Потенциальный наш международный противник и враг. А ты про врага так говоришь ласково! Идеологически незрело, Сережа. Попробуй так: кулаком погрози, дескать, недолго, ребята с востока, вам осталось, скоро наваляем мы вам по самые мандарины! Ну и далее по тексту уже про любовь там эту самую.
ТОЛСТЫЙ послушно выполняет указания старшего лейтенанта. В зал входит Моренко. Все присутствующие, за исключением Даши, встают по стойке «смирно».
МОРЕНКО. Не помешал?
АНДРОСОВ ( бодро) Никак нет, товарищ капитан. А мы вот тут – репетируем. Наращиваем контекст так сказать.
Пауза
МОРЕНКО. А что вы все молчите-то? Там, в спектакле, слов что ли нету?
АНДРОСОВ (Сергею). Рядовой Толстов, давайте дальше!
ТОЛСТЫЙ. Вот, подперла рукой прекрасной щеку. О, если бы я был…если бы я был…
АНДРОСОВ. Что там? Ты чо, Толстый? Дальше читай!
ТОЛСТЫЙ. Если бы я был ее перчаткой, чтобы коснуться мне ее щеки! Товарищ старший лейтенант! Что-то не пойму: как это – перчаткой?
АНДРОСОВ. Перчатка, Сережа, это, конечно, не это настоящая перчатка, это художественный символ. В нашей патриотической постановке это значит, что…

МОРЕНКО. Оставить. Ничего это не значит. Перчатка – это просто перчатка. Я хочу дальше.
ДАША. О, горе мне! Ромео! Ромео, зачем же ты Ромео! Покинь отца и отрекись навеки от имени родного, а не хочешь – поклянись, что любишь ты меня, и больше я не буду Капулетти.
МОРЕНКО разворачивается и идет к выходу из клуба. АНДРОСОВ семенит за ним.
МОРЕНКО(останавливаясь у выхода). А ты куда собрался? Репетируйте, репетируйте. Бойца освободить от всех работ, пусть только этим занимается. Дальше – почему они у тебя без костюмов, возьми любую ткань на складе, какую есть, я разрешаю. Чтоб на спектакле в костюмах были. Как положено. (Уходит)
АНДРОСОВ (радостно). Ну вот, видите, товарищу капитану понравилось!
ДАША. Если хотите, я могу попробовать костюмы сшить.
АНДРОСОВ. Вот это хорошо бы было, замечательно. Тогда я на склад за тканью, а вы пока текст повторите, почитайте там слова всякие. (уходит)
ТОЛСТЫЙ и ДАША остаются одни.
Долгая пауза
ДАША. А тебя как зовут?
ТОЛСТЫЙ. Рядовой Толстов.. В смысле, Сергей.
ДАША. А меня Даша.
Пауза
ТОЛСТЫЙ. А я это… знаю.
Пауза
ДАША. Слушай! Как же я костюм шить-то буду? Я же мерок твоих даже не знаю. Сейчас, измеряем как-нибудь. (берет в руки моток бечевки). Меня так бабушка учила. Мерять. Если сантиметра нет. Просто, завязываешь на веревке узелки – это руки, это воротник, это талия. Главное, не перепутать. Сейчас померяем. Тебе нравится тут?
ТОЛСТЫЙ. Ну, не знаю, меня же призвали, я же не выбирал.
ДАША. А мне нравится! Тут красиво. Тут только дни длинные. Потому что делать нечего. Но мне не скучно. Мне нравится, что здесь остров такой маленький и называется он так спокойно-спокойно – Мирный. Смешно. Вокруг острова океан – Тихий, а сам остров – Мирный. Тут только с погодой плохо: дождь целый год. И песок этот все время – как ветер, так он летит; я каждый день пол подметаю в доме, так по пол-ведра песка.
Пауза

ТОЛСТЫЙ. А я токо один тут раз успел до океана сходить – посмотреть. Никогда до этого океана не видел. Потому что у нас в городе одна речка, маленькая. В одном месте плотина правда,  там широкая. Но не как океан, конечно. Зато, там где широкая, я переплывал запросто! Я знаете, как хорошо плаваю! Меня мама хотела даже в секцию отдать!
ДАША. А почему не отдала?
ТОЛСТЫЙ. Не знаю, забыла наверное. А потом я вырос, там какая секция? Там в армию забрали.
ДАША. А я когда школу закончила, думала, что в Москву поеду учиться. На актрису театров и кино. Потому что мне в детстве говорили, что я петь хорошо умею и на фотографиях красиво получаюсь. Но так и не поступила. А сейчас вот – актриса. Ладно, давай мерять будем. (обхватывает веревкой талию Толстого)
Толстый вздрагивает.
ДАША. Ты чего?
ТОЛСТЫЙ. Руки у вас теплые.
ДАША. Ой, да прекрати ты! Мальчик же совсем! Тебе же… Восемнадцать, верно?
ТОЛСТЫЙ. Да. А вам?
ДАША. А тебе не говорили, что об этом женщин не спрашивают?
ТОЛСТЫЙ. Почему не спрашивают?
ТОЛСТЫЙ. Действительно, мальчик совсем. Мне двадцать три. Удивился? Что – старенькая для тебя? Господи! Что я говорю! Господи!
Закрывает рот рукой.

