Дальневосточная сюита

 
   

БЛАЖЬ

Часть I.
 

Моё раннее детство прошло на Дальнем Востоке. Родители мои дважды вербовались туда, пока налаживалась их жизнь. То, что я помню отлично – это 1957-й, 58-й и 59-й годы, как раз то время, когда мы там жили перед возвращением в Москву. Мне было  четыре – пять с половиной лет.

К пяти годам я полностью сформировалась как личность и умнее с тех пор вряд ли стала.

В Москве мечта вернуться в  страну своего детства не только не ослабевала, но становилась всё сильнее,  захватывала меня целиком. 

В школьных ли сочинениях, в рисунках, разговорах, песнях и музыке – везде мне хотелось видеть образы моего волшебного детства.

 Точно знала, что я – оттуда и что мне обязательно нужно,если не вернуться, то побывать обязательно.

Для этого предстояло  как минимум закончить школу, накопить денег на дорогу и сесть в поезд Москва – Хабаровск. При одной мысли об этом сердце колотилось от предвкушения счастья.

Мой отец очень понимал меня, но только усмехался.

На Дальнем Востоке,в Советской Гавани, жил его сын, мой сводный брат Саша.Он жил там со своей замечательной женой Татьяной и сыночком Сашулей.
Папа умер,когда мне было семнадцать лет.
Мы остались с мамой вдвоём. Я поступила в институт и начала работать. К моей  мечте мама относилась… как бы лучше сказать… с тщательно скрываемым страхом.
Кивала согласно головой.Не спорила.Но видно было - в душе надеялась, что, может, «рассосётся» всё-таки.
Вот и весна, вот и окончание первого курса.Когда приезжали ко мне подруги- одноклассницы – разговоры были только об этом.Они задумчиво и мечтательно слушали меня, вздыхали и говорили, что завидуют.Втайне я хотела там просто остаться и работать в школе.Преподавать французский язык, например, могла бы. Но кто бы мне доверил – диплома-то ещё не было.

Я жила в то время недалеко от Комсомольской площади и очень любила то одна, то с подругой подъехать туда на троллейбусе, зайти с бьющимся сердцем в зал Ярославского вокзала и стоять, смотреть на огромное табло во всю стену– на строчку "Поезд Москва – Хабаровск". Просто стоять и смотреть.Иногда даже находилась там по целому часу, наблюдая за пассажирами.Спокойно выстаивала очередь к окошечку кассы(пусть ещё понарошку!),чтобы  только задать этот вопрос, как пропеть срывающимся от волнения голосом:
"А можно ли  купить билет на поезд Москва–Хабаровск? А билеты ещё будут? Точно будут?"
Ответ мне был слаще поэтической строчки.
Наша жизнь с мамой была устроена так, что я отдавала ей всю свою зарплату – шестьдесят рублей.
Я работала в фонде Библиотеки Иностранной Литературы, ВГБИЛ она называлась- Всесоюзная Государственная Библиотека Иностранной Литературы.Всю свою шестидесятирублёвую минимальную зарплату отдавала, конечно, маме, мы с ней остались вдвоём после смерти отца и это было совершенно естественно.Билет на поезд "Москва - Хабаровск" стоил сто восемнадцать рублей, почти две мои зарплаты. Мама моя заверила меня, что мне не надо ни о чём волноваться,копить специально не надо, а в тот день, когда я соберусь идти за билетом на вокзал, она даст мне эти деньги.Конечно! 
Иногда я спрашивала:«Мам, а мне хватит денег на поездку?»
"Успокойся!Всё тебе хватит!Об учёбе лучше думай!Ненормальная у меня дочь! Кому сказать - на Дальний Восток она собралась!Совсем ума у моей девки нет!"
В институте я училась играючи.
Сдала сессию специально намного раньше, чтобы освободить время для поездки.Мои сокурсницы меня не понимали совсем, кстати.
Вот и июнь. Нужно было дождаться восемнадцатилетия.
Город пограничный, несовершеннолетних одних, без сопровождения жителей Совгавани, не пускали.
В Библиотеке никакого отпуска за свой счёт мне, конечно,не дали,посмотрели как на полную дуру, причина показалась подозрительной. Что за бред? Какое такое "путешествие на родину"? Фантазии, никому не нужные, вот и всё.
 Я уволилась. Героиня. Отчаянная, говорила про меня бабушка.
Чемодан с двумя имеющимися у меня платьями находился  на стуле у моей кровати  уже где-то с  Первого мая.
Мне было приятно смотреть на него утром и вечером.
Все мои одноклассницы с энтузиазмом относились к моим планам и не скрывали восторга.Они же давно-давно слушали все эти разговоры про "родину", про  "страну детства"...
И вот наступил, наконец, этот день, о котором я мечтала едва ли не десять лет.
Утром  ко мне приехала моя близкая подруга, чтобы вместе со мной отправиться  на вокзал и купить такой желанный билет.
Отъезд планировался примерно дней через десять. Моя мама об этом знала.
 Торжественная, с сияющими глазами,  я, выпив чаю, обращаюсь к маме:
"Ну,что, мамочка, всё готово! Осталось только-  деньги на билет".
"Ну,  и что ж, что "всё готово"?! Всё готово у неё...!Посмотрите на неё. Вырастила дочь, называется! Эх, и неумная же ты у меня! Свою голову не  приставишь - правильно говорят.
Горе, а не дочь.
Блажь! То она в Архангельск хотела уехать, чтобы работать там в яслях...Фантазёрка!!! Чего мне это стоило!!! Паспорт пришлось запрятать!!!
То на Дальний Восток вот собралась! Думаешь, я от хорошей жизни с твоим отцом там оказалась?!Жизни ты ещё не знаешь! 
У всех дети как дети...Только моя одна без мозгов совсем.
Да. Ни -че -го! Что заревела-то сразу? Нечего меня шантажировать! Мало ли что в голову взбредёт тебе завтра? Может, завтра на Марс захочешь улететь? Что лицо такое у тебя?! Поплачешь - успокоишься...Мы войну пережили.
А вот нет у меня денег. Нет и всё. Это блажь твоя. Ничего.Поплачешь и успокоишься. Не поедешь никуда.
 Нет никакой необходимости тебе никуда ехать."
" Мааам!!! Мааам!!! Да ты что?! Ты что говоришь-то?! Ты что?! Ты понимаешь, что говоришь?! Я ушам своим не верю!Я даже представить себе такое не могу!!!Ты же знаешь! Это же всей моей жизни мечта!!!Ты же отлично знаешь!!! Ты же говорила...Ты же обещала!!!!
"Мало б что я обещала!!! Вот так. Нет -  и всё. Мало ли чего тебе хочется. Денег нет - и всё!"
Моя мама была очень волевым человеком.
 Моё сердце не разорвалось.
Деньги на билет собрали мои подруги, съездили домой, набрали как-то...
Когда я выходила из квартиры, отправляясь уже на поезд, бедная моя мама заплакала...
И вот я на Ярославском вокзале. Поезд отправлялся примерно в четыре часа дня.  Был тихий июньский день. Вечер наступил в окнах уходящего поезда.
О! Как я люблю поезда!
Как люблю этот  запах металла, мазута и дерматиновых диванов купе!
Как замирает сердце от одного вида тёмно-зелёных вагонов,лоснящихся от липкой пыли железных дорог, едва касающихся  перрона, готовых  плавно и неумолимо тронуться с места, набирая скорость,как начиная торжественную симфонию , изменить мгновенно ощущение реальности… каждую секунду – на новом месте!
Какое острое ощущение полноты жизни!

