Был удивительно тёплый сентябрь 1978-года.
Учебный год начался как-то очень удачно.
Мне дали пятый класс, любимый возраст, «пятачки».
…Дети в этом возрасте ещё открыты, но как ярко уже видны характеры будущих личностей! Их сердца принимают окружающий мир восторженно и доверчиво, ожидая от жизни только добра, только радости, только тепла, безусловного принятия и понимания.
Жизнь в детях этого возраста бьёт ключом, а счастье бытия заражает окружающих своей победительностью в каждом жесте, каждом слове.
Эти почти всегда смеющиеся лица, благодарные взгляды, открытые улыбки, солнечными зайчиками играющие на ещё совсем детских лицах.
Нагрузка у меня была очень большая - двадцать четыре часа, классное руководство и продлённый день.
Работала я в моей родной французской школе, которую закончила в 1970-м году.
Во второй половине дня я прыгала с детьми через верёвочку – «куколка-балетница, воображала-сплетница», сидя на корточках, крутя внахлёст и со свистом резиновую скакалку по кругу под ногами, перепрыгивая через неё, стараясь попадать в такт рифмованным строчкам.
Побаливал живот, но я не обращала внимания, думала, что надо зарядку делать и гулять побольше.
Поменьше за книжками сидеть. А когда гулять с такой нагрузкой? Может, смена времени года, может, съела что-нибудь не то в школьной столовой? Обычное дело.
Но вот вдруг появилось ощущение, что внизу живота находится кирпич.
В Москве было только одно место, где можно было сдать анализ на наличие "ХГ" – « мышки».Так называли тогда тест на беременность на ранних сроках.Считалось непозволительной роскошью(баловство одно!)и этот тест стоил денег.
Университетский проспект, дом четыре. Платная поликлиника.Туда ехали со всей Москвы и других городов, очереди занимали накануне с вечера, и стояли всю ночь, прячась от холода по подъездам, кто как, кто где, но выстаивали.
Я приехала туда к шести тридцати утра. Все дворы соседних с платной поликлиникой домов были заполнены женщинами, мечтавшими получит ответ на едва ли не главный вопрос своей дальнейшей судьбы.
Риск не попасть, не сдать на проверку свой анализ, был очень велик, но я почти падала, так хотелось спать.Забрела в соседнюю парикмахерскую и легла там прямо на стулья в коридоре, мне уже было безразлично, что могут про меня подумать. Меня согнали со стульев,не знаю уж, как и выдержала.
Самое обидное, что на бумажке с результатом теста был поставлен штампик "СОМНИТЕЛЬНО".
Прошло ещё две недели, а боль в животе не утихала, становилась всё менее терпимой.
Врач-гинеколог, пожилая женщина, осмотрев меня в кресле, села за стол и пробормотала спокойно и бесстрастно, будто самой себе:
«У тебя, деточка, пять недель беременности»…
Я несколько секунд держала эти слова в голове, боясь поверить в их реальность, боясь переспросить.На мгновение показалось, что я как бы вылетела из этого кабинета и воспарила над деревьями за окном. Сказать, что я мечтала о ребёнке – не сказать ничего… Всю свою сознательную жизнь я как бы готовилась к этому самому главному событию моей жизни… и вот – я слышу эти слова!Такие долгожданные!С кресла я сошла совершенно другим человеком… Перемена произошла молниеносно.Просто совершенно другая личность.Одно дело – я сама по себе.
Но совершенно другое - во мне есть жизнь ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА, моего ребёнка.Это счастье не сравнимо ни с чем.Мне жаль, что мужчинам это не дано испытать.
Врач сказала, что мне обязательно нужно лечь "на сохранение" . Есть угроза, учитывая мою профессию. То есть, прыгать через верёвочку с детьми в таком положении нельзя.Категорически. А я прыгала.
На следующий день мы с мужем приехали в Роддом номер один, находившийся за мостом у метро Электрозаводская.
