4
Нежно пропел звонок. Див прислушался. Лёгкий топот – это подбегала Диво по отцу.
– Это я, – сказал он. – Мы.
От своего детского волнения она не смогла справиться с замком. Бабушка подоспела на помощь.
Див, едва переступив порог, подхватил Диво на руки. За ним вошла и Дивия, тихо прикрыв дверь.
Див странно-ласково взглянул на Дивию.
Она в самом деле отгадала: великие души имеют особенное
преимущество понимать друг друга; они читают в сердце подобных себе, как в книге, им давно знакомой; у них есть приметы, им одним известные и тёмные для толпы; одно слово в устах их иногда целая повесть, целая страсть со всеми её оттенками.
(М.Ю. Лермонтов)
– Я справлюсь, – не убеждая, сказала Дивия и обратилась к Диво: – Пойдём.
Она почти незаметно улыбнулась. Она часто бывала ошеломительной.
Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что
неопределимая, а определить нельзя, потому что бог задал одни
загадки. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Что
уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. Ужасно то,
что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут
дьявол с богом борется, а поле битвы – сердца людей. (Ф.М. Достоевский)
– Да, ты меня раздражаешь.
– Ладно. Давай. Я пойду, – бросила на прощанье.
И ушла, не оглянувшись.
В его голове ещё не отзвучали её слова.
Мучительный вопрос: почему не послушал Дивию? Что-то доказывало её правоту.
Вместо того, чтобы оставить с ней Диво. А там – ребёнок не хотел задерживаться.
Но теперь – только вперёд. В конце концов, он не должен потакать женским прихотям.
Подходящая партия? Всегда понимала? Или делала вид?
Отражения в Карине. Свечение отдаваемой ребёнку любви. Привычка к перекрёстному преломлению привязывает людей друг к другу. А потом появляется иллюзия.
«И что если бы?» – Див задал вопрос не себе, а судьбам.
Возможно – Ладо.
К вопросу о ней. Самостоятельная девушка, которой, тем не менее, нужна опека.
Он отставил впечатления о ней. Не момент.
Она понимала святость мест, которые пустыми не остаются. А час победительницы не наступил. Она предполагала серьёзные помехи. Могут привести к окончательному разрыву. Только не отступать – не оступиться.
5
Дивия, полностью расстроенная и действительно обиженная, забежала на журфак. Обещала навестить друзей. Встретила там Юлию.
– Ты где была? – спросила она, ещё не разглядев смятение подруги. – Я тебя ждала.
– Извини, Юлечка, – Дивия никогда так не лепетала.
Её молчание. Продолжалось буквально полтора часа. Она была в отсутствующем настроении.
Юлия почти всегда не знала, чего ждать от Дивии.
– Случилась беда с близкими мне людьми, – объяснилась Дивия, приметив её очередной взгляд.
Юлия встревожено отвела её в сторону:
– Дома?
– Нет. Можно я потом расскажу?
– Позвонить тебе?
– Я сама.
В библиотеку Дивия идти отказалась.
«Он сказал мне прийти завтра, – вспомнила Дивия, – но чувствую, что необходимо сделать это сегодня».
«Его нет, – ощутила Дивия. – Ну и отлично. Не хочу сейчас видеть».
Поднялась на второй этаж и неуверенно зашагала по коридору. Всё-таки страшно: этот противник намного старше, умнее и может загнать её в угол своей аргументацией. Но: вдруг Дивия поняла, что может противостоять.
Она тихо вошла. По голосам – трое. Они что-то оживлённо обсуждали, причём первый спорил сразу с двумя последними. Несмотря на свою увлечённость, мужчины моментально обратили на неё внимание.
Преодолев своё волнение, Дивия обратилась к субъекту номер один:
– Мне нужно поговорить.
– Договаривались о завтра. Значит, приходите завтра, – ответил он и отвернулся.
Она так и знала, что он в курсе.
Дивии пришлось нелегко: что, ничего не заставит его отложить намеченное или перенести на другое время, назначить изменённый срок?
«Упрямый осёл! – подумала она. – Фу, какое сказочное сравнение!»
Другие ловко «удрали». Наедине с ним – Дивию передёрнуло.
– У вас отсутствует чувство собственного достоинства… Совсем или как? – новоявленный бюрократ усмехнулся, поворачиваясь к Дивии и развязно оглядывая её.