В купе никого не было...
Как по заказу!
 Так интересно и странно- началось осуществление мечты...
Как томительны были  эти восемь дней пути...Хотелось всю энергию сердца вложить в движение поезда...Как хотелось как можно  скорее увидеть эту страну - страну детства- это солнце из детства, это  огромное поле жёлтых одуванчиков слева от меня, на которое я поглядывала по пути в детский сад, куда часто  шла утром  одна...
Везла я две  коробки шоколадных конфет и что-то для Сашиной жены. В сумке была металлическая круглая банка растворимого кофе - страшный дефицит!, килограмм сахару и буханка чёрного ржаного хлеба.
Денег-то мама не дала.Всё-таки.
Расчёт был на то, что я откажусь от мечты.
Вагон был почти пустой. Некоторые купе были совершенно свободны. Проводница – очень симпатичная, отнеслась ко  мне  доброжелательно. Сердце стучало в такт колёсам поезда, мне казалось, всё во мне пело, я ликовала.
По радио передавали жизнеутверждающие, радостные  песни   про Советский Союз.
Иногда от избытка  чувств я запиралась в купе и танцевала под эти песни, смеясь сама над собой.
После Урала небо как бы внезапно очистилось, стало  ярче и чище.
Конечно, я вела дневник и записывала все  свои впечатления, от станции к станции.Так и проехала все семь  дней  одна в купе, без "подселения".
Но в Биробиджане мне предстояло выйти из поезда, поскольку в город Советская Гавань я должна была въехать только в сопровождении родственника,  желательно имеющего такую же фамилию. Этот родственник должен был иметь на руках вызов и какую -нибудь убедительную причину для моего временного пребывания в городе.
А какую такую причину? Ага, вот-вот…То-то и оно!
В Биробиджане у Саши жили родители его жены Тани. Вот они-то и пришли меня встречать на вокзал.
Наступило утро, в восемь тридцать поезд подошёл к вокзалу города Биробиджан.



 Биробиджан встретил меня солнечным утром и пустой платформой.

Приглядевшись, я увидела в углу  неожиданную картину. В белоснежном фартуке, в белых нарукавниках  и метлой в руках, подметал платформу… необыкновенной красоты мужчина. Высокого роста, иссиня чёрная борода, локонами ложащаяся на фартук, одухотворённое лицо, печальные большие еврейские глаза…

Вспомнилось – самый короткий анекдот –« еврей-дворник «.

И  теперь этот нереальный образ – вот он, перед глазами, абсолютно реальный. Я вышла из вагона и тут же ко мне подбежали  родители сашиной жены Тани... Маленькая полная женщина, как настоящий колобочек,  и её муж. Мария Ивановна и Егор Николаевич. Мы обнялись и расцеловались.

Мария Ивановна сияла всем своим кругленьким  личиком, не спуская с меня внимательных глаз. Егор Николаевич торжественно взял у меня из рук нетяжёлый  чемоданчик и  мы пошли к ним домой. Мария Ивановна  начала   рассказывать, как они меня ждали, переживали, как девочка доедет, как Таня описывала меня и как они боялись, что не узнают.
Я пришла в восторг от её журчащей украинской речи, боясь чего-то не понять…
Мы подошли к их небольшому деревянному домику, спрятанному за деревьями такого же малюсенького садика. Город Биробиджан  совсем маленький, небольшие четырёхэтажные дома, типовые, много деревянных домов. Удивила  пустынность широких улиц, какая-то странная тишина и безмятежность здешней жизни.  Но самое поразительное было то, что везде… были…евреи!

Те самые, красивые мужчины и женщины, какие только и есть настоящие,  ветхозаветные, будто сошедшие с  иллюстрированной Библии. И такая тишина и непривычная по московским понятиям вылизанность улиц. Мы вошли в дом. Ударил в нос запах сырого дерева, низенькие потолки, чрезвычайная скромность обстановки. Подумалось, что время не коснулось быта этих людей.

