Итак субботний вечер, обещавший тихого чтения дневниковых записей, прервался звонком в дверь.
11:30 вечера… Неохотно выползла из-за стола и открыла дверь. На пороге стоял под хмельком Бахром. Он давно уже не живёт у меня и всегда предупреждал заранее о приезде, хотя есть свой ключ для субботних постирушек и помывки. Сегодня в телефоне закончились деньги , и он, блаженно улыбаясь, протянул пакет с вещами и едой.
Запихнув его в ванну, все вещи затолкала в машину и открыла холодильник. К счастью пол пачки пельменей нашлось, и уже через пол часа он сидел у тёплой стенки в моём цветастом махровом халате и уплетал пельменный суп. Я, как старая толстая гусыня, сидела и слушала его рассказ на плохом русском о детях, жене и зарплате, которую он, наконец-то, сегодня получил, и теперь там дома смогут закончить ремонт новой квартиры, в которую они впятером переедут . Купили в Душанбе маленькую двушку, продав новый дом , который строили 3 года в кишлаке за 300км от города, в горах.
Проворковав ещё немного, я нырнула в свою надувную кровать, Бахром в свою, за занавесочку, и вскоре водрузилась тишина и покой. Моя скрипучая кровать в этот раз была немного спущена и такая обволакивающая, что я не проснулась до самого утра.
Солнышко пробилось на мою стенку только в 9. Бахром уже побритый и одетый во всё чистое готовил кофе. Да, надо вставать. Сегодня обязательно пойду в клуб. Пока принимала душ, кряхтя и ругая размеры ванной, в которую втиснула зад холодильника, чтобы поворачиваться на кухне, Бахром уже уехал, сервировав мне стол, как я люблю.
Итак, помучавшись перед зеркалом, стараясь изо всех сил обмануть возраст, надев улыбку дауна, уже через час я шагала по Арбату от Смоленской.
Сегодня я была не на каблуках и шла спокойно и весело. Порылась в книжном развале, зашла в оптику. Там мне понравилась оправа и такая , и такая, и такая… Я была готова увидеть цены с четырьмя знаками, но когда увидела 3200р только за оправу и ещё 1500р за стёкла, в зобу дыханье спёрло. Потом в стихах Вадима Паршина я нашла точное состояние моего мозга- «…воткнулся в землю, что б прорасти…» Я уже забыла о чём он, но в мой мозг , как в землю воткнулось желание купить очки. Осталось только прорастить рубли.
В клубе уже было много посетителей. Неприятно поразила импортная девушка, вызывающе громко общающаяся с партнёром по- английски. Бесцеремонность привлекала внимание к паре, которая догадалась, что надо вести себя потише, только тогда, когда Наталья объявила нарочито громко о начале вечера… О Константине Фёдоровиче Рылееве пойдёт речь…
Слово предоставили Юрию Свешникову, знатоку Рылеева. Речь его была занудлива, длинна, часто терялся смысл в ответвлениях так далеко от Константина Фёдоровича – ствола повествования, что только почтенный возраст заставлял слушать поучения и наставления.
Даже Валентин Колосов вполголоса начал репетировать своё выступление. В этот раз он сделал вид, что не узнал меня и ничего не стал предлагать для прочтения. Меня это несколько даже обрадовало, так как не любитель я , да и не знаток , чтобы критиковать. В прошлый раз , ожидая восхищения, он очень обиделся на замечания. 88 лет…, однако. Да и не судья я. Вобщем с приветствием я пролетела.
Да, о Валентине. В первые дни знакомства с ним, я восторгалась. Спортсмен, ведёт активный , здоровый образ жизни. Пишет стихи, песни, играет на гитаре. Объездил весь мир… На сцену выходит смело и раскованно, привык к аплодисментам. Много восторженных слов услышала от Натальи Никифоровой. Была проникнута уважением и почтением. До дня, когда на мой вопрос о жене, вдруг сказал, что она больная, злая и ничего не понимает в стихах…
- А сейчас вызываем Колосова Валентина, который прожил в счастливом браке почти 60 лет! – звонко объявила его выход на сцену Наталья. – У меня руки прилипли к столу и не захотели аплодировать.
- Как он прожил, можно счастливо и 100летний юбилей отметить. – услышала я за спиной - его дома то и не застать.
- А что,- подумала я, -это не всегда и плохо… Вот только почему жена больная и злая при таком счастье?
Потом подошёл любимчик Григорий Тачков, узнал, поздоровался.
Понравилось выступление Марии Викторовой из Эстонии. «…Родной до боли, но чужой до дрожи…» - записалось у меня в блокноте. А «ночи нестерпимо звёздны…» А? Красота! После Свешникова её стихи звучали песней.
Её сменил молодой, волнующийся почти до потери сознания Вадим Паршин. Я думала, что и со мной будет дурно. Он и слова забыл и никак не хотел уходить со сцены, хотя доброжелательный и всё понимающий зритель аплодировал. Потом ему принесли тексты, он дочитал положенное и запомнилась фраза «воткнулся в землю, что б прорасти»…
А далее случилось чудо, которого я ждала, но не думала, что это произойдёт на этой встрече. Наталья Никифорова стала читать своё. От неожиданности восхищения и потрясения, я долго не могла очнуться. «Рецензия на «Повелевая раем, влавствуй и в аду!» (Евгений Гарус)» «Твои цветы я не возьму…» У меня забегали мурашки и внутри, и снаружи. Я не знаю как это произведение подействовало на других, но я была просто ошарашена цунамной волной ощущений. Во мне отзывалось каждое слово правдой чувств. Сначала мне показалось оно слишком личным для всеобщего слуха, потом я вообще обо всём забыла.
Далее можно было бы и уйти, но надо было заглушить волну, и я прослушала Илью Гвоздева, который , как и всегда, грозил и обличал. Мнит себя не менее, чем Пушкиным. На замечания реагирует снисходительно через плечо.
Понравилась Никота мягкостью и нежностью стиха. Гриша в этот раз не произвёл былого впечатления. Возможно , я была ещё под впечатлением «рецензии»… Потом кто-то красиво пел, читал, но мне было пора уже, пора…
Вечерний Арбат встретил молодёжными небольшими группами в комуфляже, с рюкзаками и с противогазами. Они выполняли чьи-то команды, их фотографировали любопытные и туристы. Потом по команде они направились в переулок к Калининскому.
В 7 вечера я была уже дома, в своей уютной келье. Да, надо уходить из дома, чтобы с радостной благодарностью возвращаться. На столике стоял букет белых хризантем. Я знаю, это Искандар заехал и поздравил меня с прошедшими именинами.