– Это кто сказал? Я…
– Идёте на всё, – он прервал.
– Иду на вы! – предупредила Дивия по-княжески.
– Иногда это даёт свои результаты.
Дивия рассердилась.
Мужчина принимал её не за ту. Поэтому был несколько снисходителен. С возрастом её везение приуменьшилось бы: женщины отставали от него на пару шагов.
Вы тут главный законодатель. А мне это никогда не нравилось. Ваша демократия не согласуется с вашим либерализмом.
Ого! Задетый за живое Законодатель. Полагаете, что сгодитесь на роль критика?
– Почему? Почему это? – Диана спросила с вызовом и присела на непонятный чёрный ящик, но напротив него. – Ну вот. Какой с него спрос? У меня сложилось определённое о нём мнение. И я не собираюсь спрашивать вас, можно…
– Так, так. Что нам можно?
В сущности – уничтожить.
Собеседник наблюдал за чужой реакцией на собственное предположение. Он зарождал в душах очередное сомнение.
Можно возродить и воскресить в этом каторжном человеке
замершее сердце, можно ухаживать за ним годы и выбить,
наконец, из вертепа на свет уже душу высокую, страдальческое
сознание, возродить ангела, воскресить героя!
(Ф.М. Достоевский)
Она собранно «пролистала» воспоминания и выяснила, что за ней числится.
Смотрела, увы, свысока. Он дал оценку:
– Неплохие задатки. Это как? Подсчитано? Предусмотрено?
Будто она украла у него деньги. У неё всегда – на два хода вперёд. Она вдруг улыбнулась несоответствию:
– Я протестую против такой постановки вопроса, господин судья. И я тоже не знаю. Хотя… В принципе…
– Не пытайтесь меня обмануть.
– Я всегда говорю то, что есть. Обмануться или нет – дело самих окружающих.
Сейчас не вы режиссёр фильма с захватывающим сюжетом и небывалыми обстоятельствами. Проверка на прочность? Понимаю ваше любопытство.
Она дала не-режиссёру повод. На будущее.
После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом?
Но кто знает наверное, убеждён он в чём или нет?.. и как часто
мы принимаем за убеждение обман чувств или промах
рассудка!..
Я люблю сомневаться во всём: это расположение ума не мешает
решительности характера – напротив, я всегда смелее иду
вперёд, когда не знаю, что меня ожидает. (М.Ю. Лермонтов)
– А какая я? – спросила Диана.
Её всегда интересовало, как она видна другим. Насколько хорошо. Искажённо. Плохо. Ясно.
– Коварство и любовь, – Фаталист ответил зловещим голосом.
Диана чуть было не рассмеялась.
– Нет, шутите.
– Я не хотел показаться грубым, – он неожиданно сменил тон.
И Диана подумала: «Ловушка?»
– Возможно.
Я поняла. Нет мест, кроме собственных.
Сколько раз Созерцатель попадал под чужое влияние. Вспомните. Вспомните, чем это оборачивалось. Ну что ж, к нам не относится.
– Не стоит беспокоиться насчёт меня. Установим нейтралитет. И вы станете моим другом, я знаю это наверняка.
С иронией Друг заметил ей:
– Устами младенца глаголет истина.
– Вы ещё подумайте. Над моими словами.
– Я не делаю поспешных выводов никогда.
– Я рада.
– Хорошо, – сказал он, словно кот, как-то дружелюбно. – Возраст и темперамент. Тебе может стать скучно. А эта общая порывистость? А твоя раздражительность?
– Вы что, сводник? Мне не требуется ваше благословение.
– И слава Богу.
– Не расскажите Ладу, что я была здесь и что мы поругались. Ладно?
– Не расскажу.
– Тогда я пойду. До свидания.
Медленно дошла до двери и полуобернулась.
– Ну, может, в чём-то я оказался неправ, – не-враг смягчился. – Пока.
Диана не спеша дошла до своего дома от автобусной остановки. Никого не встретила. В почтовом ящике ничего не обнаружила.
«Хорошо, что я одна», – подумалось ей.
Взглянула на себя в зеркало. Стало не по себе: бледнела раз в год, напряжённые глаза.
Не могла плакать на улице. И вообще по-настоящему плакала она редко. Слёзы представлялись ей слабостью. И противоречивое: хочется – сыграй. Но эта чёрствость кончается…