Самое поразительное -  это то, что дом как бы врос в землю. Окошки находились на очень маленьком расстоянии от земли. В двух маленьких квадратных комнатах были только кровать, продавленный диванчик  и стол. Не было не только  телевизора, но и даже не было у них радио. Ни штор на окнах, ни скатёрочки на столе, ни книжки на полочке.В этом была своя прелесть, но я порадовалась, что мне не надолго предстоит здесь задержаться, только пока Саша не приедет за  мной. Мария Ивановна не скрывала  своего счастья.Мой приезд был для них таким большим событием!Я сразу окунулась в атмосферу такой безусловной  любви и признания, что мне стало неловко и как-то стыдно.
Моя мама говорила мне только о моих  несовершенствах.С утра и до вечера.Я ей очень верила. Хвалить и ласкать ей бы и в голову не пришло, в отличие от моей бабушки. Мама так и  говорила:«Да! Икону из тебя делать никто не собирается!». Бабушка была воспитана в другой идеологической атмосфере.То есть при царе, при старом режиме, когда началась Революция, ей было двадцать три года. Она делала из меня икону. То есть любила без памяти и не скрывала этого, не скупясь ни на ласку, ни на словесные поощрения.
Какая там икона… Позже я узнала, что не я одна была в таком духе воспитана.
Это было принято у поколения моих родителей. К ребёнку относиться как можно жёстче. Типа – ребёнок  – это дерьмо собачье, как-то так.И пусть будет благодарен за то, что его родили, кормят, одевают, обувают. И вообще.
И чем чаще ему об этом напоминать, тем он от этого будет  только лучше.
"Как закалялсь сталь" - настольная книга наших родителей...И мы  должны были готовиться в жизни стать все сплошь "павками корчагиными".
А здесь вдруг такой шквал любви, столько я про себя узнала замечательного.И про глазки, и про щёчки, и просто красавица, да ещё и умница. Конечно, я всё понимала, но было очень умилительно.
За стол мы садились в  тёмной  проходной комнатке. Мария Ивановна спускалась на своих распухших больных ногах в погреб и торжественно выставляла всякие соленья на стол. Начинался разговор о жизни.
Егор Николаевич с достоинством пропускал рюмочку и предпочитал отмалчиваться.
Интересно, что муж и жена говорили на разных языках.Он – русский, на чистом русском языке. Она – украинка, на чистом украинском. Я обожала её слушать, время от времени переспрашивая, если не понимала какое-то слово.   
К счастью, она была словоохотлива.
Усаживалась  напротив на стуле, подвернув свои распухшие ножки,  и говорила, говорила, делилась своими переживаниями. Она меня воспринимала как посланника из лучшего мира.
Из Москвы! Как же!
За три дня ожидания своего брата я узнала много такого,  о чём  даже  и не догадывалась. И меня это поразило не на шутку. Ведь историю в школе нам преподавали так, будто вся история нашей страны начиналась с 1917-го года. В выпускном классе мы бесконечно конспектировали  "Совещания коммунистических и рабочих партий"…и ленинские работы.«Апрельские тезисы», «Государство и революция», «Партийная организация и партийная литература» - эти работы желательно было знать наизусть.
На выходе никто из нас не мог уверенно объяснить разницу между Александром II и Александром III, не говоря уже о том, чтобы знать, как они выглядели.
Оказывается, родители Тани   оказались  в далёком Биробиджане  совсем не по своей воле. Вот этого я никак не могла понять.Их принудительно привезли сюда из Украины, из Черкасской области.
Зачем?!
Вот на этот вопрос у неё ответа так и не было.Рассказала, как «пришли и сказали:"Собирайтесь – надо осваивать Дальний Восток!"
Собраться  надо  было за  один  день.Буквально. Никто не смотрел – старики  ли, беременные женщины, дети ли грудные.Ехали месяц в поезде. Многие тогда заболели, умирали люди прямо по дороге.От потрясения, от ужаса,  от антисанитарии.Это было для них кошмаром наяву.Не все доехали. Пришлось оставить дом, землю, всё нажитое поколениями. Старший их сын, Иван,  ехал с ними, когда ему было три года.Это всё произошло в 1939-м году. От увиденных по дороге ужасов,  от  пережитого,   стал сильно заикаться,  потом совсем замолчал, на всю жизнь.

Говоря об этом, она не переставала улыбаться. Улыбка эта была вымученная и виноватая какая-то. Заканчивала фразу одними и теми же словами: «Ну, ладно, ладно, что уж об этом сейчас-то говорить!»

А Егор  Николаевич посматривал на жену неодобрительно и немного испуганно на меня.
"Ладно, Маша, не забивай девушке голову…что было, то было.
Я почувствовала, что здесь есть какая-то тайна, но вряд-ли я пойму эту тайну.
Да и кто объяснит?!
Без радио было непривычно.Мария Ивановна сказала, что электрика не допросишься прийти и что они так и смирились с этим. Чтобы восстановить радиоточку, нужно столько раз сходить в Исполком, столько заявлений написать.А с её ногами больными не хочется сидеть в очередях.Плохо одно – нет тёплых одеял.Мечта у неё была только одна – иметь тёплые, хотелось бы шерстяные, верблюжьи одеяла. Хотя бы одно. А то зимой уж очень холодно,а печка плохая совсем.Завидовала тем, кто живёт в панельных домах.
Но  в таких домах жили только местные начальники. Слушая её, я задумалась.  По телевизору говорили  только о счастье народа,  о  безумных свершениях, о том, что «всё для народа и его блага». А здесь – такие милые люди, такие чистые душой, труженики, таких детей вырастили, столько  горя пережили.
Пообещала обязательно прислать им одеяла. Верблюжьи. Какого  цвета вам бы хотелось?
Конечно же. Как же раньше – то  мы не знали. Что же не написали.
Позже мама моя, выслушав эту историю, возмутилась не на шутку :
"Ты совсем, Валька, жизни не знаешь!!!Вот, вырастила дочь!Какие верблюжьи одеяла?! Пойди, купи!"
Куда я пойду...Это был 1971-год.
Одеял в Москве уже никаких  не было.Тем более верблюжьих.Как и посуды.Но  их можно было выиграть по лотерейному билетику.Я,кстати, однажды так и выиграла. За тридцать копеек – верблюжье одеяло за сорок рублей. Очень тогда моя свекровь меня  похвалила. Так и сказала:
"Ох, ты же и молодец!"
И я гордилась. Зарплата моя в то время была сто шестьдесят рублей. Зарплата учительницы с очень большой нагрузкой…  Ну, это я так, к  слову.
Как-то вечером друзья Ивана пригласили меня покататься на моторной лодке, решили показать окрестности  города…  Я согласилась с восторгом.

 ПРИНЦ-ДВОРНИК

Часть II
       

   Мой старший брат Саша приехал за мной с женой и сыночком на следующий день.  Сколько же было радости!

Я ведь видела своего брата последний раз, когда мне было двенадцать лет! Красавец, спокойный, над высоким лбом - шапка  волнистых, густых, шелковистых волос цвета поджаренной корочки "Поляницы".   
Ни одного слова всерьёз, всё как-то с юморком, с подтекстиком.
 Отцовская манера.Мне тоже передалось, как я сейчас замечаю.
 Фамильное, наверное.
Его сыночка, Сашулю – Александра Четвёртого, как мы шутили,  я видела впервые. Ему было четыре года. Как ужасно,что нашего отца уже не было на свете, как же был бы он счастлив увидеть нас всех вместе!


