ИСПЫТАНИЕ НАДЕЖДОЙ
Две побочные напасти следуют за лихими летами – вши да тяга к переселению, называемая ныне миграцией. Срываются люди с обжитых мест, бросают дома, квартиры, вещи и едут, едут, едут… Куда? Куда, не суть важно. Зачем? За тем, – за удачей и счастьем. Зачем же еще? Там, в неведомых доселе краях их ждет… Кто их ждет? Бывает, всего лишь надежда на эту самую удачу. Но случается, что не только она, а и такая же непоседливая родня, которая насмелилась переехать чуть ранее. Так было и в первые послевоенные сороковые. Кто-то ехал на Восток, а кто-то, наоборот, на Запад, в порушенные войной села и города России.
«Дневальный», который стоял в проеме вагона-теплушки, облокотившись на перекладину, наблюдал за движением на полустанке, вдруг громко крикнул:
- Патруль!
Солдаты, те, что находились внутри вагона, быстренько распределили между собой женщин. Сами уселись рядом на нарах. Моей сестре Кларе, довольно рослой девице, пришлось зарыться в солому, изображать длинную подушку. Мама набросала на нее какие-то тряпки.
В проеме теплушки появились военные с красными повязками на руках.
- Это что такое? – возмутился офицер. – Откуда здесь гражданские?
- Товарищ капитан, так это ж наши жены, - загалдели весело солдаты.
- Какие еще жены?
- Обыкновенные, полевые, товарищ капитан.
- Еще скажите, «трофейные», - в строгом голосе капитана чувствовалась нарочитость. Он догадывался, что женщины с детьми никакие это не жены. Но ему не хотелось портить веселого настроения солдат, возвращающихся с Восточного фронта после победы над Японией. – Документы есть?
- Какие документы, товарищ капитан? Не оформили еще.
- А чем докажете, что это жены? – смешинка появилась в голосе капитана.
- Всем сразу доказывать или можно по одному?
- Можно по одному, - согласился капитан.
- Василий, ну-ка покажи, на что ты способен.
Раздался общий смех. Мама, которая сидя прикрывала собой Клару, вдруг резко опрокинула меня навзничь, накрыла с головой серым суконным одеялом. Что делал Василий со своей «женой», я не видел. Разумеется, и понятия не имел о том, как можно без документов доказать, кто кому муж и кто кому жена. Мое представление о семейной жизни сводилось к единственно памятной картинке: мама в белой нижней рубашке сидит на расправленной кровати, папа на полу – босиком, в белых кальсонах с распущенными завязками, она пятками пинает его по голове, плачет, а у него на губах – смущенная улыбка. Потом он неохотно встает, надевает солдатские галифе, гимнастерку, шинель, пилотку и уходит. На войну. Добровольцем.
Вскоре состав тронулся, и мы благополучно добрались до какой-то узловой станции. Там нам не повезло. Патруль оказался несговорчивым. Всех женщин и детей высадили из вагонов. Эта охающая и плачущая толпа двинулась через рельсы на вокзал, который и без того уже был забит почти до отказа. Нечего было и думать о каких-то билетах на проходящие поезда.
Нет, я определенно разочаровался в железной дороге. Там, в Артемовске, когда только обсуждался вопрос о возможном отъезде, я грезил о некоей сказочной дороге. Широкой такой – шире главной Альховской улицы, на которой стоял наш домик о двух окнах. Дорога ровная-ровная, вся из железа - ни рытвин, ни ухаб, ни грязи. Красивые «эмки» бегают по ней с бешеной скоростью и весело сигналят. А оказалось…
В Черногорке, куда мы приехали на полуторке, я все допытывался у мамы: «Ну, где железная дорога, мам? Где?». И когда она, наконец, показала нам с Кларой на железнодорожные рельсы, мы были очень сильно разочарованы. Расстроились. Мы еще не догадывались, что более сильные потрясения нас еще только ждут. Пассажирские поезда либо не ходили вовсе, а там, где ходили, невозможно было достать билеты. На станциях и полустанках мы обычно сидели с сестрой где-нибудь в укромном уголке дощатых грязных вокзалах, караулили чемодан, а мама бегала, пыталась раздобыть что-нибудь съестное, узнавала, как и на чем можно будет ехать дальше. Ее хлопоты, помню, меня не трогали. Все мое внимание занимал портфель, настоящий, кожаный, который она купила у какой-то женщины за бесценок. Той очень нужны были деньги. А у нас они тогда еще были. И я не догадывался, что это были за деньги.