КАРТИНА 9

Даша и Моренко идут берегу океана.
ДАША. Красиво…
МОРЕНКО. Что, красиво?
ДАША. Это все. Океан.
МОРЕНКО.  Думал, за столько лет насмотрелась.
Пауза
МОРЕНКО. Надо духам сказать, чтоб здесь скамейки вкопали. Устроим, так сказать, природный уголок досуга (начинает ходить по берегу). А здесь мангал можно поставить, тент натянуть. Никакого курорта не надо. Только вода холодная – купаться в ней нельзя.
ДАША. А, может, съездим куда-нибудь? Ты третий год без отпуска.
МОРЕНКО (заводится). Куда я поеду –то? Что-нибудь обязательно случится. Крысы эти из штаба приедут, им Ребрик накапает на меня. Что-нибудь случится обязательно.
Пауза
МОРЕНКО (успокаиваясь). Да нет, я бы поехал, на самом деле. Ну, давай, не сейчас, через полгода? Или чуть пораньше? Только не на море. А то – тут вода, туда приедешь – тоже вода. Скучно. А тебе?
ДАША. Что?
МОРЕНКО. Тебе ведь тоже скучно? А от скуки, знаешь, плохие мысли, как черви в голове заводятся.
ДАША. Вить, ну все- все....
МОРЕНКО. А что ты меня успокаиваешь? Ты знаешь — мужик, каким бы хреновым не был, все — равно почувствует. Если что не так. Ну, ты поняла....
ДАША. А как вы где граница определяете, а где нет? На воде же не видно.
МОРЕНКО. Так это очень просто. Пятнадцать километров от берега – это наше. А дальше, уже не наше. Ты, знай, на всякий, если на сторону пойдешь — я тебе пулю в лоб. А потом себе. Мне это запростец. Люблю я тебя.
Разворачивается, уходит. Даша остается на берегу одна.
ЗТМ
КАРТИНА 10
Сцена клуба пуста. На сцене сидит пьяный старший лейтенант Ребрик. Пьет водку прямо из горлышка.
РЕБРИК. Охренеть. «Динамо» в сухую «Спартачам» слил. Вот как теперь дальше жить?! Я, блин, занятия по физподготовке из-за игры отменил! В жертву принес боеготовность части! А эти козлы! Какой Шекспир нахрен?! В футбол научитесь играть!
Пауза
Где нормальные мужики? Я про русских говорю! Почему на воротах Родригес какой-нибудь, а не Вася Иванов с Калуги?! Почему?!!
Пьет водку из бутылки.
РЕБРИК. Вот из — за этой фигни все. Из-за искусства. Прыг-скок, дайте ручку даме поцеловать. Галантная красота! А, в результате, нормальный мужик вымирает. Де — гра — дация идет популяции! 
Подходит к висящему на стене клуба телефону, поднимает трубку.
РЕБРИК. Дежурный? Это Ребрик у аппарата. В третьем кубрике этот у вас есть. Молодой. Толстов — его фамилия. Да, который в спектакле играет. Минута тебе времени, солдат. В клуб его,  на аудиенцию. К кому? Ты что, тело? Тупой что ли? К князю Ребрику.
Отпивает из бутылки.
РЕБРИК. Вот зачем молодую жену заводить, когда сам уже вроде как на финишной прямой? Что называется - «О, Муза, я у двери гроба». С молодой женой  - это не себе — не людям.  Только нервы переводить — следить за ней, контролировать, чтобы она налево не пошла. Нет, Моренко, конечно, мужик крепкий. Но ведь все-равно его баба сгульнет! Не может не сгульнуть – она же баба!
Вот совсем иное дело –мужики!
Пауза
Нет, ну понятно, бывает…
Но вот так, чтобы силу воли! Чтобы свою потенцию в кулак зажать! Это только мужики могут. Когда же это было? Сентябрь, Октябрь… (загибает пальцы) Читал я от безделья год назад одну книгу… «Отец Сергей» называется. Там один мужик монахом был. И давай его одна телка соблазнять, подкладываться. А он ей – не встану на путь порока! Но хочется! И он, чтобы с собой справиться – палец себе на руке технично рубает – топором.
Конечно, далеко в нашем обществе не все монахи, поэтому налево  все ходят. Вот, встречаешь человека. У вас с ним интимная связь наступает.  Сначала, конечно, говоришь человеку этому слова всякие приятного содержания — люблю, жить не могу, без тебя повешусь. А потом  - год, два – уже на других смотришь. Было такое   - плавали, знаем.
Пьет.
Жил я с бабенкой одной. Тоже, по-первости, чувства были, отношения. Тосковал по ней, когда долго не видел. Потом смотрю, через пол-года, секретики появились, хиханьки-хаханьки, на пейджер сообщения приходить стали. Мне, что характерно их читать не дает. Затем меня в боевую командировку отправили. На пол-года. Понятно, не одна баба не выдержит. Пальцы, короче говоря, рубить никто не будет. Нет, у меня, конечно, там, на войне, тоже связи были, но это нормально, в атмосфере стресса…Прошло пол-года.
Вернулся...
Пьет.
Подарки дарю, обнимаемся, а сам ее внутренне изучаю. Ее женское содержание сканирую. Что характерно — ничего. Ни внутри, ни снаружи – в квартире.  Все обсмотрел — ни прямых, ни косвенных улик. Но вот запах от нее другой. И белье на кровати свежее. Сменила, тварь накануне моего приезда. 
Легли в коечку…
Занялись интимной связью.
И чувствую, краля моя, ведет себя по-другому. Как объяснить это… По-другому.  Это как пришел в гости к кому-нибудь, зимой, а перчатки по пьяни посеял, тебе хозяева свои дают. И надеваешь ее на руку.  А перчатка, чувствуешь, не твоя. (кричит)Ношенная!!!
Пауза
Ну, я ей сразу в табло. И за дверь.
Пауза
Не доверяю я людям, особенно, женщинам!  Ни хрена нет!  Нет никакой любви, это во всяких фильмах придумали!  А ты живешь, думаешь — не любишь никого. И вроде, как не полноценный. Потому что фильмов пересмотрел. Вот оно — искусство! Разлагает душу человека.   
В клуб входит Толстый.
ТОЛСТЫЙ. Вызывали, товарищ старший лейтенант...
РЕБРИК. Вызывают в милицию и в школе к доске. А в армии говорят — по вашему приказанию прибыл. Ладно, хрен с тобой. Ты мне вот что скажи, Толстый! Шекспир твой — он в футбол умел играть?
ТОЛСТЫЙ. Шекспир... Не знаю...
РЕБРИК. А знать надо! Англичашки ведь — самая футбольная нация! Я это к тому мыслю — если играл, то можно его спектакли ставить. А если нет, то Шекспир твой — дешевка! На ворота становись, боец!
Толстый оглядывается по сторонам.
РЕБРИК указывает на сцену.
РЕБРИК. Табуретки поставь. Щас... Где-то здесь мячик был...
Находит в куче клубного хлама баскетбольный мяч.
РЕБРИК. В футбол играл когда нибудь играл, боец?
Пинает мяч. Мяч летит в живот Толстому, тот сгибается от боли, встает на четвереньки, кашляет.
РЕБРИК. Лучше бы команду организовали — делать им нехрен, в пьесы играют. Кто нападающий команды «Спартака»?
Толстый молча мотает головой.
РЕБРИК. Не знаешь? А что ты знаешь вообще, мужик? Кроссовки носишь, а в футбол играть не умеешь? Сборную хотя бы пофамильно знаешь?
ТОЛСТЫЙ. Этот, как его... В рекламе сока был... Фамилию не помню.
РЕБРИК. К утру, понял?! Чтобы весь основной состав   нашей сборной знал, даун! Наизусть! Приду — проверю! Экзамен мне будешь сдавать на футбольную грамотность. 
Пинает мяч — тот пролетает между табуреток.
РЕБРИК. А про Шекспира узнай: очень мне важно знать — умел он в футбол играть или нет.
ЗТМ
КАРТИНА 11
Берег океана. На земле сидит Толстый. В руках у него лист бумаги. Толстый шевелит губами:
Овчинников… Ковтун, Никифоров, Попов, Яновский, Хохлов, Семак, Онопко , Кан... Канчельскис, Юран, Колыванов, Аленичев. 
Пауза
Колыванов....
Аленичев.... ОКНП. Овчинников, Ковтун Никифоров, Попов…. ЯХСО…Яновский, Хохлов, Семак, Онопко… ОКНП! ЯХСО! ККЮКА… Нет, не так… ККК! ЮА! Канн, Канчельсис, Колыванов, Юран, Аленичев! ОКНП! ЯХСО! ККК! ЮА!
ОКНП! - Овчинников, Ковтун, Никифоров! Попов!
ЯХСО! – забыл…А! Яновский, Хохлов! Семак, Онопко!
По песку идет старший  лейтенант Ребрик. Толстый видит его, бежит к нему, кричит, перекрикивая шум океана
ТОЛСТЫЙ. Товарищ старший лейтенант! Я выучил! Я выучил!
РЕБРИК. Что? Что выучил?
ТОЛСТЫЙ. Имена наших легендарных футболистов! Как вы велели!
Пауза
РЕБРИК. Пошел на хер!
Толстый уходит. Ребрик остается один. Допивает бутылку. Держит пустую в руках.
РЕБРИК. Водка закончилась…У Андросова еще вроде брага на изюме есть… К нему что ли пойти? Как без водки?

Опускает пустую водочную бутылку в океан, наполняет водой, жадно пьет. 
РЕБРИК. За Батю. Дорогой товарищ капитан! Я тебе не говорил никогда! Я тебя, конечно, ненавижу, козел. Достал ты меня. Шел бы уже в штаб служить, на материк. Ты что – до старости, в капитанах будешь гонять? Пятнадцатилетний капитан, мля…Я то знаю, почему тебе звездочку не дают. Знаю – товарищ капитан! И там, в кабинетах знают – каждая бумажка к делу подколота. На остров Мирный хороших не шлют…
Зашвыривает пустую бутылку далеко в океан
ЗТМ

КАРТИНА 12
Клуб. На сцене Толстый и Даша. Они в самодельных костюмах.
ДАША.  Ты знаешь, я волнуюсь немного. Через неделю уже....
ТОЛСТЫЙ. А я вот думал много, понял — почему Джульетта  погибла. Она же могла не умирать, не колоть себя кинжалом. Похоронила бы Ромео. На кладбище бы к нему приходила, вспоминала светлой памятью... Конечно бы, когда-нибудь замуж вышла. Дети бы появились. Но все -равно бы помнила.
ДАША (улыбается). Так что? Почему, думаешь, она умерла?
ТОЛСТЫЙ. Это....ну... когда очень сильно человек нужен. Когда любовь...
ДАША. А у тебя девушка есть? Ждет тебя дома?
ТОЛСТЫЙ. У меня?