В этот день  решили, что я пойду с Сашулей сфотографироваться на память.
Мне – восемнадцать лет, племяннику – четыре года.
Обмирая от нежности, я взяла малыша за руку и мы отправились на прогулку по городу. https://www.livejournal.com/inbox/
Город произвёл на меня очень приятное впечатление.
 Маленький и какой-то очень тихий, спокойный. Будто и народу там нет...
Подошли к киоску с газетами.
 Наивно спросила,нет ли чего-нибудь про Биробиджан? Из глубины стеклянного короба 
 высунулся и взглянул на меня с изумлением  очень красивый мужчина лет сорока пяти. Я поняла, что сказала что-то очень глупое.
Продавец спросил с детским любопытством:
"Девушка, вы откуда?"
"Из Москвы. "
"Вон что… Нет, про Биробиджан у нас нет ничего".
Продавец продолжал меня рассматривать,не скрывая своего интереса к такой странной покупательнице..

"Как жалко. А вы не подскажете, где у вас фотоателье?"

"А вот!Сразу за кинотеатром. Видите кинотеатр?"
Я отвернулась от окошка киоска, пряча своё восхищённое выражение лица под впечатлением от почти кинематографической внешности продавца, похожего на Ихтиандра из фильма «Человек-амфибия».
Подумала о том, что вот где все женихи –то для нас, оказывается, собрались.
В Москве столько красавцев на каждом шагу не встретишь, это уж точно.
И вдруг - я обомлела.
Передо мной стоял тот самый дворник в белоснежном фартуке и белых нарукавниках.
 И это нездешнее лицо.
И эти глаза из глуби веков. Лицо, сошедшее со  страниц Библии с иллюстрациями Доре. Изумление моё было настолько сильным,  ошеломительным, что я просто замерла на месте.Я просто стояла и смотрела на него, не стесняясь, не думая о том, что это не очень-то прилично для девушки – вот так стоять и рассматривать мужчину во все глаза.  Ужасно захотелось что-то сказать, что-то спросить, услышать его голос, встретиться взглядом. Мне было уже неважно,что он про меня подумает.
Каким-то  неожиданно чужим,  грудным голосом я спросила:
"Извините за беспокойство,  а вы не могли бы  мне подсказать, где здесь фотоателье?"
Продавец газет подался вперёд и высунулся в окошко.Он же вроде как минуту назад объяснил – вот, за углом, его  видно - вот кинотеатр, а рядом фотоателье. Странная  какая девушка - ей же только что объяснили. Вон он - кинотеатр.Как говорила моя мама - "А умнее  ничего спросить  не нашлось?"
Красавец –дворник взглянул  рассеянно на меня (наконец!:
"Фотоателье?Так вам же только что объяснили, кажется?"

"Дура,-подумала я про себя,-нашла что спросить".
И тогда, как с вышки в воду летя, я проговорила:
"Извините, а вы не скажете, как вас зовут?"
Куда уж откровеннее.
Мой принц- дворник посмотрел на меня  уже с любопытством, будто очнувшись:
" А почему вы спрашиваете?"
Ни мгновения не медля, я выдохнула:
"Вы мне очень сильно напоминаете  одного моего знакомого…"
"Опять дура!-сказал мне мой внутренний  цензор. Ага. "Знакомого" зовут Давид, а "папа" его - Микеланджело Буонаротти и "живёт" мой "знакомый" в Музее Изобразительных искусств имени Пушкина а Москве.
А вот этому "Принцу"  на вид лет тридцать. Взрослый. Сейчас он тебе скажет, сейчас-сейчас…  И про то, что неприлично девушкам заговаривать первыми с мужчинами, и что не ведут себя приезжие так, перепроверяя то, что им сказали киоскёры. Сейчас-сейчас, всё он тебе скажет   и на место поставит. Ненормальная. "К мужикам лезет",-сказала бы моя мама.

"Пойдемте, если хотите, я вас доведу до фотоателье". (Ого!...)
Имени  своего он не назвал. И моего не спросил.

Очень ему интересно на такую матрёшку, как я, смотреть.Вот радость-то!Напросилась. Да вот же оно, его ведь видно - это несчастное фотоателье. Что он подумает про меня?  Он же интеллигент. И тут я сморозила ещё большую глупость. Погибать, так  с музыкой.

" Извините меня, пожалуйста!  Я немножко боюсь одна, всё-таки я здесь впервые.  Я в гости приехала к брату , меня отпустили погулять с племянником, а я уже заблудилась, как чувствую… Решила сфотографироваться, а где здесь фотоателье –не вижу.…
Боюсь, пока я буду искать, ребёнок уже устанет..."

"Да, да, конечно!Ничего.Ну,вот и пришли".
Пришли, ясное дело. А то я не вижу. Ха!Идти–то  - сто метров.Сейчас он повернётся и уйдёт.И я больше никогда его не увижу.
Ну, ничего. Зато я теперь знаю, какой он – идеальный мужчина. Вот именно так он должен выглядеть, вот такое лицо, такой взгляд – снисходительно – внимательный и немножко пристальный. Такой голос, такая манера себя вести.  Проводил до места, повернулся и пошёл. Кошмар.Как видение.Оставил только в душе идеальный образ.Оххх…
В конце концов! Завтра я уже уеду из этого города, никогда в жизни больше здесь не окажусь.

"Извините ещё раз!"- окликнула я своего Принца.

"А вы не сказали бы, как вас зовут?"
Он остановился. Повернулся. Посмотрел на меня, на моего малыша.Уже с интересом.
Бывают же такие девицы.
Мы встретились взглядами… На меня смотрел Давид, перемахнувший за девять тысяч километров из Музея изобразительных искусств имени Пушкина прямо сюда, в этот маленький безмятежный городок на краю Советского Союза, в семидесяти пяти километрах от границы с Китаем.  Божественной красоты мужчина. Одним движением руки он мог бы поднять моего Сашеньку над землёй,  укрыть от ветра, защитить от палящего солнца,  устранить  любую угрозу. Но я бы побоялась даже приблизиться к нему.