До этого я читала в журналах «Здоровье» о прекрасных родильных домах, где работают опытнейшие врачи, об особых условиях, созданных там для будущих мам и новорождённых детей… Что-что, но вот уж родильный дом – святая святых.А как иначе может быть?!
Надо сказать, что мы жили в те времена как бы двойной жизнью.
Реальность была одна, а информация об этой реальности была совершенно другая.Общество как бы постоянно гипнотизировалось: «Вам хорошо, вам очень хорошо, вам просто отлично!» И так хотелось верить этому. А то, что виделось, слышалось ,переживалось - считалось очень временным и субъективным.
Так и жили.
Случился у меня как-то приступ аппендицита.Привезли в больницу №19 на Красной Пресне (1972 год), поставили капельницу, положили на носилки из рыжей клеёнки, потом опустили их на метлахскую кафельную плитку у лестницы и… забыли.
Пролежала я так часа два, напрасно стараясь привлечь к себе внимание, как будто я здесь оказалась непонятно почему и вот, лежу на холодном полу,на проходе, неизвестно по какой такой причине... Будто на вокзале я оказалась, в зале ожидания. Мне это дело надоело и я просто вырвала иголку и убежала. Так романтично! Будет что подругам рассказать! Была уверена, что позвонят, будут искать (из больницы сбежать - приключение всё-таки!), но никто так и не позвонил, искать не бросился.То есть...Ладно, если обо всём задумываться...Моя мама так и сказала:" А как ты хочешь, мил-моя , это жизнь… А ты её не знаешь… Думаешь, ты нужна кому-то? Никому, кроме матери!Обошлось, и слава Богу!"
Страха особого перед больницей у меня не было - у нас в семье слово "врач" равнялось слову "бог". Этот эпизод не произвёл на меня тогда особого впечатления, потому что мне было 19 лет и море мне было точно по колено.
А вот родильные дома, я была уверена, должны быть идеальными - ещё бы не хватало!Чтобы они не были идеальными !Это – святое. В журнале "Здоровье" так и пишут, что государство, мол, заботится и всё берёт на себя.Я верила.Как не верить? Тем более - в хорошее.
Верить в хорошее вообще легко.Что-что, но уж это самое главное - вера.
Роддом оказался буквально руинами и я дёрнулась назад, когда мы с мужем его увидели.Но это были не руины, а восстановительные работы.
Внутри всё было иначе и я успокоилась.
Трёхэтажное старинное здание ещё довоенной постройки. На втором этаже- патология. Сохранение беременности. Всё отделение - сорок три женщины, три палаты. Две очень большие, как физкультурные залы, и одна маленькая – на четверых.
Счастье осознания того, что у меня будет ребёнок, было настолько ошеломляющим, что верилось в него с трудом.
Мне всё казалось, что – отнимут. Скажут, что ошиблись, мол, извините.
Меня так воспитывали – то, о чём мечтаешь или хочешь очень-очень сильно – вот этого-то и точно не будет. Так и говорили –приговаривали:
" Мало б что б тебе хотелось… Ты жизни не знаешь!"
В палату, где находилось двадцать восемь женщин, утром пришли на обход врачи – молодые мужчины, человек восемь. Среди них было несколько грузин. Когда очередь дошла до меня, я, стыдливо натягивая одеяло на себя до подбородка, прошептала :
« Доктор! У меня вопрос! А это правда, что... ну...что... я беременна?»
Люди в белых халатах разом замолчали и уставились на меня как по команде.
В огромной палате воцарилась тишина и все женщины тоже повернули головы в сторону моей кровати.
Как только они-то услышали наш разговор?
- А почему вы спрашиваете?!- нервно сглотнув слюну, уставился на меня молодой грузин. - Такой вопрос я слышу впервые за семь лет работы...
-Ну, я не знаю… То есть, я всё понимаю, конечно, понимаю, что это так может быть… Но....ммм... только… если я и беременна, то, наверное, слегка совсем …
Я думаю, что я чуть-чуть ...только … беременна. Вдруг, ошибка, мало ли?!Бывает, наверное, такое?