Пауза
ТОЛСТЫЙ. Я скажу — ты не смейся. У нас в школе учительница была — Анастасия Николаевна. Очень красивая. Не такая, конечно, как... (смотрит на Дашу)
ДАША. Ты рассказывай.
ТОЛСТЫЙ. У нее были очень руки красивые. Конечно, не такие... (смотрит на Дашу)
ДАША. Не молчи.
ТОЛСТЫЙ. Она мне снилась два раза. Это было...
ДАША. Что вы во сне делали?
ТОЛСТЫЙ. Не могу сказать.
ДАША. А сейчас не снится?

ТОЛСТЫЙ. Нет. Мне снится.... Я боюсь. Ты знаешь, я в детстве говорил во сне. Мне мама сказала, что из меня разведчика не получится, все тайны врагам расскажу. И я тогда перестал. Но все — равно иногда говорю.
ДАША. Так чего же ты боишься?
ТОЛСТЫЙ. Я тебя по имени назвать боюсь.  Мне ты снишься.
Падает на колени перед Дашей, начинает целовать ее руки. Даша вырывается.
ДАША. Пусти… Нельзя так… Стыдно…
Уходит.  Толстый сидит неподвижно, закрыв лицо руками

КАРТИНА 13
Ночь. Казарма. В ряд у стенки выставлено несколько пар сапог.
На шконке лежит Горбатый, рядом сидит Ботя, что-то рассказывает. Хмурый Тува моет пол.
БОТЯ. Денис? Денис! Так я дальше рассказываю? Ромео наш опять отличился. Тут нас Ребрик в оружейку водил. Нормативы по сборке автомата. Толстый закосить хотел – говорить, репетировать ему надо. Но ты же Ребрика знаешь?! Как заорал, больше все матом, Толстый про все забыл сразу, побежал, автомат собирать. И, короче, собрал-разобрал быстро-быстро, семь секунд. Ребрик припух тут же. Стоит – потрясенный. Говорит – рекорд части, рекорд части…Радостный, берет Толстого за шкварник, и расцеловал. Все обалдели.
ГОРБАТЫЙ. Ну, блин, дает, спортсмен. 
Смотрит на Туву, который в это время остановился и внимательно слушает). Ты что слушаешь, индеец? Давай, пол в казарма, арбайтен, арбайтен.
ТУВА. Не хорошо, Денис. Я одинасать месяць все делал, как положено. А теперь новый дух есть, пусть он пол моет.
ГОРБАТЫЙ. Молчать, нерусский. Новый дух у нас в театре играет, он звезда кордебалета.
ТУВА. Тогда Ботя пусть моет.
ГОРБАТЫЙ. Ботя – это мой денщик, мое личное санчо пансо. Так что, давай, три - индеец. И майку не забудь мне простирнуть вечером.
ТУВА ( принимается за работу). Все - равно, нехорошо это, Денис.
В казарму входит ТОЛСТЫЙ.
ТУВА. Шлияешься где? Отбой уже был!
ГОРБАТЫЙ Цыц! Привет большому тетру от пограничников заставы острова Мирный. Что, репетировали сегодня? (Боте). Брысь отседова. Освободи место товарищу актеру (вспоминает). Короче, вчера ты одного уже замочил. Что дальше то было?
ТОЛСТЫЙ. Из города выслали. Из Вероны.
ГОРБАТЫЙ. И все? Во жили как могли! Ни срока - ни дела?
ТОЛСТЫЙ. Ага. Я ведь потом, дальше еще одного убил.
ГОРБАТЫЙ. Ну, этот Ромео – я фигею с этого средневековья, Ромео ваш - беспредельщик какой-то.
ГОРБАТЫЙ. А расскажи снова, как в начале, тот ему палец показал, а другой ему шпагу в горло засандалил? Толстый, ну ты будешь рассказывать, расскажи, а?
В казарму входит капитан МОРЕНКО.
МОРЕНКО. Застава, подьем! Равняйсь, смирно! Рядовой Толстов – на месте, остальные пулей отседова. Построение на плацу через пять минут. Время пошло (садится на стул, смотрит на часы. Находящиеся в казарме солдаты начинают лихорадочно одеваться и выбегать из казармы, ТОЛСТЫЙ стоит на месте. В конце концов, ТОЛСТЫЙ и капитан остаются одни).
МОРЕНКО смотрит на ТОЛСТОГО.
МОРЕНКО. А ты, воин, почему в кроссовках?
ТОЛСТЫЙ. На складе… там… размера не было на складе.
МОРЕНКО. Что?!! Да я тебе завтра сам сапоги принесу, сука! Понял?! Достал ты меня своим спортивным стилем!  Понял? Упор лежа принять! ( ТОЛСТЫЙ ложится на пол). Начинаем отжиматься. Раз –два, раз-два, давай-давай, Ромео, Раз-два, раз-два, понапридумали театров себе на голову, уроды. Вот в тебе талант, говорят открылся, к автомату, а ты на сцене, как дурак, скачешь! ( давит тяжелой ладонью лицо Толстого ) Ну какой ты после этого воин?
ТОЛСТЫЙ. Руки у вас... Холодные.
Пауза
МОРЕНКО. Ты чего? Сядь, боец.
Пауза
МОРЕНКО. Хочешь сигарету?
ТОЛСТЫЙ берет сигарету из протянутой пачки, оба закуривают.
МОРЕНКО. Ты вот мне объясни, что с ней происходит?

ТОЛСТЫЙ. Я…
МОРЕНКО. Помолчи. Что ты мне объяснить можешь, понял? Кто ты такой? Кто ты такой для нее?
Да ей здесь в тыщу раз лучше живется, понял?! Воздух свежий, вода кругом, лес – природа. В клубе – телевизор есть.
Мы из города одного с ней, с одного района… Вагонка называется. Она на глазах моих росла.  Потом по контракту на войну ушел. Вернулся, а ей уже пятнадцать натикало. Такая оформленная снаружи стала! Красавица моя. Все ее стороной обходили, знали, что берег для себя. Думаю… Еще подрастет Дашенька за пару лет… Какое там.
В институт приехала поступать, провалилась. Актриса. Деньги потратила, а домой не едет – стыдно. А что, лучше, чтобы в Москве своей осталась? Бывал дух в Москве, нет? Сволочной город! Я что здесь на границе, что там. Только там граница – она по воздуху. Вот тут богатые – тут бедные.  Вот белые, а вот черная. И между всеми война. Каждый себе кусок выторговать хочет. На голову к соседу вскарабкаться, но хоть чуть –чуть поближе к солнцу.  Противно…
Не уберег я Дашеньку мою. Ладно. Не твое это дело.  Скажешь слово кому, что я тебе здесь говорил – домой в разных бандеролях отправлю. Усек, мясо?
ТОЛСТЫЙ. Так это…
МОРЕНКО. А руки у меня холодные — это природная особенность организма. Понял, дух?
Капитан Моренко идет к выходу из казармы
ТОЛСТЫЙ. Так это… спектакль то играть дальше, нет?
МОРЕНКО. А, черт с вами, играйте.Репетируйте. (уходит)
ТОЛСТЫЙ СИДИТ НА ПОЛУ, улыбается, размазывает по лицу слезы. Начинает исступленно выкрикивать
ТОЛСТЫЙ. Овчинников! Ковтун! Никифоров! Попов! Яновский, Хохлов Семак! Онопко! Канчельскис, Юран! Колыванов! Аленичев! ОКНП! ЯХСО! ККК! ЮА! ОКНП! ОКНП!ОКНП!