На той узловой станции мама нашла местечко около какого-то сарая. В закутке снег уже растаял на солнышке. И даже земля, на которую мы поставили свой большой чемодан, успела подсохнуть. А сама мама опять «растворилась» в толпе.
- И куда люди едут? – со вздохом сказала сестра, - Что им не сидится? Мы от тюрьмы бежим, а они-то куда?..
- От какой тюрьмы?
- Счастливый. Ничего ты не знаешь.
О какой тюрьме заикнулась сестра, я узнал через несколько дней, когда мы, наконец, приехали туда, куда намечала мама – к ее родной сестре. Я невольно подслушал разговор взрослых: мамы, тети Нюры и дяди Гриши. В тот раз, за те несколько минут беседы взрослых, открывшей мне горькую правду жизни, я повзрослел на несколько лет. Тогда же окончательно лопнула мечта о черном-черном море. Трещину она дала еще там, на узловой станции…
Из таежного Артемовска мы поехали, как я думал и наивно надеялся, в Сочи. Там маму ждал какой-то «заочник», бывший фронтовик, с которым она переписывалась в последние годы. Он ее никогда не видел. Она его тоже. Но он ее звал к себе. «Заочник» не скрывал, что он инвалид – потерял на войне ногу, а мама, - что у нее двое детей школьного возраста. Есть еще и сын, - учится на военного летчика. Но этот «прицеп» его не смущал. Мы с сестрой Кларой очень хотели в Сочи. Слышали, что там не бывает, как у нас, трескучих морозов. Еще там есть какое-то море черное. Черное-черное, совсем черное, но хорошее, в нем купаются даже дети. Но путь наш очень быстро прервался – в Минусинске. Остановились жить у каких-то маминых знакомых. Я спал на сундуке, Клара на полу, а мама не спала. По ночам она наклеивала мякишем хлебные карточки на газету. Потом эти газеты куда-то сдавала – отчитывалась. Она работала продавцом в хлебном магазине. В магазин приходили люди, подавали ей эти карточки, я это видел, и деньги. Она взвешивала на весах буханку, отрезала от нее какую-то часть и подавала покупателям хлеба столько, сколько им полагалось по карточкам.
Но я не знал, что маму обманывали все, кому не лень. Даже свои грузчики не церемонились. Они, перед тем как взвесить груз целиком, намачивали хлеб. Он становился тяжелым. Но потом он высыхал или вымерзал и становился легким. У мамы стала накапливаться недостача. Она плакала по ночам, понимая, что это может очень плохо для нее кончится, – могут посадить. И что будет тогда с детьми? И однажды у нее созрело решение – бежать. С последней выручкой мы и поехали куда-то, как потом оказалось, - к ее сестре, которая жила в деревне Пинигино, что в Кемеровской области. Там, надеялась она, ее не найдут. А ежели и найдут, так хоть дети не пропадут - Нюра их в беде не оставит.
…. Мы довольно долго ждали маму. Но вот она разгорячённая подбежала к нам, стала нас торопить:
- Быстро собирайтесь!
За ней следом подошел какой-то тщедушный мужичок, который тоже беспокойно суетился, оглядывался по сторонам. Он подхватил чемодан, и мы побежали за ним. Наш путь преграждали составы товарняка. Обходить их было – только терять время, ползали под вагонами. Наконец, подошли к пыхтящему паровозу, к ступенькам, по которым поднимаются машинисты и кочегары.
- Поднимайтесь, быстро, - скомандовал дяденька.
Здорово! Мне понравилось. Оказаться в настоящей кабине настоящего паровоза – не мог и мечтать. Первой полезла Клара, за ней я, крепко прижав к груди портфель. Мама хотела взять у дяденьки чемодан.
- Шевелись, быстро, - сказал он. – Я подам.
Когда мама стала подниматься, паровоз начал движение. Держась за поручни, она пыталась взять чемодан. Но дяденька махал ей рукой, дескать, не беспокойся, подаст его, шел следом за паровозом. Но вот паровоз набрал ход. Мужчина стал отставать от него. Мама растерянно смотрела то на нас, то на чемодан. Прыгать было поздно и бессмысленно. Она все поняла. Расчет у этого ушлого мужика был верный: эта баба никуда не денется – детей своих не бросит.
В чемодане, помимо ценных для нас вещей, находились те самые краденые деньги, та их большая, еще не потраченная часть.
Мы сидели прямо на углях в тендере. Мама плакала. Я стал догадываться, что без денег мы вряд ли доедем до Сочи и черного-черного моря.