Именно такие слова я произнесла.
Железные панцирные сетки кроватей заскрипели и треснули все разом, колокольцами застонали от зазвеневшего женского хохота, а врачи, как по команде, отвернулись, втянув головы в плечи, зажмурившись от смеха, только спины их в белых халатах затряслись...
Под жалобные взвизгивания скрипучих матрасов я ещё пыталась объяснить, почему я так думаю, но врачи уже приседали, схватившись за животы от хохота и слушать ничего не хотели.
Мне стало обидно. Вот это да! Нашли причину для смеха. Им хорошо смеяться, они не беременные. В моей-то голове был штампик "СОМНИТЕЛЬНО"! Лежи тут и сомневайся. И спросить не у кого. Когда они ушли, я вступила в разговор со всей палатой, желая объяснить, почему я пришла к таким умозаключениям. Хохот и повизгивания продолжались ещё полчаса и женщины начали меня умолять закрыть рот и перестать рассказывать им сказки.Обозвали Шехерезадой. Но всё-таки задавали то и дело вопросы, а я отвечала искренне.
Каждый ответ сопровождался взрывом смеха.На нас обратили внимание.
Зашли другие врачи и спросили, что за цирк такой у нас происходит.
Беременные, постанывая и держась за животы, показали на меня пальцем и выкрикивали, давясь и взвизгивая от хохота:"Уберите её немедленно! Она нас смешит! У нас из-за неё выкидышы будут!"
*********************
Меня перевели в маленькую палату в тот же день.
В этой уютной комнате нас было всего четверо: три молодые, очень славные женщины, и я. Одна их них была Надя, журналистка из Владивостока,родственная душа.Мы с ней сразу же решили выпускать юмористическую газетку для всего отделения под названием «Патологический листок» под лозунгом «Даёшь среднюю струю в узкое горлышко бутылки!»
Надя была остроумна от природы и мы были опасны друг для друга, потому что хохот не прекращался уже до глубокой ночи.
А беременным слишком много смеяться тоже нехорошо.
Первым сюрпризом для меня в этом роддоме было то, что там практически не кормили.Совсем.Считалось, что беременной женщине «есть кому принести»… Так и было.
Специальная нянечка приходила для того, чтобы разнести передачи.
Телефон был один на всё отделение, разрешали разговаривать с восьми до десяти вечера, давая понять, что и это баловство могут отнять в любую минуту, что оказывают нам величайшее одолжение.Очередь на телефон занималась с обеда, говорить можно было не более трёх минут. Но вот самым неприятным было то, что врачи ничего не говорили и не объясняли. Лежишь и лежи.Помалкивай.Не ты первая в таком положении.Задавать вопросы врачу считалось признаком глупости и непростительным нахальством.Не принято было разговаривать с врачами, они там не для того находились, чтобы вступать с нами в разговоры. Им некогда всё время. Женщины сами рассказывали друг другу всякие страшные истории, делились знаниями и приговаривали:«Ладно! Умереть не дадут!»
Почитать что-нибудь на тему вынашивания ребёнка, а, тем более, ухода за новорождённым , было негде. Единственный источник знаний – журнал "Здоровье"
И опыт старшей женщины в семье.Я съездила специально на Фрунзенскую, в единственный в Москве магазин «Медицина»,купила там толстенный учебник по акушерству и гинекологии.Прочитала его по диагонали и отложила в сторону.
Читай- не читай, а что будет, то и будет.
И вот этот день настал.
Главный день в жизни каждой женщины.
За две недели до этого дня я пришла в какое-то необычайно спокойное состояние.
Думала- чем ближе, тем тревожнее и страшнее, а получилось- наоборот.
Необыкновенно ясное, умиротворённое состояние, какое-то разлитое ощущение блаженства во всём теле.