Конец первого действия




ДЕЙСТВИЕ II
КАРТИНА 14
Казарма.  Посередине казармы стоит  Толстый, в одной руке у него томик Шекспира. Толстый бормочет себе под нос.
ТОЛСТЫЙ. Взгляните же вокруг в последний раз. Мои глаза, соединитесь руки. В прощальный круг и слейтесь в поцелуе Уста мои, Хранители души. Иди сюда, мой поводырь незванный, Веди мой парус прямиком на скалы. Усталый капитан. Я пью за здравье Моей любимой…
Толстый пьет воду из стакана.
В казарму входит ТУВА. В руках у него сапоги.
ТУВА. Слысь, дух! Сюда иди! Сапоги возьми! Ребрик со склада выдал!
Толстый не обращает внимания. Читает.
ТОЛСТЫЙ. А насчет отравы, старик мне не соврал. Я умираю. Едва успев тебя поцеловать.
ТУВА. Ты что – не понял, дух?
Толстый театрально умирает у него. Тува подходит к лежащему на полу Толстому. Легонько толкает его носком сапога.
ТУВА. Э, молодой! Ты чего? Жмурик! Кулугур! Мында кандыг бир…Мертвый! Совсем мертвый!
Толстый лежит на полу без движения. Тува выбегает из казармы

КАРТИНА 15
На плацу старший лейтенант Андросов и капитан Моренко. К ним подходит Ребрик
МОРЕНКО (Андросов). Ну и что мне теперь делать, Андросов? Может научишь своего глупого командира?
АНДРОСОВ. Товарищ капитан! Виноват! Устраним замечания на местах!
РЕБРИК. Здравия желаю, товарищ капитан!
МОРЕНКО кивает головой Ребрику (Андросову)Вот сколько я вас, замполитов не  перевидал – все одно и то же – виноват, устраним! А что ты исправишь, а? Ты им сказки про границу рассказываешь, а эти дебилы тут такой хренью занимаются!
РЕБРИК. Товарищ капитан, давайте, я разберусь. А что случилось-то?
МОРЕНКО. Что случилось? А ты вот этого – главного по китайцам послушай! 
АНДРОСОВ. Видите ли, ситуация, конечно, международная, но, варианты устранения…
МОРЕНКО. Ой, лучше помолчи старлей – у меня от твоих словесов зубы  болеть начинают. Короче, по-русски, я сам расскажу. Сам. Ты, Ребрик, рядового Савицкого в мозгу идентифицируешь?
РЕБРИК.  Савицкий? Это который к нам  из института попал? Так точно, товарищ капитан! Иде...
МОРЕНКО. Не затрудняйся, слово трудное...
Так вот,  светоч наш, Андросов, в прошлом году прочел, оказывается, бойцам лекцию про Европейский суд по правам человека. Догоняешь?
РЕБРИК. Никак нет! Не догоняю, товарищ капитан! Но слушаю внимательно!
АНДРОСОВ. Дайте я скажу…
МОРЕНКО. Молчать… Сказали уже, хватит. Этот Савицкий написал телегу… Теперь догнал?
РЕБРИК. Никак нет, товарищ капитан! Маме что ли написал?
МОРЕНКО. Маме…госпоже Туве Скунсен, Гаага, Нидерланды. И вот, письмо, как говорится, достигло адресата.
АНДРОСОВ. Устраним, товарищ капитан!
МОРЕНКО. Кого ты устранишь, Андросов? Госпожу Туве Скунсен? Или дебила Савицкого, который ей письмо накалякал? Лучше молчи, гнида! А если проверка? Из этой гребаной Гааги, из этих гребаных Нидерландов, с этими гребаными нидерландцами?!! Что тогда?
АНДРОСОВ. Голландцами, товарищ капитан. Жителей Нидерландов называют голландцами. Это я не замечание делаю – для общего развития сообщаю. Квадратная площадь Нидерландов, кстати, составляет…
МОРЕНКО. Андросов!!! (щелкает у него перед лицом пальцами) Вернитесь к разрушительной действительности! Вы мудак, товарищ старший лейтенант! Вот вы кто!
РЕБРИК. А ответ-то был? От этой? Тувы Скунсен…
МОРЕНКО. Разумеется. Уважаемый кэптен Моренко! – пишет мне уважаемая Туве Скунсен - Выражаем серьезную обеспокоенность тем, что смена постельного белья личного состава происходит раз в месяц, что идет вразрез с международными гигиеническими нормами – этот Даун Савицкий про белье написал ей! – нет других проблем у солдат российской армии! Также наша Туве переживает, что военнослужащий Савицкий не может заниматься полноценно своим хобби – авиамоделированием, что негативно может отразиться на его внутреннем мире. И еще двадцать пунктов…
РЕБРИК. Вот, скотина… Дайте я с ним поговорю, товарищ командир!
МОРЕНКО. Отставить. Авиамоделирования сынку не хватает? Ребрик. Ты тут один вменяемый, после меня. Значит, команда моя по части такая… Когда Савицкому на дембель?
АНДРОСОВ. Через два месяца, товарищ капитан!
МОРЕНКО. Лучше молчи, старлей! Почта ведь через тебя идет! Ты что, адрес посмотреть не мог?
АНДРОСОВ. Виноват, там по иностранному написано было, я подумал, может, родственникам своим пишет…
МОРЕНКО А Савицкий похож на человека, у которого могут быть родственники за границей? (Ребрику) Выдать Савицкому бочку клея,  ключи от столярки… Доски, что еще…Вот там, на холмике, где у нас площадка вертолетная…Пусть авиамоделирует, как говорится! Пока мне не смоделирует СУ-27 в натуральную величину, на дембель не поедет. Понятно?
РЕБРИК. Справедливо, товарищ командир! Вы у нас…( не находит слова, чтобы передать свое восхищение)
К Моренко подбегает Тува.
ТУВА. Ээр Кижи капитан Моренко!
РЕБРИК (дает подзатыльник Туве) Карашпаев, по форме доклад командиру! И не своим птичьим языком! 
ТУВА. Там.. Таам… товарищ капитан!
МОРЕНКО. Ой, чую я… 
ТУВА. Там молодой, Толстый, совсем умер! Шыдышпайн барган… Мантан угры Толстый киирнук стакан выпил ек болды мертвый совсем на пол оотжир пур! Шыдышпайн барган, товарищ капитан!
Пауза
МОРЕНКО. Звучит хреново...
АНДРОСОВ. Рядовой Толстов?
РЕБРИК. Повесился? Ну, дает…
МОРЕНКО. Твою мать. Ну, пошли, Карашпаев…Хорошо, что хоть ты писать не умеешь…
КАРТИНА 16
Казарма. Толстов сидит на шконке, бормочет себе под нос роль Ромео. В кубрике появляются Ребрик, Андросов, Моренко, за ними Тува.
ТОЛСТЫЙ вскакивает с места. Здравия желаю! Дневальный по кубрику рядовой Толстов!
РЕБРИК. Что делаешь тут?
ТОЛСТЫЙ. По приказу старшего лейтенанта изучаю роль Ромео к одноименному спектаклю!
МОРЕНКО. Живой…Что скажешь, Карашпаев?!
ТУВА. Был совсем мертвый…
Толстов делает шаг к Туве, тот отшатывается.
ТУВА. Мертвец…
РЕБРИК. Ну - ка, дыхни, Карашпаев!
АНДРОСОВ. Толстов, скажи, ты тут недавно не умирал, случайно?