Я ждала, что  он всё-таки назовёт своё имя. Но, правда, это уже не имело никакого значения.
Я знала его имя.  Приготовилась сама его произнести.
Мой Принц- дворник вздохнул.Понял, что так просто от меня не отделаешься.
"Зачем вам знать, как меня зовут?
Я поплыла…

"Хорошо. Меня зовут…"
И тут произошло невероятное.
Мы оба вдохнули и выдохнули, в один голос.
"Давид!"
Несколько секунд мы смотрели друг на друга,  обалдевшие от такого совпадения – мы произнесли имя одновременно.
Трудно представить себя со стороны, но  я уверена, что более глупого выражения лица у меня никогда не было в жизни, чем в эту минуту.
Я приоткрыла рот от восхищения и счастья.  Хотелось только одного - чтобы это продлилось как можно дольше – вот так стоять и смотреть друг на друга. Никаких слов было уже не нужно. Всё было ясно.
Я просто онемела.
Но сказать что-то было всё-таки нужно. Хотелось сказать только одно: «А что вы здесь делаете?» Вместо этого вопроса я пролепетала одними губами:
"Странно как…"
"Что - странно?"
"Ну, не знаю… Вы…такой…"
"Какой? Вам странно, что я… работаю дворником?"
"Да нет… Но…"
"Вы москвичка?"
"Да. А почему вы так подумали?"
"По вашей речи.Я же в Москве учился.Закончил МИИТ.
"Даааа?! А почему же…?!
Он снисходительно   улыбнулся.
"Я  здешний, я родился здесь. У меня очень мама болеет.И вообще. Я взял пять участков вместе с вокзалом – с моим дипломом столько не заработаешь… А так - всё-таки триста рублей ".
Давид виновато и немножко как будто испуганно бросил на меня быстрый взгляд.
Мой Принц, мой Давид  думал о деньгах. Фу.Нас так воспитали, что думать о деньгах - позор и обывательщина.Ужас. Микеланджеловский образ начал растворяться…
Я улыбнулась вежливо и мы попрощались.Стало так грустно, так обидно. Еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Вспомнилось мамино «Ты жизни не знаешь, Валентина».

На следующий день мы приехали в Совгавань .
Утром рано Саша ушёл на работу и я осталась одна.  Мечта моя начала сбываться наяву.
Советская Гавань
Советская Гавань
Находка


