Мансур
(...У каждого своя война)
История, рассказанная мне Мадиной.
Имена участников изменены.
Все события реальны.
Город не бомбили уже несколько суток. Тишина была гнетущей, тревожной. Мадина машинально двигалась по кухне, ставила чашки на стол. Газа не было давно, электричества тоже. Ахмед где-то раздобыл керосинку, на ней и готовили. На работу они не ходили уже несколько месяцев, но по привычке утром завтракали (если это можно так называть). Больница, в которой работали Мадина и Ахмед, была разрушена, многие коллеги уехали из города.
После окончания Мединститута в Махачкале Мадина и Ахмед, поженившись на последнем курсе, уехали по распределению в Грозный. Красивый, многонациональный, зеленый город был очень уютным. Часто ездили домой, к родным. Общительные и дружелюбные молодые врачи быстро влились в коллектив, работали увлеченно, с энтузиазмом и по окончании положенного срока решили остаться в Грозном работать, дальше жить. Родилась дочь, пошла в сад, потом в школу. Через руки Мадины и Ахмеда за 20 лет прошли тысячи пациентов, в городе их знали, любили и уважали. Казалось, так будет всегда, так и должно быть.
…Всё рухнуло почти в одночасье. Цветущий город превратился в руины. Миролюбивые люди часто наивны, не хотят верить в плохое, вот и Мадина думала, что это ненадолго, здравый смысл возьмет верх и всё образуется.
…Не образовалось, война затянулась, город разрушен, жизнь в нем замерла. Дочку пришлось отправить в Махачкалу к бабушке. Когда потом, много времени спустя, уже дома в Махачкале Мадина вспоминала то время, она холодела. Как мы это выдерживали?.. Неизвестно, что еще им пришлось бы пережить, если бы не Мансур…
…Был поздний хмурый вечер, тоскливый, как и многие предыдущие. Мадина, закутавшись в плед, забилась в угол дивана. К ней прижался большой белый пушистый кот, любимец всей семьи, особенно дочери. Люди уже давно ложились в одежде, глубокая осень - холодная. Так они сидели почти каждый вечер, Ахмед давно не курил (нечего), приемник то хрипит, то молчит, неизвестность хуже всего, единственное, что согревает душу - надежда. (Господи, на что?!)
В дверь осторожно постучали. Ахмед поднес руку с часами к глазам: «Уже поздно, кто это может быть? К нам давно уже никто не приходит!» Мадина, поискав у дивана тапки ногой, одетой в шерстяные джурапки, почти одновременно с мужем вышла в переднюю. На лестничной площадке, нерешительно переступая с ноги на ногу, стоял человек в камуфляже.
«Можно войти?» - голос показался Мадине знакомым.
Ахмед зажег спичку, и Мадина в коротком всполохе света узнала в молодом человеке Мансура. Он с семьей жил на соседней улице. Мадина часто навещала эту дружелюбную, гостеприимную, многочисленную семью, лечила и консультировала, была почти семейным врачом. Особенно ее любила старая бабушка Зария - сухонькая седая смешливая старушка. У нее всегда был припасен гостинец для «дохтура»: то яблоко, то шоколадка. Мадина никогда не отказывалась - по обычаю не принято обижать хозяев отказом. Бабушка усаживала Мадину рядом с собой и всегда находила, о чем поговорить с приветливой женщиной. Вспомнилось, как подростком Мансур катал маленькую дочь Мадины на велосипеде. Хотел с ветерком, не удержался и въехал в клумбу. Вот было смеху...
- Дада, -почтительно обратился Мансур к Ахмеду. - Я пришел за вами.
- Как за нами? Куда за нами? Что случилось? Почему ты в форме? Что вообще происходит? -Мадина почти кричала.
- Говори дальше, - глухо произнес Ахмед.
- Надо уходить… Сейчас…У вас полчаса…
- Я не пойду никуда! Здесь я прожила половину жизни! Это мой дом! Мой город! - у Мадины началась истерика, долго сдерживаемое напряжение вылилось слезами. Ахмед обнял жену за плечи.
- Дада, скажи ей, - умоляюще произнес Мансур. - Тетя Мадина, пожалуйста, надо уходить… Я встану на колени… надо уходить… Вы не знаете, что скоро здесь будет, а я знаю… пожалуйста…
- У нас мало времени, - тихо повторил он. - Вас довезут до Хасавюрта, там уже сами…
Мадина плакала, уткнувшись мужу в плечо. Они стали молча одеваться. «Теплый платок, сапоги, дутыш, документы, так, что еще?» - озиралась Мадина.
- Уходим, уходим … - торопил Мансур.
Они уже прошли два лестничных пролета, когда Мадина вскрикнула: «Барсик!» Ахмед, перепрыгивая через 2 ступеньки, помчался обратно. Мансур опустил голову, сжал перила, но молчал; долгих пять (или бог знает сколько) минут прошло, пока Ахмед появился в дверях с котом за пазухой: «Еле нашел. За диваном притих, хотя бы мяукнул».