ТОЛСТЫЙ. Никак нет, товарищ старший лейтенант – роль репетировал…
МОРЕНКО. Тьфу ты… Театр…
МОРЕНКО молча выходит из кубрика, за ним поспешно выходит Андросов.
РЕБРИК. Попал ты, Тува. Сегодня вечером в клуб ко мне, на аудиенцию… Будем воспитывать мужество духа...
ТУВА. Понял, товарищ старший лейтенант…
Ребрик выходит из кубрика. 
Тува стоит нерешительно, смотрит на Толстого.
ТУВА. Обманул меня, дух? Бить буду тебя.
ТОЛСТЫЙ (смотрит в книгу, громко декламирует) О, милый юноша, не искушай, отчаянья души моей – беги. Оставь меня, подумай об умерших. Пусть это устрашит тебя, молю…
Хватает металлический штырь, лежащий у шконки – он изображает шпагу.
ТОЛСТЫЙ. Только подойди…
ТУВА. Ты что, дух, совсем нюх потерял?!
ТОЛСТЫЙ. Я сказал тебе!
ТУВА. Совсем сумасшедший… То умирает, то совсем не умирает…
Пятясь, выходит из кубрика.
ТОЛСТЫЙ. И запомни, Тува! Я тебе не дух. Я  - Ромео!
Затемнение.
КАРТИНА 17
Тот же кубрик. Ночь.
Слышно горловое пение Тувы. Потом, он начинает говорить.
ТУВА. Не положено это, чтобы человек умирал сначала, а потом по земле ходил.
Пауза
Вот мой дед, Ойнул Карашпаев, он шаманом был,  так говорил – если встретишь живого мертвеца, то беги, как заяц. А если мертвец догонит, насыпь ему на голову земли и воткни ему нож прямо в сердце! Только куда убежать? Это же ортолык! Остров!
Тува достает точильный камень, длинный нож. Начинает его точить.
ТУВА. Я сначала долго смотрел на Толстого -  день смотрел, два. Потому что, понять хотел – мертвец он или нет все-таки. Ходит, как человек, спит, как человек… А потом мне дед приснился – дедушка Ойнул, - убей мертвеца говорит, нож воткни ему в его поганое сердце! Потому что, если не убить, он ночами вставать будет, ходить, всех живых грызть!
Пауза
И еще я долго думал, после того, как дедушка, приходил, мертвец все-таки Толстов или нет? В ящик к нему стал смотреть – вот что нашел!
Торжественно показывает полиэтиленовый кулек с землей, который Толстому вручили в военкомате.
ТУВА. Теперь, понял – точно мертвец! Если земля у него в ящике?! Надо все по правилам сделать! Голову мертвецу землей посыпать! Потом, нож воткнуть! Потом, правильно проводить его душу: скажу, хороший был солдат Толстый! Хороший солдат!
Тува тихонько поет.
ЗТМ
КАРТИНА 18
Гарнизонный клуб. На сцене Толстый и Даша и Андросов, изображающий брата Лоренцо. Толстый лежит на сцене.
АНДРОСОВ. И сейчас еще последний кусочек. Сначала мой, разумеется, монолог. Там чушь, конечно, ребята, у Шекспира.  Орнитология, так сказать,  про гнездо. Но я решил наполнить текст глубоким внутренним содержанием. Гнездо – ребята, это не просто гнездо, какое, например, бывает у ворон или других птиц, гнездо, ребята, это… Ну? Есть правильные варианты ответов?
ТОЛСТОЙ. Даже представить не могу.
АНДРОСОВ. Гнездо, ребята, это...НАТО. Для тех кто не знает, переводится это как  –  военный блок врагов нашей Родины.  Вот такая режиссерская сверхзадача.
Я буду читать, товарищи, а вы внутри, в мыслях подставляйте – НАТО. И все встанет на свои места.  По местам, товарищи, начинаем репетицию.
АНДРОСОВ. Шум слышу я. Уйдем же из гнезда
Заразы, смерти, тягостного сна.
Противиться нельзя нам высшей воле:
Надежды все разрушены. Идем!
У ног твоих лежит супруг твой, мертвый;
И с ним Парис. Идем, идем, я скрою
Тебя в обители святых монахинь.
Не спрашивай, бежим, уж близко стража.
Бежим, Джульетта, медлить мне нельзя.
ДАША. Иди, иди же. Здесь останусь я.
АНДРОСОВ спрыгивает со сцены.
ДАША. Что вижу я! В руке Ромео склянка!
Так яд принес безвременную смерть.
О жадный! Выпил все и не оставил
Ни капли милосердной мне на помощь!
Тебя я прямо в губы поцелую.
Быть может, яд на них еще остался, —
Он мне поможет умереть блаженно.
(Целует Ромео.)
Уста твои теплы.
Пауза
Даша и Толстый замерли  - смотрят друг на друга.
АНДРОСОВ.
Сюда идут... Сюда идут...
ДАША. Сюда идут? Я поспешу. Как кстати —
Кинжал Ромео!
(Хватает кинжал Ромео.)
Вот твои ножны!
(Закалывает себя.)
Останься в них и дай мне умереть.
(Падает на труп Ромео и умирает.)
АНДРОСОВ аплодирует.
АНДРОСОВ. Замечательно!  Спасибо, товарищи! Репетиция сегодня закончена, можете расходиться, возвращаться к своим обязанностям быта и службы! Джульетта у нас замечательно! А Ромео – ему надо немного выверить… узор роли! Не нравится мне, Сережа, как ты умираешь… Без внутреннего позыва организма... Ты представь, что происходит, когда человек умирает? С одной стороны, просто, это как телевизор из розетки достать…Что же касается стороны государственной, то тут все сложнее – уходит полноценный член Российской Федерации, Сережа, член, который пользу мог приносить родной стране. Платить налоги, работать на фабрике, выращивать рис…
Андросов замолкает под впечатлением от своей речи…
ТОЛСТЫЙ. Можно спросить?
АНДРОСОВ. Спрашивай…
ТОЛСТЫЙ. А почему рис?
АНДРОСОВ. Сам не знаю… Это я так сказал, для метафоры…
Напряженно думает…
АНДРОСОВ. Перебил мою мысль… Ну, не рис, скажем, пшеницу. Традиционная русская культура! Не суть важна, Сережа! Ромео и Джульетта у Шекспира как называется? Маленькими буковками? Трагедия! Это – главное, Сережа! Главное – чтобы в твоей смерти трагедия была. А то так – пустяк. А вот если на сцене будет понятно, что государство скорбит по твоей смерти, и ты скорбишь, что больше не можешь помогать государству… Тогда не пустяк…не просто пьеска про то, как вы любили-любили, а потом умерли. В искусстве, Сережа, это называется глубокий внутренний смысл, сверхзадача! У меня все! До встречи, товарищи!
Выходит из клуба. Толстый и Даша остаются одни
ДАША. Моренко говорит, он на спектакль мне платье новое купит. В город поедем, выбирать. И себе, говорит, костюм купит. Я его спрашиваю: а тебе-то зачем? А он смеется, говорит, не может в театр без костюма приходить. По-моему, шутит он, да?