РАЗГОВОР С НЕБОМ

Часть III



Вышла я из своего «родного дома» немножко другим человеком. В трудные минуты жизни я всегда обращаюсь… к небу. Не задумываясь, правильно это или нет, я как-то  всегда была уверена , что существует нечто, или некто, видящее меня, читающее в моей душе, любящее меня… И тогда я вступаю в диалог, поглядывая вверх, заглядывая в невидимую, но существующую бесконечную глубину над головой, над Землёй…
-Ну, что?
-А что? Не знаю… Не очень пока понимаю…
-Ну, ты же хотела. Ты же так мечтала.
-Да. Думала, увижу моё родное, нежное, светло-зелёное  поле с одуванчиками жёлтыми, только бы увидеть, только бы добраться !Лягу, распластаюсь, вожмусь в эту землю, расцелую эти шёлковые,  пахучие солнышки цветов, залью нежностью взгляда верхушки дымчато-голубых сопок, вдохну до последней клеточки аромат дальневосточных ландышей, моих любимых цветов... Вот и окажусь, наконец, дома... И жизнь свою отдам этим людям, этому краю, сделаю всё, чтобы они были счастливы. Всё,  что только смогу и что от меня  может  зависеть…  Я ведь здесь родилась, я так люблю эту землю… Она – моя, а я - ей принадлежу.
-Вот как.  А как же там, в Москве?
-Не знаю.
-Там что - не земля, не твои близкие люди? И мать твоя – ты помнишь, как она заплакала, когда ты по лестнице спускалась, и друзья твои замечательные - они же тебе даже деньги на твоё путешествие собрали, а бабушка  твоя любимая-  ведь она живёт тобой. Ей даже не сказали, что ты уехала сюда, на край земли… А любовь твоя ? Неважно, что безответная. Это уж как получается.  Как с ними будет дело обстоять?
-Да. Понимаю всё.
-А ты… уверена?
- Нет, нет! Не надо этого вопроса! Я боюсь,я не найду ответа… Я не хочу его знать! Это слишком жестоко!
-Хорошо. Тогда иди и смотри. И вообще… Ты ведь уже взрослая. Думай сама, находи ответы на свои вопросы сама. Договорились?
-Да, конечно! Спасибо Тебе… Ты видишь всё… Я постараюсь быть… умной. Обещаю.
Года на два старше я стала за эти минуты, это я почувствовала почти физически. Смотря спокойно по сторонам, я пошла по направлению к детскому саду, как мне подсказали. Бывшего одноэтажного здания, выкрашенного белой извёсткой, уже не было, конечно. Но было совсем другое здание. И туда уже я зашла собранной и даже безмятежной,  без романтического трепета, взрослая ведь стала. Мне было интересно, застану ли я там людей, которые жили в те годы в Совгавани.   Заведующая оказалась милой женщиной с сильным украинским акцентом. Усадила меня в своём кабинете, разговорились. Как только она поняла цель моего визита, интерес к разговору угас.
-А я подумала - не на работу ли к нам? Но по речи уже  вижу, что вы нездешняя. Вы в гости к кому-то приехали? Ничего себе… Из Москвы… Ну и ну! Только в восемнадцать лет такие подвиги можно совершать… У нас ведь не хватает двенадцать  человек в штате. Мы с  ног валимся, так тяжело. Некому работать- то,  некому! Я сама киевлянка, мужа направили сюда, вот,  не дождусь, пока уедем…
-Скучаете по дому?
-Ну, конечно! А что здесь хорошего? В Совгавани этой?!
Меня как по щеке ударили.
-А я… я бы с удовольствием работала в детском саду. Пока диплома нет, если бы вы взяли меня.
Я с мольбой взглянула на заведующую...О! Если бы только она согласилась! Я в тот момент всё бы, наверное, бросила и осталась бы в Совгавани! В своём детстве бы осталась! Так я себе это в те дни представляла, отождествляя место и  время в своём сознании...Какая завораживающая, волнующая иллюзия!
-  Деточка! Мы бы,  может, и взяли, да ещё как взяли бы! Но вы бы сами не согласились так работать!!!
-Почему?
-Да потому! У нас в группе двадцать восемь человек детей! Вы знаете, что это такое?!  А норма – пятнадцать человек!
А  дети какие сложные… Редко, у кого отец есть. Да и мамочки не всегда помнят, где их дети находятся… Тяжёлый контингент… Не принять ребёнка мы не имеем права. Нам так и говорят – хоть сорок человек в группе! А зарплата -шестьдесят пять рублей. Кто же пойдёт.  Только те, кому уж совсем деваться некуда. Некоторые за еду работают… Нянечек вообще нет. Воспитательницы всё сами делают. Я дни считаю, когда мы отсюда уедем.
От страшной обиды у меня слёзы хлынули прямо в кабинете…
-Ну, что же вы плачете? А что  вы себе представили? Вы, наверное, мечтательная девушка. Идеалистка, я вижу? Так это же нормально.  А когда вы были маленькой, по – другому,  что  ли было?
Да, когда я ходила в детский сад,  у нас в группе  детей было действительно очень много. Но плохого чего-то я не помню. Мне нравилось ходить в сад. Воспитательницы были молодые женщины, как говорят, интеллигентные. Занимались с нами, как сегодня бы сказали, на очень высоком уровне. По маминым словам, много было людей из Ленинграда, Киева, Свердловска. Часто объявляли карантин и мы ночевали в саду.
-Нет, зря вы так себе представляете. Вы учитесь, у вас прекрасная специальность. Не создавайте себе сказок. Поживёте здесь с недельку – вы ведь  дней на десять дней, наверное,  приехали – по визе вроде в пограничном городе нельзя больше месяца- вот и увидите всё…
Вот и ещё старше я стала, лаже содрогнулась от своей наивности. Представила живо, как это может  со  стороны восприниматься. Опять вспомнилось мамино  сакраментальное «Ты жизни не знаешь!».  Но ведь отовсюду только и слышалось, только и говорилось о безграничности счастья народа, правда, одновременно воспитывали нас в готовности к невероятным трудностям и суровой действительности ожидающей нас реальной жизни. Вот такое несоответствие, о котором тогда не задумывались мы,  бывшие  ещё вчера школьниками… Жизнь представлялась ослепительно прекрасной, что естественно для такого возраста…
По дороге из детского сада я шла и ревела. Вспомнились и слёзы мамы, и я как будто почувствовала на себе внимательный взгляд ушедшего из жизни отца.
-Ну, что? Ты ожидала, конечно, увидеть в своём городе детства счастливых людей, их улыбки, все ходят по улицам в приподнятом настроении? Ага, твоя настольная книга в детстве была …ну, да - «Незнайка в Солнечном городе», знаем, знаем.
Отец никогда ничего не рассказывал о своей жизни.  Бывало, напивался, но так, чтобы соседи не знали. В нашей коммунальной квартире на три семьи его в таком состоянии никто не видел,а  уважали очень. В такие дни он сидел,  подперев  голову рукой, его глаза наливались кровью … Я страшно боялась  таких минут. Робко  спрашивала, правда, очень редко:
-Пап, ну что ты? Почему ты такой грустный?!
-Отвяжись!
-О чём ты думаешь?
-Сказано - отвяжись! Думать, дочь, надо. Очень много думать. Всё. Иди, занимайся своими делами.
 Вот и весь разговор.  Но он был прав.   Как-то институтская преподавательница сказала нам, что думать – самое трудно занятие в жизни. Как она была права! Сколько горя от того только, что люди не хотят или не могут думать. Сначала думать, а потом действовать…
Я вернулась домой с твёрдым намерением встретить брата роскошным обедом. Он мне оставил на журнальном столике трёххрублёвую зелёную бумажку со словами:
-Ты хоть сходи куда-нибудь, покушай… блинов каких-нибудь.
Конечно. Я приехала к любимому брату , он придёт уставший с работы, а я обед не приготовлю, а сама пойду  в столовую.  "Девочка,  называется!- сказал бы мой отец. Я же не «охрютка» ( отцовское словечко) какая-нибудь!
И я отправилась на рынок, предвкушая, какой праздник я устрою.  Сначала – на рынок в городе Совгавани. У автобуса на улице Школьной, где жил Саша, была такая вывеска на лобовом стекле «рынок». Повезло мне. С большой  сумкой через плечо  радостно зашла в салон, усевшись к окошечку. В автобусе кроме меня никого не было. Люди работают, понятное дело.  Прекрасное настроение вернулось.  Слёзы высохли.  В конце концов, ничего такого уж ужасного не происходило. Больно нежная, сказала бы моя мама.  Да, всё не так, не совсем так, как я себе представляла… Ну, и что же, ну, и что же… Вот приготовлю обед из трёх блюд, будем вечером сидеть с Сашей и  разговаривать. Всё обсудим, обо всём  друг другу расскажем. Он мне всё объяснит – как они живут, про отца вспомним. Расскажет, наконец, почему так получилось, что он остался здесь, а мы вернулись в Москву.   Я начала  всерьёз об этом задумываться недавно… уж очень  странно было. Буду уговаривать уехать в Москву.  Какой же Саша у нас  замечательный! Счастье иметь такого брата. Жаль только, что живём мы в разных концах света по-существу… Абсурд  какой-то!   
А какая прекрасная у него жена! Жаль, что осталась с Сашулей у родителй в Биробиджане… Ну, ничего. Спросила у водителя автобуса, доедем ли до рынка… Он как-то странновато посмотрел на меня:
-Какого рынка?
- Ну, где можно продуктов купить… Мяса, овощей, молочное что-нибудь…
Водитель как-то ещё раз изумлённо взглянул, сдержанно усмехнулся.
Прижавшись лбом к стеклу, я   с восторгом   стала рассматривать вид из окна автобуса… Я ехала по городу своей мечты всё-таки.
(продолжение следует)




СОВЕТСКАЯ ГАВАНЬ
 
Год 1971.   
 
Прижавшись к окну автобуса, я закрыла глаза.