Днём я пошла прогуляться по улице Горького - на эти две недели мы переехали к тёте,маминой сестре, которая жила напротив Белорусского вокзала, потому что у нас не было телефона, а у неё был.Ярко светило апрельское солнце, запах свежего асфальта, раскатываемого у дома.
Я напевала "Аve Varia", пытаясь представить моего будущего ребёночка, представить, что будет, когда я уже совсем скоро его увижу.Шла себе и шла по улицеЮ погружённая в себя и невольно улыбаясь своим мыслям...
У Маяковской пришлось вернуться.
Нарастало очень странное чувство-ощущение … как будто невесомости, как будто меня приподнимают, как Винни-Пуха, над землёй, будто я прикрепляюсь к какому-то воздушному шарику…
Наступала ночь.По телевизору начали показывать концерт группы АВВА. Это означало канун Пасхи.Накануне Пасхи всегда показывали что-нибудь такое, чтобы отвлечь молодёжь от всяких "глупостей".
В те времена телевидение прекращало вещание к двенадцати ночи, людям всё-таки на работу вставать утром, а тут было послабление.
Я смотрела концерт не очень внимательно, пританцовывая в такт музыке, кружа по ковру, прислушиваясь к своему удивительному состоянию. Так странно- ни стоять, ни сидеть, ни лежать не могу… а хочу подняться куда-то вверх… буквально прижаться к потолку… Потолок впервые показался мне уж очень низким, раздражающе низким, неприятно низким...
Времени было уже около двух часов ночи и я прилегла на бабушкину высокую кровать с двумя перинами.
И вдруг - тук!
Стук, именно глухой стук. Внутри меня.
Этот звук внутри… Неожиданно , вдруг полилась тёплая чистая вода…
Головка ребёнка ударилась о кости малого таза и прорвался плодный пузырь.
Началось… Вот оно…!
Собралась вся предельно.
Внимательна и торжественна…
Как хорошо, что я в бабушкиной кровати!
Моей такой любимой и родной, такой добрейшей и так любящей меня бабушки…
Всё будет хорошо и это даже символично…
Позвала тётю Таню..
Она побелела и деланно, дрожащим от волнения голосом начала приговаривать:" Ну, ну...Ну, вот и хорошо… Всё так и должно быть… Сейчас, сейчас… Вот, надеваем гольфы... Ты уже их приготовила...Скажи только, может,ещё что–нибудь нужно?"
Всё уже давно было готово, конечно.
Зашёл в комнату муж...
Стараясь не показать волнения, тоже зачем-то спросил, чем помочь…
Я виновато ответила :
-Ну, вот… Не дала я вам концерт досмотреть… Когда ещё покажут...
Скорая, тряский и дребезжащий микроавтобус, приехал минут через двадцать.
Приехали. Роддом имени Грауэрмана. Знаменитый.В самом центре Москвы.
Представлялось мне, что сейчас меня встретит ласковый врач, приободрит, вокруг будут сёстры в белых халатах с добрыми лицами, и всё будет нормально.
А я уж постараюсь.
Начиталась статей в журнале "Здоровье" и верила, что всё так и будет.
Завтра уж точно я увижу.
Его. Или её.
Муж имя нашего будущего сына назвал сразу, как только я ему объявила о том, что у нас будет ребёнок.
Имя девочки не обсуждалось.
Нет, такое счастье невозможно пережить.
Как бы сердце не разорвалось!
Роддом имени Грауэрмана – стариннейшее здание в начале Калининского проспекта… В этом роддоме родилась сестра моей мамы, сохранилось письмо бабушки, в котором она пишет свой матери, как Алёше, её мужу, было трудно найти лошадей в этот мартовский день, потому что мостовая была залита растаявшим снегом.
Высоченные потолки, 7 метров, кажется, огромные, очень высокие окна. Было что-то мистическое в этом здании.
Тяжелые двери открылись и меня передали с рук на руки с сопроводительными документами.
Я поднялась по ступенькам одна и вошла в кромешную тьму тесного коридора.