ТОЛСТЫЙ не отвечает. Беззвучно шевелит губами.

Даша целует Толстого в щеку.

ДАША. Ну все. Мне идти надо.

ТОЛСТЫЙ. Я это…Ты не ходи к нему…

ДАША. Ну как? Как – не идти? К Моренко? Ты что – с ума сошел?
ТОЛСТЫЙ. Я хочу тебя видеть!
ДАША. Тише… Услышит кто-нибудь…
ТОЛСТЫЙ. Я отпустить тебя не могу!
ДАША. Все-все – тебе надо идти…
ТОЛСТЫЙ. Ночью… На берегу… Ты придешь?
ДАША. Я не могу. Моренко проснется.
ТОЛСТЫЙ. Сама говорила – спит как убитый…
ДАША. Проснется…
ТОЛСТЫЙ. Приходи, я ждать буду…
ДАША. Я подумаю…
ТОЛСТЫЙ держит ее за руку, не отпускает.
ТОЛСТЫЙ. Приходи!

Толстый уходит.
Даша остается одна.
ДАША
Ушел. А я опять одна. Надо Моренко ужин готовить. Моренко — он мясо любит. Много ест. Вареное — не очень. Разве что косточку из супа разгрызть. Очень любит жареное. Держит в руках. Впивается в него зубами. Рвет его, как собака.
Даше плохо. Она пытается отдышаться.
ДАША. Сейчас отойду. Не могу видеть, как он ест. Как спит. На кровати раскидывается. Складывает на меня во сне руки, ноги... К себе прижимает. Тискает во сне. Утром, долго в себя приходит. Смотрит глазами дикими. Как будто и здесь, и на другой планете... Молчит, бурчит себе под нос. В туалет отправляется. Дверь не прикрывает никогда, все слышно.
Я иногда думаю, а хорошо бы было, если бы я вдруг умерла.
Пауза
Самое обидное, когда маленький, растешь, думаешь — скорее бы взрослым стать. А когда большой — думаешь, зачем ты вырос? Нет, правда, там же лучше было? У нас хорошая семья была — дружная. Папа добрый, веселый — даже на гитаре умел играть. Песни красивые пел — романсы. У мамы коса длинная была. Она ее расчесывала. Я ее заплетала. Мама у меня очень хорошая. Медсестрой в больнице работала.  Помню, у нее шкатулочка с украшениями была. Родители на работу уйдут — я крашусь, украшения мамины надеваю. Халат ее белый надену. Он чистый, глаженый. Мне иногда до сих пор хочется — рукав халата к лицу прижать, зажмуриться.
Еще помню, как в выходные я в постель к родителям залазила. Прижмусь к маме, прижмусь к папе. Ноги заставляла греть.
Пауза
Как-то все по-другому было. В детстве. И запахи другие, и вкус.
Потом папа умер, мама замуж вышла. В квартиру другую переехали. Я выросла. И вот живешь, и вроде — все настоящее, но не так. Как-будто, настоящее там осталось.
Никто не поймет: но я так думаю! Дом — он только один! В котором вырос! А другие  — гостиницы по дороге. Вот бы хорошо, если бы там, когда умираешь, что-нибудь было. Но не так, как в библии, рай, чтобы ангелы пели. А чтобы в свой дом попасть. Самый первый. Где ты в детстве рос. Где все хорошо было, где мама с папой были. А больше никого! Никого больше не надо! Никого, слышишь, Моренко?! Никого! Никого!
 
КАРТИНА 19
 
Туалет в казарме. Стоят ряды умывальников.
Стоят МАЛЁК и Ботя
МАЛЕК. Интересно… Куда Толстый пошел… Отбой ему не указ… С этим театром совсем у пацана кукушка поехала… Скажи-ка Ботя… Я вот у тебя давно спросить хотел – почему тебя Ботя зовут? Не похоже на русское имя?
БОТЯ. Денис Горбенко назвал…
МАЛЕК. А в честь кого?
БОТЯ. Это не в честь… У него ботинки есть, гражданские, только ты никому не говори, что знаешь, а то Ребрик заберет – не положено. Они в каптерке спрятаны. Денис мне их каждую субботу чистить дает. Их надо в ухоженном виде содержать… А один раз плохо почистил – в самом начале, когда не умел. Тогда он мне ботинком и приварил. С тех пор и зовет – Ботя – Ботинок.
МАЛЕК. Значит, в честь ботинка… Скажи, Ботинок, девушка у тебя есть на гражданке?
БОТЯ. У меня жена есть.
МАЛЕК. Опа. Так ты совсем взрослый мальчик.  Не в западло тебе, Горбатому, боты шлифовать?
БОТЯ. Почему, западло, Денис? Он же старший по сроку службы. Так положено.
МАЛЕК. Ну да… А зачем женился? До армии? Думаешь, верность хранить тебе будет? Ага – два года, не разгибаясь…
БОТЯ. Она беременная у меня.
МАЛЕК. Да ты талант, Ботя! И женился, и ребеночка приделал, и ботинки чистить умеешь! Так зачем женился – не пойму?
БОТЯ (глухо). Потому что любил.
МАЛЕК. А зачем ребенка сделал?
БОТЯ. Чтобы, пока служу, не гуляла.
Пауза
МАЛЕК. Далеко пойдешь, Ботинок. Ну давай, валяй, расскажи мне что—нить интересное. Слабай программу «В мире животных». Я ж знаю. Ты Горбенко делал…
БОТЯ ( копирует Дроздова). Здравствуйте, дорогие телезрители! В эфире программа «в мире животных» и я ее постоянный ведущий. Сегодня мы посетим с вами Каймановы острова… Флора и фауна Каймановых островов не так богата как подводный мир этих островов Карибского бассейна. Основной и коренной вид растительности Каймановых островов это мангровые деревья…
МАЛЕК. Зачет, Ботя! Дерево ты мое мангровое...Надо было тебе в спектакле играть!  Вместо Толстого… Где ты этому научился?
БОТЯ. У телевизора… Валерик…
МАЛЁК. Тебе что, Ботя?
БОТЯ. Хочешь, что расскажу?
МАЛЁК. Давай лучше еще – а передачу «Служу России» можешь?
БОТЯ. Да нет, очень-очень интересное. Я еще никому не рассказывал.
МАЛЁК. Ну, говори.
БОТЯ. Я Толстого запалил.
МАЛЁК. Когда?
БОТЯ. Он в клубе один был. Я на лестницу снаружи залез, через крышу – на чердак залез и смотрел.
МАЛЁК. И что же ты видел, Ботя?
БОТЯ. Значит, он один был. Взял платье, в котором жена капитанская в спектакле играет. И стал щупать. На лицо так прикладывать всяко, нюхать. Он же псих натуральный, Валер!
МАЛЁК. А там что, на крышу по лестнице залезть можно?
БОТЯ. Ну да, там типа лестница пожарная.
МАЛЁК. Ботя. Я тебя сейчас бить буду.
БОТЯ. За что, Валерик?!
МАЛЁК. Для профилактики. Ты по телевизору боксу не учился? 
МАЛЁК наматывает на руку полотенце.
БОТЯ. Не надо, Валерик.
МАЛЁК бьет Ботю рукой в живот. Ботя сгибается от боли
МАЛЁК. Ботя… Через два месяца Горбатый домой поедет. И тогда я этому нерусскому всю башку расшибу, достал он меня. Лови – хук слева!
Ботя закрывает лицо руками
БОТЯ. Валерик, хочешь, я тебе в столовой сахар буду отдавать? Я все – равно чай с сахаром не пью.
МАЛЁК. Да давай, покажу. (Бьет Ботю кулаком в грудь) Вот есть такой, к примеру, удар. Если сильно вдарить, дыхалка останавливается. А если чуть правее вдарить…
БОТЯ. Не надо, Валерик! Садится на корточки, прикрывает голову руками.
МАЛЁК. Запомни, Ботя, если я узнаю, что ты Горбатому или еще кому про Толстого расскажешь, Ботя… Я из тебя тайсона сделаю, все приемы освоишь. А про сахар – это ты хорошо придумал. Просто замечательно.
Ботя ползет к умывальнику, смывает кровь.

КАРТИНА 20

Ночь. Берег океана, голоса.
ТОЛСТЫЙ. А мне мама написала. Она замуж выходит. Странно, да?
ДАША. Что странно?
ТОЛСТЫЙ. Когда мама замуж выходит. Она же твоя мама, не тетка какая-нибудь. Думаешь, она всегда твоя, а тут вдруг кто-то другой появляется…
ДАША. Ничего не странно. У меня выходила. Любит?
ТОЛСТЫЙ. Кто?
ДАША. Мама твоя. Любит она того, с кем женится?
ТОЛСТЫЙ. Наверное. Я же не знаю, какая любовь – у мамы. Я думаю, у всех разная. Может, такая любовь, когда уважаешь сильно кого-то. Не перебиваешь за столом. Можете вместе в кино сходить или в театр. Пальто подаешь в гардеробе.
А может, такая, когда кричишь, ругаешься, дерешься. Но это тоже любовь. У меня бабушка с дедушкой, пока дедушка жив был – они сильно ругались. Дедушка матерился и в гараж уходил, чтобы что-нибудь там мастерить. А когда дедушка умер, бабушка от горя плакала.  А потом не выдержала разлуки. Это я раньше думал, что любовь всегда одна – а теперь понимаю – разная.
ДАША. Спектакль завтра. Волнуешься?
ТОЛСТЫЙ. Есть немного… Но я слова хорошо знаю. Мне Его слова… Они как уверенность какую-то дают. Как будто, я – это вроде не я. Другой…
ДАША. Думаешь, если бы они по-настоящему жили, Ромео — он бы так же сильно ее любил? Как в книжке?
ТОЛСТЫЙ. Я… люблю тебя.
ДАША. Не говори так.  Ты не меня любишь. А ту... Которая в книжке.
ТОЛСТЫЙ. Я люблю тебя!
ДАША. Прекрати. Поигрались — хватит. Твоя любовь — она еще классе в девятом учится. На гражданку вернешься - поймешь. Хватит, я домой пошла.
ТОЛСТЫЙ. Не ходи к нему!
ДАША. Как это не ходи? Он же муж.
ТОЛСТЫЙ. Давай, когда армия у меня закончится, уедем вместе. Армия закончится – уедем
ДАША. Руки убери.
ТОЛСТЫЙ. А я не пущу.
Даша дает Толстому пощечину.
ДАША. Когда любят — за руки не хватают.  Ненавижу тебя, понял?  Не подходи ко мне больше! (гладит запястье). Синяк останется...
ТОЛСТЫЙ. Прости, я не хотел...
ДАША. Глупый ты, Толстый...
Когда любят, тогда не за руки дергают, тогда ноги греют...
КАРТИНА 21
Кубрик спит. Горловое пение Тувы. Тува точит нож.
ТУВА. Ко мне опять дедушка приходил. Ругался. Говорит, род позорю – мертвеца побоялся. Говорит – убей мертвеца, верни его в землю. Мы же охотники, Карашпаевы – мы ни зверя бояться не должны, не мертвецов. Мне ружье отец в десять лет отдал. Дает один патрон и в лес отправляет. Придешь без добычи – накажет. Я белку бил, лису, рысь. Я очень метко стреляю. Когда убиваю — зверь не мучается.