Вот я и в своём городе… В своём детстве? Кто знает?
Небо. Небо знает всё про меня.
Хорошо. Поговорим.
-Ты всё видела?
-Кажется, всё.

*   *   *   *    *    *    *    *    *   *

Я ведь даже была в том самом Доме культуры, с удивлением обнаружила перед ним памятник Ленину на высоком постаменте. Мы туда бегали смотреть кино совсем маленькими. Взбегали на сцену, когда шёл фильм и хлопали по экрану ладошками. Думали - дотронемся до тех, кто там, в кино, они почувствуют, что мы  по ним хлопаем, развернутся и сойдут к нам с экрана прямо в зал.Думали, они же настоящие, живые, только находятся почему-то за белым полотном экрана, по ту сторону.А попадают они на экран по лучу светящихся танцующих пылинок, выходящему из квадратика окошечка в стене под потолком.. Там ещё киномеханик сидит на высоком стульчике. Мы к нему тоже бегали, посмотрели, где он там сидит. Только вот как же так всё происходит? Непонятно нам было. Мы там увидели фильмы  «Тайну двух океанов», «Бродягу» с Раджом Капуром и «Стрекозу» с Лейлой Абашидзе. А ещё нам показывали детский киножурнал  «Хочу всё знать» с Мурзилкой, раскалывающим  грецкий орех – символ мудрости и знаний. Когда я увидела мультфильм  "Мурзилка на Луне", твёрдо решила стать астрономом. Но вот на сопках ещё не была. Мы туда отправимся с братом, он возьмёт меня  с  собой на рыбалку с ночёвкой.Обещал уже.

*   *   *   *  *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *

-Я не об этом. А что ты хочешь  ещё увидеть?

-Ты же знаешь.

- Надеюсь, ты понимаешь, что всё это – образы, образы… Ты сама их создала.

-Да.Но всё-таки.Именно так я себе это представляю.

-Как? Вот «именно так»?

-Не в буквальном смысле слова, конечно.Но… по ощущениям.

-Угу..Расскажи. Как?

- Встречу с МОИМ  человеком? Как представляю? Вот…  так.

  …Уйду в лес свой родной, выйду к сопкам. Окажусь на всей этой Земле моей любимой, под небом звёздным и никого вокруг, одна на весь свет…

Наобнимаюсь со всеми кедрами, елями, берёзками тонкими, нагуляюсь на всех полянках  встретившихся, нацелуюсь со всеми тёмно-зелёными тугими листочками моей ягоды , надышусь ландышами, искупаюсь во всех поющих лесных ручьях, разнежусь в пружинящих шёлковых  голубоватых мхах, наемся брусники и земляники лесной, наговорюсь досыта с совушками и кукушечками, распою все свои песни задушевные, натанцуюсь, накружусь в  этих соснах… и усну под вечер под разлапистой душистой елью… Спать буду долго. Но однажды, в  ночь перед  рассветом, проснусь. Надо мной – только свод неба  бескрайний, только тающие звёзды. Предчувствуя восход, прислушаюсь, вожмусь всем телом в траву и почувствую, как гудит Земля.

И вот загудит Земля и океан застонет. Подниму я голову…

Увижу ЕГО. Он появится как облако. Будет ступать мягко по земле, а там, где ступит – там озеро  и поляны цветущие… Плечами поведёт – и струящейся дымкой стекают с его плеч реки, а в развороте плеч – эти леса и эти сопки… Из облака проступят очертания его фигуры. Он весь в парче из созвездий, а на голове – нимб из роя бабочек златокрылых.Они ослепят меня своим сверканием в лучах солнца восходящего. Увидит ОН меня, протянет руку и подхватит, и поднимет к груди своей. Я обниму его. Он скажет:
-Я знаю всё про тебя. Вот мы и вместе. Знаю,что ждала,а я ещё больше ждал.
Я пришёл за тобой.

И больше слова будут не нужны. Никакие.

Он понесёт меня над  сопками, над реками, над полями… Мы увидим нашу Землю далеко –далеко… Мы будем во всей Вселенной одни. В глазах его будут отражаться  Галактики и мне не нужно будет даже оглядываться по сторонам, чтобы  знать направление нашего движения. Мы будем лететь по Вселенной, наши сердца будут биться в одном ритме, мы будем единым целым… И не будет счастливее нас во всём этом мире, границ не имеющем…

Я дождусь его, я ведь в этом мире появилась и для этого тоже…

-Понятно. Ты это так себе представляешь.

-Дождусь?

-Дождёшься. Только это будет… очень не скоро.Очень долго придётся ожидать.
-Согласна.
-Ну, раз так… Тебе придётся  очень много пережить и много прожить. Но ОН встретит тебя. ОН ведь тоже тебя ждёт и ты ему нужна. И всё будет так, как ты знаешь. Иди. Живи.
    *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *   *
Я открыла глаза. За окном начал накрапывать дождик. Мы подъехали к конечной остановке автобуса. Водитель вышел из кабины и начал что-то искать под капотом, поглядывая искоса в мою сторону. Ему было интересно за мной наблюдать.

Передо  мной оказалось чистое поле, незасеянное, уходящее далеко к самому горизонту. Брошенная земля, не нужная никому. На том поле, вдоль  незаасфальтированной  дороги, стояли врытые в землю некрашеные длинные деревянные столы. То ли как прилавки для рыночной  торговли, то ли как трибуны стадиона. В конце одного стола видна была  фигура человека с небольшим мешком. Оглянувшись по сторонам, убедившись, что никого не было вокруг, я направилась к  вероятному продавцу этого странного рынка. Крепкий мужчина лет  пятидесяти, в охотничьих сапогах с отворотами, брезентовых штанах и замызганной тёмно-синей  болониевой куртке. На голове была натянута малиновая вязаная шапочка с белыми полосочками, типичная  для конькобежцев пятидесятых годов. Он не сразу отреагировал на моё появление, погружённый в свои мысли.

Я улыбнулась, поздоровалась.