Стою одна, муж остался внизу.Ему не разрешили идти дальше.
Через какое-то время в приёмную комнату вошла заспанная пожилая женщина, хмуро взглянула на меня и взяла медицинскую карту. Она не произнесла ни единого слова.
Я спросила :
- Раздеться можно?
Молчание.
-Щас посмотрим, может, и не примем ещё… Сразу ей прям раздеться!Ишь, какая прыткая!
Она ушла куда-то в глубь, вернулась с тёмно-бурым халатом и мужскими клеёнчатыми тапочками в руках…
- Давай, раздевайся!Иди в душ,вот тебе пелёнка, вытрешься ею, но не бросай, на ней и рожать будешь… Нет у нас столько пелёнок !
И вообще… Чой-то ночью-то привезли… До утра не могли потерпеть?!
Про романтические совпадения с бабушкой и местоположение роддома я забыла мгновенно, но приготовилась повиноваться.Воспитание пригодилось.
Я вошла в предродовую палату, крошечную, без окна, смежную с родильным залом.
В этой палате стояли три железные узенькие коечки, две рядом и одна в углу. Коечки были свободны, а в углу лежала женщина-армянка.
Вошла я в эту предродовую палату с благоговением, тихо сияя счастьем.
У меня ничего не болело.
В ту же секунду я увидела ярко-жёлтый электрический свет родильного зала, кусок белой кафельной стены.
Боком к проёму стояла очень крупная женщина лет 50-ти, похожая на Ивана Поддубного, силача и артиста цирка. Её лицо было свекольного цвета, чёрные волосы широкими полосками прилипли к щекам.
В руках она держала большой жёлтый эмалированный таз, прижимая его к своему животу, как щит. Но самое ошеломительное, что она почему-то жутко орала густым басом какие-то проклятия, так, будто перед ней был кто-то виноватый и этот провинившийся никак не понимал её приказов.
В первое мгновение мне показалось, что идёт какая-то страшная драка или скандал…
Она выкрикивала матерные проклятия, а, поскольку мне не было видно, кто там был перед ней, я решила , что происходит что-то связанное с прорывом канализационной трубы или батареи.
Но происходили роды.
Роженицу видеть я не могла и это было моё счастье.
Потом раздался нечеловеческий, а, точнее, какой-то жуткий, звериный крик… и... вскоре всё затихло.
Акушерка начала громко и смачно, с матерком, отчитывать роженицу, ругая её за то, что та чего-то там неправильно делала.
-Чоарёшь, дура!!! Карррова!!!Замолчи щажжже!! Ох, и надоели мне эти бабы –дуры!!
Ни хера не умеют дышать… Как ребёнка-то будешь растить, карррова ты недоенная!!!
Почему-то подумалось, что я никогда до этого не слышала тех выражений, которые так и сыпались из акушерки –Поддубной.
Ах, вот она, жизнь, оказывается, какая ...Настоящая...
Вот о чём мне мама всю жизнь твердит...
Я молилась внутренне о том только, чтобы услышать крик ребёнка. Но там настала странная тишина...
Ко мне подошла пожилая акушерочка с гранёным стаканом в руках. В стакане была какая-то маслянистая прозрачная жидкость с пузырьками, без запаха. Пожилая пухлая женщина с равнодушным видом помешивала её деревянной палочкой.
Я спросила , что это такое.
Она с лёгким раздражением ответила:
- Не хочешь – не пей.
И повернулась, унося стакан с вазелиновым маслом …
-Нет, нет! Что вы, что вы! Давайте, я выпью, если так надо…
Я выпила залпом весь стакан и, как ни странно, ничего особенного не почувствовала.
Хорошо, что я не знала в тот момент, что это такое.
С этой минуты про меня как бы забыли.
Сделали какой-то укол и я заснула. Очень была рада, что роды, кажется, начнутся, когда ночь уже пройдёт.
Больше всего я боялась родить ночью.
( продолжение следует)