КАРТИНА 22

Гарнизонный клуб. По сцене, среди брошенных декораций, расхаживает капитан Моренко. Берет лежащий на стуле самодельный реквизит, картонную шляпу с полями, обклеенную черной бумагой, снимает фуражку, меряет. Встает в позу фехтовальщика, делает выпад рукой.

МОРЕНКО. Скажи, Джульетта…

В клуб входит старший лейтенант РЕБРИК. Карманы его «хебе» заметно оттопырены.

РЕБРИК. Здравия желаю, товарищ капитан!

МОРЕНКО. И тебе не хворать. (делает выпад в сторону Ребрика). Умри, Капулетти - подонок!

РЕБРИК. Что вы так, товарищ капитан, словами –то раскидываетесь?

МОРЕНКО. Ну смотри, могу же я актером быть? А ты что тут бродишь? Тень этого… Гамлета?

РЕБРИК. Можете, товарищ капитан. В смысле – актером можете быть! А чо брожу… Так  день рожденья у меня, товарищ капитан! Вот, в клуб зашел, хотел перед телевизором рюмашку пропустить.

МОРЕНКО. Щас мы сорганизуем что-нибудь (уходит в темноту клуба, гремит там посудой).

РЕБРИК (достает бутылку водки, ставит на стол, скручивает пробку). Я это, товарищ капитан, думаю, сержанта Харитонова, из второго отделения, повоспитывать немного надо. Совсем дембель берега попутал – офицеры в казарму входят, не встает, в койке лежит, совсем наглость потерял.

МОРЕНКО (ставя на стол два стакана). В торец -два раза,  все дела.

РЕБРИК. Да нет, товарищ капитан. Борзость, может, и собью с него, но мне другого хочется. Они там совсем офигели – во втором отделении, совсем офицеров не уважают. Все под дудку Харитона пляшут. Ну, получит он от меня в торец – дальше что? Тогда вообще героем заделается. Нет, мне бы его технично опустить как-нибудь, чтобы он авторитет и уважение в коллективе потерял.

МОРЕНКО. Так я не понял, учить мне тебя что ли? Ну, подставь его как-нибудь. На воровство, чтобы якобы спер что-нибудь у сослуживцев – а крыса, вор, это до конца службы штампик на лоб.

РЕБРИК (восхищенно). Умный вы какой, товарищ капитан! Я бы не сообразил так даже. (наливают по рюмке, пьют)

МОРЕНКО. Так, просто сколько я этого брата – солдата перевидал! И всегда одно и то же. Приходят сначала, ничего не умеют, год пройдет уже смотришь – короли.

РЕБРИК. Ладно бы еще по сроку службы приобретали наглость, как положено, а то ведь сейчас даже духи позволяют себе...

МОРЕНКО. Ты про кого?

Пауза

РЕБРИК. Зря я это товарищ, капитан сказал. Давайте выпьем лучше

МОРЕНКО. Начал – уж давай, доводи мысль.

Пауза

РЕБРИК. Давайте, для успокоения хоть выпьем сначала (наливает рюмки).

Пауза

РЕБРИК. Я вам что, товарищ капитан, скажу. Информация еще до конца, конечно не проверенная, так что вы особо не переживайте. Есть, короче, у меня в третьем отделении стукачок один, Малек.  Это из-за фамилии – фамилия у него смешная, Мальков. Ну, он мне вчера рассказывает, обсуждают у них.

МОРЕНКО. Кого?

РЕБРИК. Ну, жену вашу обсуждают. Что она с этим молодым, знаете. Ромео наш, на голову контуженный. Как он автомат собирает! Эх.... Так вот, говорят, он с вашей женой путается. Но, только, сами понимаете, информация не проверенная…
КАРТИНА 23
Гарнизонный клуб.
Андросов убирает пустые бутылки, которые остались после попойки Ребрика и Моренко.
АНДРОСОВ. Нагадили... Бесит меня! Если храм искусства — так обязательно нагадить нужно!
Вешает на стенку портрет Станиславского — увеличенную репродукцию.
АНДРОСОВ. Сегодня все произойдет... Волнуюсь страшно — до того, что кожная поверхность потеет. Это — Станиславский, если что.
Последние дни совсем спать не могу. Просыпаюсь — а слова в голову лезут, лезут — свои, чужие. Страшно.  Будто я — не я. Снаружи старший лейтенант, а внутри не лейтенант совсем. До того дошло, что к службе просто отторжение какое-то. И мысли не мои — про театр, про жизнь.
А еще вообще одна странная мысль посетила меня. Вешаешь ты, к примеру, картинку на стену. А гвоздей нету — одни шурупы. Отверткой лень, и ты этот шуруп быстренько, молотком его — молотком! А по-хорошему, надо бы отверткой... 
Сегодня проснулся ночью — и до того нестерпимо захотелось по-другому пожить! Осенило меня! Я же свою жизнь — я ее молотком вколотил! А так хочется по-другому...
Допустим, охраняю всю жизнь границу эту, а так хочется за ней побывать...
Нигде не был...
Или поехать в Сочи, а там на пляже с женщиной познакомиться.
Но больше всего хочется...
Если правду сказать... Режиссер, я ведь понял, хреновый из меня.
Но зато... Актер. Великий мог быть!
Дурак, дурак... Талант свой, может быть, погубил. Может, не поздно еще?  Уеду с острова, поступлю в институт. На актера мне долго учиться не надо — если призвание в душе, так ради корочек. Я на самом деле, уже стал готовиться: басню выучил наизусть и стишки.
А потом...
Выйти вот так — на сцену. В зале темно — люди кашляют, смотрят на меня. Увидели меня — замерли. Жевачки перестали жевать. В программку заглядывают — фамилию мою читают .Кто-то даже прослезился. Прожекторы горят. Тишина. Я начинаю говорить...
Пауза
Забыл.. Черт. В стихах плохо запоминается. Это из-за рифм все. Ну, утром же учил.  Забыл... Забыл.
Портрет Станиславского с грохотом падает со стены.