Все трое бегом спустились по лестнице и выбежали на улицу. У подъезда стоял «газик», в глубине кто-то курил. Мансур сел впереди, Мадина с Ахмедом сзади, и они поехали по разбитой, с ухабами и колдобинами дороге. Ехали быстро, с северной границы города уже грохотало.
Наконец машина остановилась. Все вышли. Мансур указал направление: «Там Хасавюрт, скорым шагом вам идти минут 20 - 30, идите…»
Мадина протянула руку попрощаться. Мансур прижал ее маленькую ладошку к небритой щеке: «Прощайте…»
Кромешная тьма… блокпост… пустынная дорога… дальше была Родина.
Прошло много времени, когда Мадина рассказала мне эту историю. В глазах ее застыла боль, сердцем она была далеко…
Август 2003 г., г. Махачкала
Что такое Родина? Это то место, где мы рождаемся! Мадина родилась высоко в горах Дагестана, так высоко, где орлы вьют гнезда, её купали в воде из горных рек, с её косами играл горный ветер. Или Родина там, где проходит сознательная жизнь! А может быть, у человека две Родины? И обе любимые, как две половинки сердца!
Родственники и друзья помогали как могли и с работой, и с жильем. Окружили Мадину и Ахмеда вниманием и заботой.
Ахмед и Мадина работали, дочь училась в институте.
Кто-то мудрый сказал, что время не лечит, оно разрушает и создает иллюзию покоя.
Несколько раз я встречалась с Мадиной, наблюдала за переменой в ней. Она стала спокойнее, но это было безрадостное спокойствие, так бывает, когда мы насильно убеждаем себя в верности выбора, а сердцем хотим чего-то другого и знаем, чего…
Я просила у Мадины разрешения написать о ней. А когда написала, показала ей рукопись до того, как отнести в редакцию. Мадина плакала тихо, горестно. Потом утерла слезы и, опустив на колени руку с моими листочками, сказала: «Печатай, все так и было…»
А я все откладывала и откладывала рукопись, перечитывала, думала. Было ощущение чего-то недосказанного, незавершенного. Я, взрослый человек, понимала, что мне очень хочется сказки, доброй-доброй сказки с хорошим концом, что бы все были счастливы…
Так прошло еще несколько лет. Время от времени мы с Мадиной виделись, она сдержанно рассказывала о себе, о жизни на новом месте.
Ахмед и Мадина, словно сговорились, не вспоминали дома о пережитом, но Мадина видела, как напряженно муж ловит каждое слово из сводок о войне, как светлеет его лицо, когда показывают восстановленные дома и улицы Грозного. Как-то она зашла в комнату и увидела мужа и дочь перед включенным телевизором; девушка повернула к матери заплаканное лицо: « Мама, наша улица… смотри… там всё новое…»
…Как-то на рассвете, в предутренние часы, когда сон зыбкий, почти прозрачный, и краешком сознания ты уже просыпаешься, Мадине снилась ее больница, еще не разрушенная бомбами, ординаторская, звонок телефона – ее зовут к больному, она торопливо берет фонендоскоп и… просыпается. Телефон звонит наяву, осторожно, переливчато. В окне – первые блики солнца. Ахмед берет трубку: «Алло, да, я слушаю… да, помню, конечно, - долгая пауза. – Хорошо, я подумаю».
Мадина напряжено ждала, Ахмед молчал, уставившись в одну точку.
Мадина осторожно спросила: «Это из Грозного?»
Ахмед посмотрел на нее отрешенным взглядом: «Нас зовут обратно. Больницу восстановили. Звонил новый главврач. Помнишь, он раньше заведовал отделением?»
- Да помню. А что ты ответил?
- Я сказал - подумаю.
- А, ну да, конечно…
Мадина и Ахмед посмотрели друг на друга и расхохотались.
Оставим здесь наших героев. Вернутся они в Грозный или нет, я не знаю. Наверное, вернутся, ведь половину жизни из сердца не вырвешь, невозможно забыть хорошее, светлое, счастливое время – бабушку Зарию, соседей, коллег, друзей. И пусть теперь много будет по-другому, но это всё равно возвращение к жизни, пусть трудное, но возрождение. Говорят, нельзя дважды войти в одну воду. Но можно войти в другую, новую воду, и снова жить, строить, лечить, любить. И беречь эту новую жизнь…
Как нам уберечь эту жизнь, давайте подумаем вместе…
Январь 2007 г.,
г. Махачкала
Сейчас сентябрь. Я пишу новую страничку моей новеллы. Жизнь повернулась ко мне стороной, о которой я даже не подозревала; воистину, пути Всевышнего неисповедимы. Наверное, Он, Седой и Мудрый, водрузив очки, внимательно читал оттуда, сверху всё, что я писала до сих пор, и решил отправить меня туда, куда я никогда не собиралась, о чем знала только из рассказов Мадины и телевизионных хроник. Решение Господа явилось мне в виде приглашения работать в одной из больниц Грозного.