-А Вы не могли бы подсказать мне, где тут рынок? Вот, остановка конечная так называется, я здесь не знаю ничего, а мне бы продуктов купить…

"Продавец" будто очнулся. Его испуганное лицо меня напугало не меньше. Я совсем растерялась. Схватив свой немудрёный мешок, он начал трясти его передо мной, искательно заглядывая в глаза… Внутри его скарба находился вяловатый зелёный лук, перевязанный катушечными нитками по три пёрышка. Пальцами показал цену – пятьдесят копеек. Сердце моё ёкнуло. Я пожала плечами и повторила вопрос. Продавец зелёного лука сунул руку в карман и достал оттуда помятую школьную тетрадочку . Химическим красно-синим карандашом накарябал быстро «Я глухонемой». Стало не по себе. Тогда я взяла его карандаш и нарисовала в тетрадке кусок окорока, бутылку молока, пачку сливочного масла, пакет муки, кочан капусты и морковку, поставив рядом вопросительные знаки. Продавец сначала рассмотрел мой рисунок, потом начал рассматривать меня. В его лице появилось выражение затравленности и мольба. Он замахал руками крест-накрест, затряс головой, переминаясь с ноги на ногу. Ясно стало, что он решил, что это издёвка какая-то, глупая  шутка.Глухонемой продавец обернулся на автобус, схватил мешок с луком, но не ушёл… а просто перешёл к другому столу. Повернулся ко мне спиной. Я сообразила, что веду себя бестактно,но всё-таки  сунула ему рубль в карман и он мне протянул два перевязанных пучочка.

Хлеб в то время стоил шестнадцать копеек, молоко – тридцать копеек литр, мясо –два рубля двадцать копеек килограмм, сливочное масло -три рубля шестьдесят копеек килограмм, самое лучшее,  вологодское - три рубля восемьдесят копеек, но его где купишь? Какой дорогой лук, оказывается.
Водитель автобуса подождал моего возвращения, запрыгнул в кабину и завёл мотор.
-Откуда ты, красавица?
-Из Москвы.
-Ого!  Я так и понял. К кому приехала?
-К брату.
-А он, что, не объяснил тебе, какие у нас тут рынки да базары?
-Не успел.
-Нну!
Дальневосточники вместо "да" часто говорят "ну", мне так нравится эта манера…
-А твой брат военный?
-Нет. Он на заводе работает.
-Ну. Значит – рыбачит. Семью кормит. Ну.
-Да, он рыбалку обожает. Своей жизни не представляет без неё. Потому и в Москве жить не захотел.
-Ну. Мы тоже без рыбалки свою жизнь не представляем,- усмехнулся водитель. Разговор на этом был закончен. Теперь я уже точно знала, что мне предстоит узнать нечто такое, о чём я и подозревать не могла…  Но что? Перед глазами проплыли телевизионные картинки о том, как всё в нашей стране колосится и  как заполняются закрома… Счастливые лица тружеников, бесконечные рапорты о достижениях… Мне стало стыдно перед братом, его женой, четырёхлетним Сашулей… Почему? Мы же родные, почему так по-разному живём? Как такое может быть? Не должно быть такого, ох, не должно. Да, я не ходила почти в магазины за продуктами, весь день я работала, а каждый вечер – институт, дома практически только ночевала. После того, как не стало папы, прекратились супы да борщи, котлеты и жареные куры. В нашем холодильнике ЗИЛ, купленном «по большому блату» в кредит– самом дорогом предмете мебели в нашей квартире, гордости моей мамы, всегда аккуратненько лежали  два ванильных  сырочка за пятнадцать копеек и три яйца. Да  мне и не надо было больше ничего – треугольный пакет молока за шестнадцать копеек, да булочка –«калорийка» за десять копеек на обед – и нормально. Но это я, семнадцатилетняя девушка. А ребёнок, а работающий мужчина? Вот она – та самая жизнь, о незнании которой предупреждала меня мама? Весной мне захотелось  светлый польский плащ, тогда они были очень в моде в Москве, мама мне сказала:"Хочется? Заработай".Вот я и устроилась на почту разносить газеты. В 5.30 начало работы, в 8.00 – свободна. Отлично!Очень романтично. На плащ всё равно не хватило, я заработала за два месяца работы всего пятьдесят рублей, но плащ был куплен. А вот на зимние французские сапоги  пришлось зарабатывать мытьём пола в булочной в доме, где жила сестра матери, у Белорусского вокзала. Правда, карьера уборщицы бесславно закончилась ожогом ноги кипятком из ведра с каустической содой, но зато какая я взрослая и самостоятельная!

Почему дальневосточники, среди которых преобладают мужчины, живут так трудно? Вопросы множились, ответы намечались, но как же не хотелось их озвучивать! Почему? Ответ предполагает решение вопроса. А какое может быть решение ?  По поводу решения  я точно ничего бы не придумала.

Я вышла пораньше из автобуса и  пошла вдоль   улиц  города… Он тоже был совсем небольшим, этот мой родной город, моя Советская Гавань. На улице народу было совсем немного, но  среди мужчин попадалось много нетрезвых.  Я присмотрелась. Нетрезвыми были… все мужчины, все без исключения! Значит, эти люди уже точно ни на какую рыбалку не поедут, почему-то подумалось мне… У меня стали обнаруживаться  проблески аналитического мышления. Следующим днём была суббота, мы с Сашей собирались в двухдневный поход…
Оглядываясь то и дело  на тёмно-синие сопки, окаймляющие город в нежном тумане - как я мечтала об этих минутах! я стала тихонечко напевать:
Летняя ночь светла, тёплая как зола
Так незаметным шагом до окраины я дошла…
Вспомнились фильмы «Рано утром» с замечательной песней в исполнении Эдуарда Хиля,  фильм «Первый троллейбус» с потрясающим Олегом Далем… Мы воспитывались на таких фильмах, готовы были сорваться и уехать в "голубую даль", чтобы работать от зари и до зари, лишь бы люди были счастливы… Но всё-таки, почему все встречающиеся мне по пути прохожие, все мужчины – пьяны? Время ещё обеденное, как странно…  Или – ничего особенного в этом нет? Или – я опять "не знаю жизни"? Незаметно я оказалась перед своим домом, напротив которого была та самая столовая, которую мне посоветовал мой умный  Саша. Да, пожалуй, надо сперва пообедать.  Я ещё не знала тогда , что понятие  «обед» у дальневосточников  совсем не соответствовало моему тогдашнему представлению  об обычном обеде , не говоря уже о том, что как раз с этим были очень большие проблемы… 
Одним словом,надо жить.
Но об этом – позже...
Намного позже.