КАРТИНА 24
Дом Моренко. Даша накрывает на стол. Капитан наблюдает за ней.
МОРЕНКО. Волнуешься?
ДАША. Что? Почему?
МОРЕНКО. Как почему? Перед спектаклем. А почему еще волноваться то… Иди - ка сюда!
Даша подходит к Моренко, капитан хватает ее за руку.
МОРЕНКО. Температура тела у тебя повышенная. Что горячая-то такая? Может, заболела?
ДАША. Как-то мне не по себе. Нездоровится….
МОРЕНКО. А мне как не по себе… Даже не знаешь… Может, тебя на берегу продуло?
ДАША. На каком берегу?
МОРЕНКО. У океана.
ДАША. Надо суп тебе налить. Остынет. Да и пора мне. Спектакль скоро.
МОРЕНКО. Спешишь. И жить торопится, и чувствовать спешит. Где – то я эту фразу читал – прицепилась. В книжке. Не знаешь, что за книжка?
ДАША. Нет. Давай я тебе суп налью.
МОРЕНКО. Спешит… Дурацкая фраза какая. Куда спешить. Про что это? Спешка нужна при ловле блох. Понапишут в своих книгах — потом простым людям расхлебывай. Я думаю, ваши, которые пишут — они сами не понимают, городят? Так пишут, ради бабла. Потом, репу чешут, что я там такого понаписал...
ДАША. Вить...
МОРЕНКО. Ты мне это, давай… Водочки налей. Праздник все-таки. Торжественный для каждого, день пограничника. Вот так… хорошо.
Даша ставит перед Моренко тарелку с супом, бутылку водки. Рюмку. Моренко смотрит рюмку на свет.
ДАША. Вить, я их мыла…
МОРЕНКО. Думаешь, чистая? Вот фигня какая. На свет вроде чистая. А так, если вдуматься, со стороны научного мышления. Я тут по радио слышал, что на одном квадратном сантиметре до миллиона микробов умещается. И выходит – рюмка грязная. Не слышу!
ДАША. Что, милый?
МОРЕНКО. Согласна ты или нет, с моим мировоззрением. Ответа твоего не слышу…
ДАША. Интересная информация так-то…
МОРЕНКО. Еще как! Вот на тебя смотришь – и не поймешь: вроде чистая снаружи, а внутри… И на свет тебя не посмотришь…
Наливает рюмку водки. Держит в руках.
МОРЕНКО. За границу! Кормилицу! За каждый ее квадратный сантиметр! Чтобы в нашу санитарную зону, ни один, сука, вражеский микроб не пробрался! За границу!
Выпивает большую рюмку водки.
Пауза
Моренко берет ложку, опускает в суп, потом в рот.
Пауза
МОРЕНКО. Суп…
ДАША (волнуясь) Витенька, я грела!
МОРЕНКО. Горячий. Просто кипяток. Изменяешь мне, люди говорят...
ДАША. Что?
Моренко встает из-за стола.
МОРЕНКО. Изменяешь...
наматывает на руку волосы Даши. Подводит ее к кастрюле с супом.
МОРЕНКО. А что будет, если рожу твою , если ее в кипяток окунуть?
ДАША. Витя, не надо! 
МОРЕНКО. Как там у вас в театре? Джульетта умерла?
 ЗТМ
Звук удара.
ГОЛОС МОРЕНКО. Хватит уже придуриваться. Вставай... Вставай!

КАРТИНА 25
Казарма. В казарме один Толстый, он держит в руке книгу, в другой – металлический штырь, изображающий шпагу.

ТОЛСТЫЙ (смотрит в книгу, громко декламирует) О, милый юноша, не искушай, отчаянья души моей – беги. Оставь меня, подумай об умерших. Пусть это устрашит тебя, молю…

В казарму заходит Малек.

ТОЛСТЫЙ. Вот ты где! Ну, натворил ты дел, Толстый!

ТОЛСТЫЙ. Ты хочешь драться? Берегись же мальчик.

МАЛЕК. Проснись, Толстый, кончился твой театр. Короче, отмутузил Батя твою Джульетту по самое «не хочу». Только что, ее на катере на материк отправили. Да нормально! У них же часто бывает, семейные там ссоры всякие! Пошли! Андросов за тобой послал! Говорит, спектакль состоится в любую погоду! А ее слова — Андросов из книжки прочитает. 

ТОЛСТЫЙ. Как она?

МАЛЕК.  А я знаю? Говорю — на материк увезли. Без сознания.  Да, все нормально будет. Бабы – они привычные, на них все как на собаках заживает. А кто виноват?! Ты и виноват! Просек капитан как-то, что ты с его женой путаешься! 

ТОЛСТЫЙ делает шаг навстречу Мальку, протыкает его металлическим штырем.
Долго стоит. Неподвижно. 



КАРТИНА  26
Гарнизонный клуб. В зале сидят солдаты. На сцене Андросов.
АНДРОСОВ. Дорогие товарищи пограничники! Разрешите поздравить вас с этим радостным, священным для каждого из нас днем! По независящим от администрации театра причинам, постановка В. У. Шекспира, трагедия «Ромео и Джульетта», объявленная в программе, задерживается, на пол-часа. А пока перед вами выступит, военнослужащий нашей части Антон Максимов со стихом-притчей «На границе тучи ходят хмуро».
ГОРБЕНКО (из зала) Атас! Ботя! Жги!
На сцену выходит Ботя. Он, запинаясь, читает стихи...
БОТЯ. На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
АНДРОСОВ. Смелее, смелее, ребята! Кто знает слова стихотворения, можете подпевать
На траву легла роса густая,
Полегли туманы, широки.
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки. 
РЕБРИК (Моренко)
Вы не волнуйтесь, товарищ капитан. С кем не бывает. Мы вам характеристики напишем, какие надо. Если суд будет. Как же вы так? Поторопились... Погорячились...
Моренко смотрит на него непонимающим взглядом
РЕБРИК. Я ж ваше личное дело видел — вас же к нам, получается, как в ссылку отправили? У вас же был похожий случай? Солдатика побили...
МОРЕНКО. Плохо мне, старлей...
РЕБРИК. Понимаю, товарищ капитан. Образуется.  Праздник сегодня. Вы — отдыхайте... Что раскудахтались, бойцы? Сейчас будет вам спектакль. Ботя! Лабай стишки по второму кругу…
БОТЯ. На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят…
В клуб вбегает солдат, подходит к Ребрику.
СОЛДАТ. Телефонограмму приняли, с материка...
РЕБРИК читает телефонограмму.
РЕБРИК. Товарищ капитан... Новость плохая... Соболезную, товарищ капитан...
На сцене появляется Толстый.
АНДРОСОВ. А вот и наш актер Сережа Толстов. Поаплодируем ему, ребята!
В руках у Толстого  автомат.
ТУВА. Мертвец!
ТОЛСТЫЙ. Вильям Шекспир. «Ромео и Джульетта». Трагедия.

Затемнение


КАРТИНА  27


Утро. Берег океана. Толстый сидит на песке, закатал штаны, сапоги стоят рядом. Ладонями рук загребает песок, выпускает его между пальцев.


ТОЛСТЫЙ. После того, как Малек мне сказал, я решил…Короче, ничего я не решил, просто пришел в оружейку, снял часового, взял Калашникова, два рожка патронов к нему. Нет, три. Нас потому что научили, что если больше двадцати человек, надо три рожка,  два не хватит просто. А потом я пришел в клуб, и стали стрелять. И  в Ботю, и  в других пацанов, и в Андросова, и в Батю, и много-много патронов потратил на капитана Моренко. А я  пошел дальше и стрелял, и стрелял. Зашел в казарму и там тоже всех пострелял. А потом понял, что на острове я один. Совсем один. Никого.

Пауза

Поэтому, я бежал и бежал, и прибежал на берег океана. И там кричал, долго кричал! Но никто меня не слышал. Даже птицы. Поэтому, я решил поплыть домой. Я закопал в песок автомат, потому что в армии нас учили, что нельзя бросать оружие без присмотра, снял сапоги.

А снять сапоги – это так хорошо! У меня от сапог мозоли потому - что! А в портянки песок насыпается. В кроссовках мне удобно было, а в сапогах, я так к ним и не привык.
И я зашел в воду. И поплыл. Я плыл час, потом больше часа, а потом перестал чувствовать ноги. Судорогой свело. Но я все - равно плыл, хоть теперь медленно. Потому что я сильный. Я даже без ног могу на воде держаться, на одних руках! И долго плыл на одних руках. Потом руки тоже устали.

Тогда я перевернулся на спину и стал смотреть на солнце. И перестал плыть совсем. Смотрел на солнце и смотрел, и смотрел. Потому что, солнце – это хорошо. Оно теплое и греет всем. Солнце – это очень хорошо.

КОНЕЦ