Сказать, что я колебалась – ничего не сказать. Сколько мыслей роилось в моей голове! Все мои попытки осторожно посоветоваться сводились к одному: «Ты ненормальная! У тебя стабильная жизнь, хорошая работа, тебе это мешает?» Но меня преследовало ощущение, что всё не случайно… Может быть, мне нужно самой почувствовать что-то такое, о чем писала с чужих слов и чувств. Зачем? Не знаю…
Я приехала в Грозный поздним вечером. Впечатление было ошеломляющим. Город, расцвеченный мириадами огней, сверкающий витринами, меньше всего походил на послевоенный. Он показался мне яркой сказкой.
Ночью я долго стояла у раскрытого окна, слушала тишину; длинные тонкие цепочки фонарей убегают так далеко, куда хватает взгляда. «Мерцающая тишина», - подумала я. А ведь здесь была ВОЙНА. Я пыталась представить темный, глухой город, застывший в напряжении. И не могла. В мое сознание ворвался сверкающий, шумный, живой город.
…Утро заглянуло ко мне ярким солнцем, мои окна выходят на восток. Я выглянула во двор и увидела… разноцветные дома, да-да, цветные: розовые, изумрудные, кремовые. Между ними - зеленые газоны, белоснежные скамейки. В солнечных лучах сверкал фонтан с бирюзовым земным шаром на высокой стеле, увенчанный величественным орлом; чуть дальше - мечеть с изящными минаретами. «Красивая восточная сказка!» - восхищенно подумала я. «И это здесь была война?!». Мой взгляд эйфорично скользил дальше, между домами, и… вдруг я споткнулась, у меня возникло четкое ощущение, будто я споткнулась взглядом, мыслью - я увидела дом; точнее, то, что от него осталось - пустые глазницы окон, черные стены, разрушенные пролеты. Мажорная музыка сменилась раскатами взрывов…
Потом, проезжая по городу, я видела еще несколько таких домов. Наверное, их сохраняют, как напоминание о войне. Но ведь память хранится в сердце, оно помнит всё: боль, страх, ужас войны.
Позже, когда я просматривала фотохронику войны, мне пришло в голову, что все разрушенные города похожи - Сталинград, Берлин, Грозный…
Война всегда одинакова. Она безжалостна.
Я приехала в восстановленный город, мне нравится здесь всё - красивые чистые улицы, новостройки, сверкающие хрустальными брызгами фонтаны, столики под веселыми зонтиками уличных кафе, широкие проспекты, по которым легко, словно на крыльях, пролетают машины. На улицах нет суеты.
Но больше всего мне понравились люди. Я ожидала увидеть уставших, больных людей, а встретила открытые лица, распахнутые глаза, людей доброжелательных и гостеприимных. Дома меня опекают соседи, на работе - коллеги, я просто заласкана их теплотой и вниманием. Когда звонят из дома и тревожно спрашивают: «Ну, как ты там?» - я отвечаю совершенно честно: «Замечательно!» И это не преувеличение.
Я окунулась в другую, новую для меня жизнь. Хотя почему другую? Здесь, как и в моем городе, утром люди спешат на работу, дети стайками бегут в школу; забавно слышать в маршрутке, как детский голосок просит: «Сациела, школа». Люди добры и внимательны друг к другу. Не думаю, что до войны они были другими, но сейчас они особенно трепетно и бережно относятся друг к другу, это очень заметно. Война своими жестокими методами расставляет акценты, шлифует главные ценности, отбрасывает ненужное. Конечно, что-то меняется в людях, переживших войну, но что они светлеют душой - это я теперь знаю точно. Я не чувствую себя здесь чужой или одинокой.
Мне рассказывали, как восстанавливали разрушенную больницу, в которой я сейчас работаю. Как её главный врач и несколько сотрудниц каждый день голыми руками расчищали завалы, носили кирпичи, замешивали цемент, работали и на рассвете, и глубокой ночью. Я вспоминала Мадинины рассказы, я своими глазами видела следы войны; можно только представить размеры катастрофы, той беды, что обрушилась на этот народ. За что? Зачем?
Я далека от политики. Мне никогда не понять, как можно послать людей на смерть. В моём человеческом сознании нет места объяснениям и оправданиям войн. Несмотря ни на что, этот народ выстоял, возвращается к жизни.
Когда дорога сворачивает с основной трассы к моему дому, я вижу портрет президента; мягкая, загадочная восточная улыбка и внимательный прищур умных глаз. Молодой, красивый, так рано повзрослевший человек…
Представляю, как болит его сердце за свою родину… Я вижу, какие усилия прилагает он для стабилизации жизни в республике. Спокойствие на улицах (всюду патрули - рослые крепкие ребята в беретах - «президентская рать»), отремонтированные дороги, функционирующие единицы мегаполиса, транспорт, свет, вода, газ - то, что является нормой обычной жизни – это его заслуга.
Как-то, прогуливаясь по городу, я остановилась перед памятником Ахмаду Кадырову. Монументальная фигура. В руке четки. Миротворец. Гуманист. Конечно же, его мудрость и любовь к своему народу передались сыну. Бог ему в помощь! Как много тебе ещё сделать, Рамзан! Сил тебе! Мудрости! Жизни тебе, Чечня!!!
Октябрь 2007 г.,
г. Грозный